В воздухе витал потрясающий аромат. Элли всегда жаловалась, что в Калифорнии цветы не имеют запаха. А здесь, в небольших залах, все было буквально пропитано им – словно смесью самых изысканных духов. Да, теперь Роуан поняла, что имела в виду Элли. Здесь все было настоящим: и тепло, и влажность, и краски; здесь все становилось видимым и почти осязаемым.

Но на Роуан вдруг снова накатил приступ дурноты, а душный, густо насыщенный запахами воздух еще больше усиливал неприятные ощущения. Толпа практически скрыла от нее стоящий в отдалении гроб. Ей вновь почему-то вспомнился высокий и мрачный особняк, стоящий «на самой окраине набережной в центральной части города», – именно так описал его служащий в отеле. Это, должно быть, именно тот дом, который по-прежнему снился Майклу. Если, конечно, их здесь не тысячи – с одинаковыми чугунными, украшенными розами оградами и зарослями бугенвиллей, скрывающими об ветшавшие, блекло-серые стены. Господи, как же он красив, этот старый особняк!

«Дом моей матери? Мой дом? Ну где же Майкл?»

Внезапно толпа расступилась, и Роуан вновь увидела длинную стенку гроба. Ей показалось, или на фоне шелка перед глазами действительно на миг мелькнул профиль женщины, покоящейся внутри? Элли хоронили в закрытом гробу. А погребение Грэма свершилось вообще без официальной церемонии. Его друзья просто собрались в одном из баров.

«Сейчас ты подойдешь к возвышению и поднимешься по ступеням к гробу, – мысленно приказывала себе Роуан. – Ты обязана это сделать. Разве не затем ты приехала сюда? Разве не ради того, чтобы бросить прощальный взгляд на свою мать, ты нарушила данное Элли обещание?… Неужели я не сплю? Неужели наяву вижу эту девочку в перетянутом по талии пояском платьице и белых чулочках, обнимающую за плечи пожилую женщину?»

Ах, ну почему здесь нет Майкла? Это его мир. Если бы он был сейчас здесь и мог снять перчатку и прикоснуться к руке мертвой женщины… Но что бы он увидел? Владельца похоронной конторы, впрыскивающего бальзамирующий раствор в вены покойницы? Или кровь, стекающую по специальному желобу под белым столом для бальзамирования? Дейрдре… Имя, написанное серебром на ленте, украшающей ближайший к Роуан венок из хризантем. Дейрдре – на ленте, повязанной на венке из роз, стоящем напротив…

«Ну же. Чего ты ждешь? – Роуан не могла заставить себя сдвинуться с места. – Давай же, иди».

Она попятилась к двери и прислонилась к косяку.

Трое маленьких ребятишек подбежали к пожилой светловолосой женщине, и та, раскинув руки, обняла их всех разом. Малыши по очереди целовали ее в трясущиеся щеки, а женщина в ответ лишь молча кивала головой.

«Интересно, они тоже мои родственники?» – подумала Роуан.

И вновь перед ее мысленным взором возник старый особняк – туманный, лишенный деталей образ, мрачный, почти фантастический. Она поняла, почему Майкл так любил этот дом, почему ему нравился квартал, где тот стоял. Но Майкл даже не подозревает, что этот дом принадлежал ее матери. Он не знает, что происходит. Майкл исчез. Возможно, он никогда больше не появится в ее жизни, и останется только воспоминание о проведенном вместе уик-энде и это непреходящее чувство…

«Мне необходимо вернуться домой… Дело не в видениях… Просто я не могу здесь больше оставаться… Я понял это в тот день, когда оказался в океане…»

Дверь за спиной Роуан распахнулась, и она молча отступила в сторону, пропуская входившую в зал пару. Мужчина в помятом белом костюме, слегка склонив толстую шею, что-то тихо говорил своей спутнице – статной женщине в безукоризненно сшитом спортивного покроя платье с отрезной талией; ее седые, отливающие металлом волосы были туго скручены в узел на затылке.

– Беатрис! – послышалось чье-то приветствие. Совсем еще молодой человек устремился им навстречу и расцеловался с женщиной.

– Я так рада видеть тебя, дорогая, – прозвучал другой голос, женский. – Нет, ее еще никто не видел, но она должна приехать с минуты на минуту.

Их манера говорить походила на ту, что была свойственна Майклу, и одновременно разительно от нее отличалась. Двое мужчин с бокалами в руках, шепотом о чем-то беседуя, прошли между Роуан и недавно прибывшей парой и затерялись в толпе, заполнявшей второй зал. Входная дверь вновь открылась – с улицы пахнуло жаром и донесся шум уличного движения.

Роуан отошла в дальний угол. Оттуда ей наконец стал виден весь гроб. Половина крышки была опущена, скрывая под собой ноги и нижнюю часть туловища покойницы, и Роуан это показалось нелепым, хотя она и не смогла бы объяснить почему. На пышной шелковой подушке чуть выше головы лежал крест. Самой головы видно не было – только легкая тень на фоне сияющего шелка.

«Ну же, иди, – подбадривала себя Роуан. – Неужели подняться на это возвышение для тебя страшнее, чем войти в операционную? Подойди к гробу. Да, ты окажешься у всех на виду. Ну и что? Они же не знают, кто ты».

Однако тело вновь словно свело судорогой, и она не могла сделать ни шагу.

Как будто издалека до нее донесся чей-то голос. Она понимала, что он обращен именно к ней, что следует повернуть голову и ответить, и тем не менее продолжала молча стоять в той же позе. Девчушка с бантом удивленно смотрела в ее сторону, недоумевая, почему эта женщина так странно себя ведет.

– …Джерри Лониган. К вашим услугам. А вы доктор Мэйфейр, если не ошибаюсь?

Роуан тупо взглянула на говорящего. Полный мужчина с тяжелой нижней челюстью и ярко-синими с зеленоватым отливом глазами… Нет, глаза скорее напоминали шарики из синего мрамора – совершенно круглые и очень синие.

– Вы доктор Мэйфейр?

Она бросила взгляд на его протянутую руку. Крупная, тяжелая, как звериная лапа. Роуан понимала, что достаточно просто коснуться, пожать ее, но напряжение во всем теле достигло такой силы, что она не смогла сделать даже это. Ей казалось, что застыли даже глаза. Господи, да что с ней такое? Откуда эта тревога? Почему тело отказывается подчиняться разуму? Ведь ради этой минуты она преодолела две тысячи миль.

– Я хочу… – Не в состоянии выдавить из себя еще хоть слово, она лишь качнула головой в сторону гроба.

Мужчина обнял ее за плечи и слегка подтолкнул вперед:

– Вы хотите видеть ее, доктор Мэйфейр?

«Видеть ее… Говорить с ней… Узнать ее получше и полюбить… Быть любимой ею…»

Роуан сознавала, что похожа сейчас на ледяную статую с широко раскрытыми глазами.

Она взглянула в маленькие синие глазки и молча кивнула. И вдруг наступила полная тишина, как будто кто-то нажал на кнопку и выключил звук. Неужели она мыслила вслух? Нет, она не произнесла ни слова. Мужчина повел ее к гробу, и все взгляды разом обратились в их сторону, ведь до того никто из собравшихся не знал ее в лицо. Под приглушенный шепот, передававший новость из уст в уста, они пересекли первый зал – Роуан лишь на долю секунды задержалась возле рыжеволосой девочки – и подошли к входу во второй. На самом пороге Роуан невольно застыла как вкопанная. Ее провожатый – мистер Лониган – тоже остановился.

В зале перед ними словно вдруг стало темнее. Голосов не было слышно, никто не двигался. Даже детишки прекратили свои игры.

– Не хотите ли присесть, доктор Мэйфейр? – участливо спросил мистер Лониган.

Роуан продолжала стоять, уставившись в ковер. От гроба ее отделяли теперь метров шесть.

«Только не смотри туда, – говорила она себе. – Только не смотри, пока не подойдешь и не поднимешься на возвышение. Не следует пытаться издали увидеть самое ужасное».

Но что значит «ужасное»? Что может быть страшнее стола для вскрытия трупов? Только то, что в гробу лежит… ее мать!

Женщина, сидевшая рядом с рыжеволосой девочкой, встала и положила руку на плечо малышки:

– Вы Роуан? Меня зовут Алисия Мэйфейр. Я приходилась Дейрдре четвероюродной племянницей. А это Мона, моя дочь.

– А я Пирс Мэйфейр, – представился симпатичный молодой человек, стоявший справа от Роуан, и протянул ей руку. – Правнук Кортланда.

– Дорогая, меня зовут Беатрис, я твоя кузина. – Роуан окутало ароматом духов. Та самая женщина, с седыми волосами, слегка коснулась ее мягкой щекой. Огромные серые глаза.