В 1988 году исследователю, пишущему эти строки, удалось побеседовать с Ритой Мей Двайер Лониган и узнать от нее некоторые подробности драматических событий, ставших причиной исключения Дейрдре из пансиона.
Она рассказала, что «таинственный друг» встретился с Дейрдре в монастырском саду. Было уже поздно, высоко в небе светила луна, незнакомец говорил тихо, но Рита Мей отчетливо слышала, как он назвал подругу «моя любимая». До тех пор ей доводилось слышать такие слова только в кино.
Как оказалось, монахини следили за этой встречей сквозь щели в ставнях монастырской кухни. В ответ на их обвинение в том, что Дейрдре посмела привести мужчину на территорию школы, та не ответила ни слова – только плакала и горько всхлипывала. Впоследствии одна из монахинь, докладывая о возмутительном происшествии воспитателям школы, гневно заявила, что ночного гостя «никак нельзя было назвать мальчиком – это был вполне взрослый мужчина».
Обвинения в адрес Дейрдре я бы назвал чересчур тяжелыми, незаслуженно жестокими: «Эта девочка насквозь лжива, она вела себя развратно, позволяя мужчине непристойные ласки, ее невинность не более чем пустая видимость…»
Сомнений в том, что таинственным посетителем в ту ночь был Лэшер, нет и быть не может: «Темные волосы, карие глаза, очень элегантный старомодный костюм…» – так в один голос описывают его монахини и миссис Лониган.
Что поразительно, так это тот факт, что Рита Мей Лониган – если, конечно, она не преувеличивает – слышала его голос.
Удивительно также, что Дейрдре взяла с собой в пансион фамильный изумруд и даже показывала Рите Мей выгравированную на обратной его стороне надпись: «Лэшер». Если верить миссис Лониган, Дейрдре практически ничего не знала ни о своей матери, ни о бабке, ни тем более об обстоятельствах смерти обеих. Знала лишь, что получила изумруд в наследство от них.
В 1956 году в семье только и говорили, что о крайне подавленном состоянии Дейрдре в связи с ее исключением из пансиона Святой Розы. Девушка – а она стояла уже на пороге своего семнадцатилетия – была настолько потрясена, что пришлось даже поместить ее на полтора месяца в лечебницу Святой Анны. Нам не удалось получить выписки из истории болезни или какие-либо иные документальные свидетельства о ее пребывании в лечебнице, однако, по словам сестер милосердия, Дейрдре умоляла, чтобы ей назначили шоковую терапию, и такая процедура была проведена дважды.
Исходя из того, что нам известно о методах лечения того времени, можно с уверенностью утверждать, что риск был достаточно велик, ибо сила тока в электрошоковом приборе тех лет значительно превышала норму, допустимую в наши дни. Подобное лечение грозило потерей памяти, длившейся иногда несколько часов, а иногда и несколько дней.
Положенный курс лечения, однако, не был завершен, хотя причину его прерывания нам выяснить так и не удалось. В беседах с Беатрис Кортланд решительно выступал против применения шоковой терапии, считая ее чрезмерно тяжелым испытанием для столь юного существа, как Дейрдре.
– Но что же все-таки происходит с этой девочкой? – спросила однажды Джулиетт у Беатрис, но та лишь пожала плечами:
– Никто этого не знает, дорогая. Никто не знает…
Карлотта привезла Дейрдре домой. Но и через месяц после возвращения бедняжка продолжала слабеть и чахнуть.
Неутомимые и настойчивые поиски новой информации, предпринятые нашими агентами, позволили выяснить, что в саду рядом с Дейрдре часто видели темную, призрачную фигуру какого-то человека. Разносчик из бакалейной лавки, доставивший в особняк заказанные продукты, «перепугался до смерти», увидев «эту девицу с безумными глазами и странного человека» в бамбуковых зарослях возле старого бассейна.
Старая дева, живущая на Притания-стрит, видела «парочку» в часовне, «когда уже совсем стемнело».
– На следующее утро я специально задержалась возле решетки сада и обо всем рассказала мисс Белл. Не думаю, что такое поведение можно назвать благопристойным: ведь все это происходило поздним вечером. Я пошла в часовню, чтобы по обыкновению поставить свечу и помолиться, и не сразу заметила их на задней скамье – ее и мужчину, совсем близко. Я даже немного испугалась. А потом девушка вдруг вскочила и выбежала на улицу. Только там, при свете фонаря, я отчетливо смогла разглядеть ее. Это была Дейрдре Мэйфейр! Куда делся молодой человек, не знаю.
Аналогичные истории рассказывали и другие свидетели событий тех лет. Все они видели приблизительно одно и то же: Дейрдре рядом с таинственным незнакомцем. Как правило, при появлении посторонних молодые люди либо смущенно отодвигались друг от друга, либо застывали на месте, с тревогой глядя на непрошеного соглядатая. В наших архивах имеется пятнадцать таких записей.
Слухи о странном мужчине достигли и ушей Беатрис.
– Я не знаю, присматривает ли за ней кто-нибудь, – сетовала она в разговоре с Джулиетт. – А ведь девочка так… так развита физически…
Джулиетт вместе с Беатрис отправились на Первую улицу.
– Дейрдре гуляла в саду, – рассказывала потом Джулиетт. – Беатрис подошла поближе к решетке и окликнула ее. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем до девушки дошло, кто перед ней. Наконец она принесла ключ от ворот. Естественно, разговаривала с ней Беа. Но девочка действительно была потрясающе хороша. И в немалой степени в этом играла роль необычность самой ее натуры. Она казалась немного диковатой и недоверчивой по отношению к людям, и в то же время чувствовалось, что ей интересно все, что происходит вокруг. А когда я подарила малышке свою камею, которая ей очень понравилась, восторг был поистине детским. Стыдно сказать, но Дейрдре гуляла в саду босиком и в грязном платье из какой-то хлопчатобумажной ткани.
С наступлением осени все чаще стали приходить сообщения о ссорах и скандалах в особняке. Дважды соседям даже пришлось вызывать полицию. О первом из таких случаев, произошедшем в сентябре, во всех подробностях рассказал мне спустя два года полицейский офицер:
– Мне очень не хотелось туда идти. Знаете, эти семьи, живущие в Садовом квартале… В общем, не люблю я иметь с ними дело. И женщина, которая встретила нас у дверей, лишний раз доказала, что не зря. Это была Карлотта Мэйфейр, или, как все зовут ее, мисс Карл, – та, которая работает в судейской конторе.
«Кто вас сюда звал? – спросила она. – Кто вы и что вам здесь нужно? Предъявите свой значок. И если вы еще хоть раз посмеете здесь появиться, я пожалуюсь судье Бирнсу».
В конце концов моему напарнику удалось вставить слово и объяснить, что соседи слышали крики, что кричала молодая леди и что мы всего лишь хотим поговорить с ней и убедиться, что все в порядке. Я думал, она убьет его прямо там, на месте. Но нет. Она ушла и вернулась с молоденькой девушкой, с той, о которой нам говорили, с Дейрдре Мэйфейр. Бедняжка была вся в слезах и тряслась с головы до ног.
«Заставьте ее вернуть мамины вещи! – кричала она, обращаясь к Си Джею, моему напарнику. – Она отобрала у меня мамины вещи!»
Мисс Карл заявила, что она сыта нами по горло, что наше «вторжение» неуместно, поскольку это всего лишь семейная ссора и полиции там делать совершенно нечего. А если мы немедленно не покинем ее дом, добавила эта леди, то она позвонит судье Бирнсу. А тем временем девушка, Дейрдре, выскочила из дома и помчалась к нашей машине, крича, чтобы мы поскорее увезли ее с собой.
И тогда с мисс Карл произошла какая-то странная перемена. Она посмотрела на девушку, стоявшую у края тротуара, возле полицейской машины, и вдруг заплакала. Она попыталась скрыть слезы, достала носовой платок и прикрыла им лицо. Но я точно видел, что она плакала. Похоже, девчонка довела ее до ручки.
Си Джей спросил у мисс Карл, как нам поступить в этой ситуации. А она прошла мимо него, как мимо пустого места, и направилась прямо к полицейской машине, возле которой все еще стояла девушка, положила той руку на плечо и сказала: «Дейрдре, ты что, хочешь обратно в лечебницу? Пожалуйста, успокойся. Пожалуйста». А потом вдруг разрыдалась и больше не могла произнести ни слова. А та сначала уставилась на нее безумным взглядом, а потом тоже принялась всхлипывать. Тогда мисс Карл обняла ее и увела в дом.
