Она всмотрелась в крохотные личики:
– Но зачем? Ради чего?
– Чтобы иметь возможность побеседовать с ними в случае необходимости, попросить у них помощи и совета и через них связаться с силами ада. – Карлотта поджала губы и ехидно усмехнулась. В бликах света лицо ее сделалось злым и неприятным. – Как будто они и впрямь способны вернуться из адского пламени, чтобы исполнить чей-то приказ.
С глубоким вздохом Роуан иронически пожала плечами и вновь взглянула на ужасное, ярко раскрашенное лицо Стеллы:
– И кто же их делал?
– Да все по очереди. Когда умерла моя мать, Мэри-Бет, Кортланд ночью прокрался к гробу и отрезал ее ступню. Он же добыл и кости Стеллы. Она недаром хотела, чтобы церемония прощания была проведена в особняке, – знала, что Кортланд непременно сделает все необходимое. Ведь твоя бабка, Анта, была еще слишком мала.
Роуан содрогнулась от ужаса и отвращения. Медленно закрыв сундук, она поднялась с пола, стряхнула с себя пыль и вновь взяла в руки лампу.
– А этот Кортланд… Тот, кто сделал это? Кто он? Неужели дед того самого Ранена, с которым я познакомилась на похоронах?
– Да, моя дорогая, это он и есть. Тот самый красавец Кортланд, порочный до мозга костей, который много лет служил послушным инструментом в руках существа, веками владеющего этой семьей. Тот самый Кортланд, который изнасиловал твою мать, когда она бросилась к нему в поисках помощи и защиты. Человек, совокупившийся со Стеллой и ставший отцом Анты, а после давший жизнь Дейрдре. Тот, кто называл себя и твоим отцом… То есть ты приходишься ему и дочерью и правнучкой одновременно.
Роуан долго стояла неподвижно, пытаясь разобраться в хитросплетениях семейных связей, потом повернулась к Карлотте. В ярком свете лампы лицо старухи показалось ей мертвенно-бледным.
– А кто сделал куклу моей матери?
– Никто. Пока. Разве что ты отважишься пойти на кладбище, вскрыть склеп и украсть из гроба ее руки. Как думаешь, способна ты на такое? Он с радостью поможет тебе – я имею в виду того, кто уже являлся тебе однажды. Стоит тебе надеть на шею кулон с изумрудом и позвать его, он непременно придет.
– Ну почему? Почему вы все время стараетесь уколоть меня побольнее? – тихо спросила Роуан. – Ведь я не имею никакого отношения ко всему этому кошмару.
– Я лишь говорю тебе то, что знаю. Черная магия всегда была их стихией. Ты должна знать, чтобы сделать свой выбор. Согласна ли ты склонить голову перед всей этой мерзостью и продолжить их непристойное занятие? Готова ли принять столь отвратительное наследие? Будешь ли ты во имя достижения собственных целей призывать всех мертвецов ада и играть в куклы с дьяволом?
– Я не верю, что такое возможно, – ответила Роуан. – Думаю, что и вы тоже.
– Я верю собственным глазам. Я доверяю своим ощущениям. Они источают зло, подобно тому как священные реликвии излучают святость. Голоса, которыми все они разговаривают, на самом деле принадлежат только ему – дьяволу. Разве сама ты не веришь тому, что видела, когда он посетил тебя?
– Я видела лишь темноволосого мужчину, точнее даже не мужчину, а призрака. Это была своего рода галлюцинация.
– Это был сатана. Конечно, он никогда в этом не признается. Он будет называть тебя красивыми, ласковыми именами, читать стихи. Но на самом деле он сущий дьявол. Он лжет. Он уничтожает всех, кто встает на его пути. Ради достижения собственной цели он не задумываясь уничтожит тебя и твоих потомков, ибо лишь его желания и цель имеют для него значение.
– Но в чем они состоят?
– В том, чтобы жить. Быть живым, как все мы. Видеть и ощущать то же, что видим и ощущаем мы.
Опираясь на палку, Карлотта прошла мимо Роуан, остановилась возле лежащего у камина странного тюка и обвела взглядом полки с книгами.
– Здесь собрана история, – сказала она. – История жизни всех наших предков, написанная Джулиеном Эта комната служила ему убежищем. Здесь он писал свою исповедь. О том, как переспал с собственной сестрой, Кэтрин, дабы зачать мою мать, Мэри-Бет, а после вместе с Мэри-Бет подарил жизнь Стелле. Когда же пришла моя очередь лечь с ним в постель, я плюнула ему в лицо и чуть не выцарапала глаза, да еще пригрозила убить его. – Карлотта обернулась и буквально впилась взглядом в Роуан. – Черная магия, дьявольские заклинания, рассказы о ничтожных победах над теми, кто осмеливался ему перечить, о мести врагам и обольщении многочисленных любовниц… Его вожделение и жажда власти не имели границ, их не под силу было удовлетворить всем райским серафимам, вместе взятым…
– И обо всем этом он написал?
– Об этом и о многом другом. Хотя, признаюсь, я никогда не читала эти книги – и не стану читать. Мне достаточно было прочесть его мысли, когда он день за днем просиживал в библиотеке и писал, писал, давая волю своей фантазии… С тех пор прошло не одно десятилетие. Поверь, я очень долго ждала этого момента.
– Но почему эти книги до сих пор хранятся здесь? Почему вы их не сожгли?
– Потому что знала, что если ты когда-нибудь сюда приедешь, то непременно должна будешь увидеть их собственными глазами. И прочесть то, что было собственноручно написано им самим. Ибо ни одна книга не обладает такой силой, как сожженная книга. Его признания – лучшее доказательство его вины. – Карлотта помолчала несколько мгновений и почти шепотом продолжила: – Прочти их. Прочти и сделай свой выбор. Анта не смогла. И Дейрдре тоже. Но ты сильнее их. Ты умнее и мудрее. Да-да, ты еще очень молода, но уже мудра.
Она обеими руками оперлась на палку и задумалась, краешком глаза косясь куда-то в сторону, потом тихо и печально продолжила:
– Я в свое время этот выбор сделала. После того как Джулиен осквернил меня своими прикосновениями и попытался соблазнить льстивыми и лживыми речами, я бросилась в часовню, упала на колени и принялась молиться нашей Богоматери Заступнице, прося ее о защите и наставлении на путь праведный. И вот тогда мне открылась великая истина. Не важно, в какого именно Бога мы верим – католики мы, протестанты или буддисты. Важно другое: наша вера в добро, основанная на утверждении ценности жизни, на неприятии насилия и разрушения, на убеждении в том, что человек не имеет права унижать и оскорблять другого человека, не имеет права распоряжаться чужой жизнью. – Карлотта посмотрела Роуан прямо в глаза. – Я молилась Святой Деве и Господу нашему Христу, дабы они не оставили меня и поддержали в борьбе против пособников дьявола, дабы помогли одолеть их и выиграть страшную битву.
Карлотта опустила глаза и надолго погрузилась в размышления – возможно, перед ее мысленным взором проносились в тот момент картины прошлого, – затем заговорила снова:
– Уже тогда я отчетливо сознавала, какая тяжкая задача стоит передо мной, и год за годом училась тому, что было необходимо, – пользоваться дарованной мне силой и теми средствами, которыми пользовались они. С помощью заклинаний я вызывала мелких духов, которые легко поддавались управлению и которых столь же легко можно было отправить обратно в ад, когда отпадала нужда в их услугах. Иными словами, я боролась с ним его же оружием.
Голос Карлотты звучал словно издалека и, быть может, поэтому казался особенно зловещим. В течение всего своего рассказа она исподтишка следила за реакцией Роуан.
– Я заявила Джулиену, что никогда не рожу от него ребенка, что не желаю слушать его лживые речи и что его дьявольские средства обольщения на меня не подействуют. «Ты можешь сколько угодно раз принимать облик молодого красавца, – сказала я ему, – но я не брошусь в твои объятия, ибо всегда буду знать, что ты стар, и видеть перед собой твою морщинистую плоть. Даже если бы ты действительно был самым прекрасным мужчиной на свете, то и тогда не смог бы меня соблазнить. Неужели ты думаешь, что внешность имеет для меня хоть какое-то значение?» Я пообещала, что, если он еще хоть раз осмелится ко мне прикоснуться, я использую всю силу своего дара, все свои способности, чтобы уничтожить его и вернуть туда, откуда он пришел, то есть в ад. И тогда я увидела страх в его глазах. Он знал, что я обладаю достаточно большой силой и непременно выполню свою угрозу. Хотя, возможно, страх его имел совсем другие истоки: это был страх перед женщиной, которую он не смог соблазнить, сбить с пути истинного и подчинить своей воле. – Карлотта вдруг широко улыбнулась, открыв ровный ряд вставных зубов. – А это, да будет тебе известно, действительно может привести в ужас существо, живущее только за счет обольщения.