(Хочется здесь добавить, что последнее высказывание принадлежит врачу-онкологу, а те из докторов, кто использует безоперационные методы лечения, зачастую пренебрежительно отзываются о хирургах любого профиля, называя их мясниками и награждая весьма нелестными эпитетами. Хирурги, однако, в долгу не остаются и заявляют, что вся терапия не более чем подготовка пациента к попаданию на операционный стол.)

Вскоре после прихода Роуан в клинику в качестве интерна (на третьем курсе медицинского факультета) рассказов о ее поистине чудесных целительных и диагностических способностях появилось столько, что нашим агентам приходилось записывать их выборочно.

Таким образом, после Маргариты Мэйфейр, жившей в начале девятнадцатого столетия в Ривербенде, Роуан первой из Мэйфейрских ведьм была наделена даром целительства.

Практически у каждой медсестры имелась наготове своя «фантастическая» история. Роуан могла поставить любой диагноз. Роуан всегда знает, что нужно делать. Роуан оперировала и сшивала даже таких пациентов, кому давно уже следовало бы лежать в морге.

– Она умеет останавливать кровотечение. Я собственными глазами видела, как она взяла мальчика за голову, пристально посмотрела на его нос и шепотом приказала: «Стоп!» И, представьте себе, кровь мгновенно перестала течь.

Более скептически настроенные коллеги-доктора – как женщины, так и мужчины – склонны объяснять успехи Роуан «силой внушения».

– Знаете, это нечто вроде колдовства, вуду. Она просто говорит пациенту: «А теперь мы заставим кровь остановиться». И конечно, так и происходит, потому что все дело в гипнозе.

Пожилые негритянки, работающие в клинике, уверены, что Роуан обладает «силой», и часто в открытую обращаются к ней с просьбой «наложить руки» на больное место. Они буквально молятся на Роуан.

– Ей достаточно посмотреть вам в глаза и спросить, где именно болит, а потом несколько раз провести по этому месту пальцами – и все, боли как не бывало!

Все свидетельства безоговорочно сходятся в одном: Роуан наслаждалась работой в клинике и выбор между научными исследованиями в лаборатории и практической медициной, позволяющей воочию наблюдать, как возвращается к жизни безнадежный, казалось бы, пациент, был для нее мучительным.

– Больно было видеть, как прощается со своим призванием прирожденный ученый, – печально рассказывал один из университетских преподавателей Роуан. – Мы понимали, что теряем ее. Как только Роуан переступила порог операционной, участь ее была решена. Что бы там ни говорили о чрезмерной эмоциональности женщин, которая не позволяет им успешно справляться с операциями на открытом мозге, к Роуан это ни в коей мере не относится. Из всех, кто работает в области нейрохирургии, у нее самые холодные руки.

(Обратите внимание на парадоксальный факт: одни говорят о тепле, исходящем от рук Роуан, другие – об их холодности.)

Некоторые свидетельства говорят о том, что выбор между наукой и практикой дался Роуан, конечно, нелегко, но и не принес чрезмерных страданий. В течение осени 1983 года она много времени проводила с доктором Карлом Лемле из Института Кеплингера в Сан-Франциско, занимавшимся проблемами лечения болезни Паркинсона.

По университетской клинике поползли слухи о том, что доктор Лемле настойчиво уговаривает Роуан перейти к нему, соблазняя ее высокой зарплатой и идеальными условиями для работы. Однако Роуан отвергла предложение, объяснив свой отказ нежеланием уходить из отделения экстренной помощи, из операционной и от своих пациентов.

Во время рождественских каникул 1983 года между Роуан и доктором Лемле произошла крупная ссора, после которой она перестала даже отвечать на его звонки. Так, по крайней мере, говорил коллегам сам Карл Лемле.

К сожалению, нам не удалось выяснить, что случилось на самом деле. Достоверно, однако, известно, что весной 1984 года они встретились за ленчем и вновь ожесточенно спорили о чем-то. Через неделю после этой встречи доктор Лемле перенес легкий паралич и попал в частную клинику при Институте Кеплингера. За первым приступом последовал второй, затем еще один, и через месяц Лемле скончался.

Кое-кто из коллег осуждал Роуан за категорический отказ навестить Лемле в клинике. Ассистент Лемле, впоследствии занявший его место в Институте Кеплингера, в разговоре с нашим агентом недвусмысленно заявил, что Роуан Мэйфейр просто завидовала успехам его босса. Нам, однако, это кажется мало похожим на правду.

Насколько нам известно, никто не заподозрил какую-либо связь между смертью Лемле и его ссорой с Роуан. Для нас наличие такой связи совершенно очевидно.

Что бы ни произошло между Роуан и ее наставником, – а именно так она часто называла Карла Лемле до момента их загадочной ссоры, – но уже в начале 1984 года она окончательно сделала свой выбор: нейрохирургия. Завершив в 198 5 году общий курс обучения, Роуан получила право самостоятельно оперировать, и зачастую ей доверяли делать весьма сложные операции на открытом мозге, хотя формально она числилась всего лишь интерном. В то время, когда пишутся эти строки, Роуан предстоит получить диплом, и, скорее всего, вскоре она станет штатным нейрохирургом университетской клиники, ибо отзывы коллег о ее работе носят исключительно восторженный характер.

В нашем архиве хранится великое множество свидетельств о том, как Роуан спасала жизни тех, кто попадал к ней на операционный стол, о том, что ей достаточно взглянуть на человека, поступившего в отделение экстренной помощи, чтобы безошибочно определить его шансы на выживание, о том, как искусно умеет она сшивать мельчайшие фрагменты поврежденной мозговой ткани… Пулевые ранения, удары топором, падение с большой высоты, страшные автокатастрофы и тому подобные происшествия, которые, к сожалению, случаются ежедневно, укладывали на операционный стол Роуан все новых и новых пациентов. Ее работоспособность тоже стала одной из легенд университетской клиники. Никто, кроме Роуан Мэйфейр, не мог по десять часов кряду стоять со скальпелем в руках и при этом не только не упасть в обморок, но и находить в себе силы подбадривать и приводить в чувство растерянных и испуганных интернов, а после окончания операционного дня еще и обойти все палаты интенсивной терапии, чтобы дать медсестрам строжайшие указания относительно ухода за каждым пациентом и необходимых ему процедур. Никто, кроме Роуан Мэйфейр, не умел с такой яростью и столь убедительно отстаивать свое мнение и давать отпор коллегам и руководству клиники в ответ на их обвинения в том, что иногда, принимая то или иное решение, она чрезмерно рискует.

Несмотря на несомненные успехи Роуан у операционного стола, в клинике ее искренне любят и знают, что на нее всегда можно положиться. Особенной любовью и уважением пользуется она у медсестер. Их преданность Роуан и готовность ради нее работать без устали настолько поразительны, что этот факт, вероятно, требует некоторых пояснений.

Дело в том, что Роуан всегда стремится установить как можно более тесный контакт со средним медперсоналом – в подавляющем большинстве это женщины, хотя в клинике работают и несколько медбратьев. Она неизменно интересуется их личными проблемами и всегда готова в случае необходимости прийти на помощь. Хотя никто из медсестер не сообщал о каких-либо проявлениях телепатического дара Роуан, все в один голос говорят о том, что доктор Мэйфейр всегда знает о их плохом самочувствии или семейных трудностях и находит слова утешения и сострадания для каждой из них. Требовательность и строгость Роуан давно уже стали в клинике притчей во языцех, однако она никогда не забывает поблагодарить за самоотверженность в выхаживании послеоперационных пациентов.

Взаимоотношения Роуан с медперсоналом в операционной удивляют многих: она находит общий язык даже с теми, чей неуживчивый и крутой характер доставляет массу неприятностей другим хирургам, особенно если эти хирурги – женщины. Их почему-то медсестры недолюбливают особенно и в беседах между собой награждают массой нелестных эпитетов. Но когда речь заходит о докторе Мэйфейр, те же самые медсестры называют ее не иначе как святой: «Она никогда голоса не повысит»; «Она строга, но справедлива»; «Ассистировать ей одно удовольствие. Она лучше всех. Мне нравится наблюдать, как она оперирует. Ее работа это настоящее искусство»; «Копаться в моих мозгах я не доверила бы никому, кроме доктора Мэйфейр»…