Гандер позвонил следующим вечером:
– Вы совершенно правы.
– В чем? – не понял я.
– Она понятия не имеет, что способна на такое. Не знает, что Карен мертва. Она сказала, что мисс Гарфилд живет где-то на Джексон-стрит в Сан-Франциско, и посоветовала обратиться за более точными сведениями к бывшей секретарше Грэма. Эрон, она ни о чем даже не подозревает!
– Как она с вами разговаривала?
– Чуть раздраженно, но вежливо. Голос у нее усталый, но очень приятный. Исключительно красивый голос. Я набрался наглости и спросил, не виделась ли она с Карен. Доктор Мэйфейр ответила, что едва знакома с мисс Гарфилд, что та была подругой отца. По-моему, она была вполне искренна.
– Возможно. Но что касается отчима и той девочки на школьном дворе… Она не может не знать. Как и о насильнике.
– Согласен, Эрон. А если допустить, что это происходило против ее воли? Вспомните! Она была едва ли не в истерике, когда умерла девчушка, а попытка изнасилования привела ее в шоковое состояние. Что же до отчима, то, когда прибыла «скорая», мисс Мэйфейр делала все возможное, чтобы реанимировать его. Нет, либо она не понимает, что происходит, либо не может себя контролировать в таких ситуациях и это пугает ее до полусмерти.
Я дал Гандеру новое задание: покопаться поглубже в связях Роуан с мужчинами и выяснить, не было ли подозрительных с нашей точки зрения смертей среди ее бывших любовников в Сан-Франциско или округе Марин.
– Загляните в те бары, – посоветовал я Оуэну, – где Роуан бывала чаще всего. Попробуйте отыскать кого-нибудь из ее прежних дружков и как бы между прочим заведите разговор о том, что вы ищете Роуан Мэйфейр, поинтересуйтесь, видел ли ее кто-нибудь в последнее время. Копайте, Оуэн, копайте, но только не будьте слишком назойливы.
Гандер позвонил через четыре дня. Среди тех мужчин, сказал он, кто так или иначе мог быть знаком с Роуан, никаких подозрительных смертей не зафиксировано. Однако в болтовне завсегдатаев баров все же проскользнула интересная деталь. Один из пожарных, когда-то знавший Роуан, отозвался о ней очень высоко и заметил, что для него эта женщина отнюдь не осталась загадкой. Напротив, они прекрасно понимали друг друга, и вот почему: «Роуан врач, ее призвание – спасать людские жизни, то есть фактически она делает то же, что и мы, но только по-своему. Ей нравится иметь с нами дело, потому что мы во многом родственные души».
– Именно так она ему и сказала?
– Да, именно так. Пожарный еще пошутил на эту тему: «Нет, вы только представьте: я спал с женщиной-хирургом, которая с легкостью копается в мозгах, и она влюбилась в мои медали. Откровенно говоря, это было здорово. Как вы думаете, если я спасу из огня еще кого-нибудь, она даст мне второй шанс?» – Гандер рассмеялся: – Она ни о чем не подозревает, Эрон, я уверен. Роуан просто одержима своей миссией спасительницы и, скорее всего, не понимает, в чем источник этой одержимости.
– Она должна понимать. Доктор Мэйфейр слишком хороший диагност, чтобы не понимать, – возразил я. – Во всяком случае, если говорить о смерти ее отчима. Или все наши догадки в корне неверны.
– Нет, Эрон, никакой ошибки в нашей теории нет. Мы имеем дело с блестящим нейрохирургом и при всем этом с потомственной ведьмой, способной убить одним только взглядом. В какой-то мере она, безусловно, сознает это – не может не сознавать – и потому с утра до ночи не отходит от операционного стола, словно стараясь искупить врожденный грех, а после отправляется в город и находит там какого-нибудь пожарного, только что вынесшего из огня ребенка, или копа, которому удалось отобрать нож у обезумевшего алкоголика и спасти от неминуемой смерти его несчастную жену. Знаете, Эрон, мне кажется, это своего рода сумасшествие, но с таким же успехом можно сказать, что безумны и все остальные.
В декабре 1988 года я отправился в Калифорнию. До того я побывал в Штатах в январе того же года и присутствовал на похоронах Нэнси Мэйфейр, однако не удосужился поехать на побережье и хоть издали взглянуть на Роуан. Мне оставалось только раскаяться в собственной недальновидности, но кто же мог тогда предположить, что менее чем через полгода ни Элли, ни Грэма уже не будет в живых.
Теперь Роуан жила одна в родительском доме в Тайбуроне, и я твердо вознамерился увидеть ее, что называется, во плоти и крови и составить о ней собственное мнение.
Благодарение Богу, к тому времени никаких новых сообщений о загадочной смерти кого-либо из прошлого окружения Роуан мы не получили. Срок стажировки в клинике подходил к концу, и оперировать приходилось много – расписание работы было просто сумасшедшим и требовало нечеловеческого напряжения сил. Вот почему осуществление моего намерения повидать доктора Мэйфейр оказалось задачей не из легких. Ее путь из клиники домой начинался с подземной парковки и завершался в закрытом гараже. А мирно качавшаяся на волнах у пирса «Красотка Кристина» пряталась за высокой глухой деревянной стеной.
В конце концов я отважился пройти на территорию университетской клиники и, отыскав кафетерий для сотрудников, смешался с толпой посетителей в расположенном неподалеку вестибюле. За те семь часов, что я там провел, Роуан не заглянула в кафетерий ни разу.
Тогда я решил последовать за Роуан по окончании ее рабочего дня, однако и здесь меня постигло разочарование: никто не мог хотя бы приблизительно сказать, когда доктор Мэйфейр уезжает домой, равно как и назвать определенный час ее прихода в клинику. Кроме того, настойчивые расспросы могли вызвать нежелательный интерес к моей личности. Ждать Роуан возле операционной я тоже не рискнул – это была закрытая для посторонних территория, и любой незнакомый человек тут же привлек бы внимание персонала. Комната, в которой родственники пациентов ожидали исхода операции, находилась под строжайшим наблюдением. Вся остальная территория клиники представляла собой запутанный лабиринт. Я просто не знал, что еще можно предпринять.
Положение было отчаянным. Я хотел непременно увидеть Роуан и в то же время боялся встревожить ее своим появлением. Имел ли я право омрачать ее жизнь тенями прошлого, от которого до сих пор она была надежно защищена? Но что, если на ее совести действительно шесть человеческих жизней? Вот почему, прежде чем принять решение, мне крайне необходимо посмотреть на мисс Мэйфейр собственными глазами.
В полной растерянности, не в силах прийти к какому-либо заключению, я пригласил Гандера в бар отеля. Он наблюдал за ней вот уже добрых лет пятнадцать и утверждал, что в настоящий момент Роуан очень расстроена. Смерть родителей буквально выбила ее из колеи. В последние несколько месяцев она крайне редко встречается даже со своими «мальчиками в голубом» – так Гандер называл любовников Роуан.
Я заявил, что не уеду из Калифорнии, не повидав Роуан, даже если для этого мне придется часами дежурить возле ее машины на подземной парковке, что, конечно весьма нежелательно и опасно.
– На вашем месте я бы не стал так рисковать, старина, – возразил Гандер. – Подземные парковки всегда погружены в полумрак, и любой человек чувствует себя там не слишком уютно. Роуан с ее экстрасенсорным чутьем моментально заметит ваше присутствие и, вполне вероятно, неправильно расценит проявленный к ней интерес. В этом случае вам грозит что-нибудь вроде внезапного приступа сильнейшей головной боли, а то и еще хуже…
– Я понял, что вы имеете в виду, Оуэн, – уныло прервал его я, – но мне необходима встреча с ней. Конечно, лучше бы в таком месте, где мое присутствие будет вполне естественным…
– Так организуйте эту встречу сами, поколдуйте немного, – посоветовал Гандер. – Кажется, это называется синхронизацией? Или как-то еще в этом духе?
На следующий день я решил заняться рутинной работой и отправился на кладбище, чтобы сфотографировать надписи на надгробиях Элли и Грэма. Еще до своего приезда я дважды просил Гандера сделать это, но ему все было недосуг: отвлекали гораздо более интересные дела.
Сделав несколько снимков, я задержался возле могил и, стоя на коленях, записывал кое-что для памяти. И тут случилось чудо: на кладбище появилась Роуан Мэйфейр! Сначала в поле моего зрения возникла освещенная ярким солнцем высокая фигура в ветровке и полинялых рабочих брюках из хлопчатобумажной саржи, потом мне удалось разглядеть кое-какие детали: длинные ноги, сверкающие волосы, свежий цвет лица без единой морщинки… Трудно было поверить, что этой совсем еще юной на вид женщине уже стукнуло тридцать.
