Стефан, если ты до сих пор не узнал из моего рассказа ту самую дочку шотландской ведьмы, тогда ты просто забыл всю историю. Но у меня в тот момент отпали последние сомнения – здесь не могло быть ошибки. «Моя Дебора…» – беззвучно прошептал я, чувствуя, как сжалось сердце.

Заявив собравшимся, что в свое время мне довелось стать свидетелем многих казней и в будущем я надеюсь увидеть еще не одну, я попросил назвать имя шотландской ведьмы, пояснив, что, возможно, в ходе своих исследований уже читал материалы по ее процессу.

– Мэйфейр, – ответили мне. – Сюзанна из Мэйфейра, которая, за неимением фамилии, называла себя Сюзанной Мэйфейр.

Дебора… Та самая девочка, которую много лет назад мне посчастливилось спасти в горах северной Шотландии.

– Знаете, святой отец, в этой маленькой книжечке о шотландской ведьме столько ужасающих сведений, что просто волосы встают дыбом, – сказал мне кто-то.

– Подобные книжки отнюдь не Священное Писание, – пренебрежительным тоном ответил я.

Собравшиеся продолжили свои рассказы и сообщили мне, что все документы, касающиеся суда над Сюзанной Мэйфейр, парижский парламент передал по инстанциям и сейчас они находятся в руках инквизитора.

– Был ли обнаружен в покоях графини какой-нибудь яд? – спросил я, пытаясь заполучить хоть крупицы достоверных сведений.

Мне отвечали, что яда не нашли, но это уже не играло роли, ибо обвинения против графини были чересчур серьезными: свекровь слышала, как Дебора взывала к невидимым существам, и ее свидетельство в этом поддержали Кретьен и Филипп – и даже Шарлотта, которая, впрочем, не пожелала давать показания против своей матери и предпочла скрыться; очевидцами проявлений невероятной силы графини объявили себя и другие люди, утверждавшие, что она обладала способностью передвигать предметы, не касаясь их, предсказывать будущее и знала множество вещей, немыслимых для простого смертного.

– Однако она так ни в чем и не созналась?

– Не кто иной, как дьявол, вверг ее во время пыток в состояние забытья, – ответил сын хозяина здешнего заведения. – Кто еще может погрузить человека в полное оцепенение, когда его пытают каленым железом?

К этому времени я чувствовал себя уставшим, разбитым и почти раздавленным тем, что довелось услышать, однако продолжал свои расспросы:

– И графиня не назвала сообщников? Насколько мне известно, от обвиняемых прежде всего добиваются, чтобы они выдали сообщников.

– Так она же самая могущественная ведьма из всех, о ком знали в здешних краях, святой отец, – ответил мне местный виноторговец. – К чему ей помощники? Когда инквизитор услышал имена тех, кого графине удалось вылечить, он уподобил ее величайшим колдуньям древности и сравнил с самой Аэндорской ведьмой^{2}.

– Окажись здесь сейчас кто-либо равный мудростью Соломону, он бы с этим согласился, – сказал я.

Но местные мудрецы не слышали моих слов.

– Если и была в наших местах другая ведьма, то это, несомненно, Шарлотта, – заявил старый виноторговец. – Да, это было поистине невиданное зрелище, когда она приходила к воскресной мессе в сопровождении нескольких негров в шелковых одеждах и с париками на головах, да еще и позволяла им войти вместе с ней в церковь! А за ее малолетним сыном присматривали три мулатки. Муж ее, высокий, бледный, тонкий, как ива, с детства страдал от общего расслабления организма, причем болезнь поразила его так сильно, что даже мать Шарлотты не смогла его вылечить. По приказанию Шарлотты негры на руках носили своего хозяина по всему городу, поднимали по ступеням, подносили к его губам бокал с вином, а потом вытирали салфеткой подбородок. Они сиживали за этим самым столом: муж Шарлотты, изможденный, как святой с церковной фрески, а вокруг него – все эти черные физиономии со сверкающими глазами. Самый черный и высокий, которого звали Реджинальд, рокочущим голосом читал хозяину книгу. Подумать только! Шарлотта жила среди таких страшилищ с восемнадцати лет – с тех самых пор, как совсем еще юной девушкой вышла замуж за Антуана Фонтене с острова Мартиника.

– Уж точно, это Шарлотта выкрала куклу из шкафа, – сказал сын хозяина постоялого двора, – чтобы та не попала в руки священника. Никто другой из перепуганных обитателей дома не отважился бы даже прикоснуться к этой штуке.

– Однако, как вы сами только что сказали, мать Шарлотты не могла избавить зятя от недуга, – осторожно заметил я. – Равно как и Шарлотта – это совершенно очевидно. Следовательно, вполне возможно, что эти женщины вовсе и не ведьмы.

– Лечение и проклятие совсем не одно и то же, – ответил мне виноторговец. – Вот если бы они пользовались своим даром только во имя исцеления… Но какое отношение к исцелению может иметь сатанинская кукла?

– А как тогда прикажете понимать бегство Шарлотты? – подал голос еще один участник разговора – он лишь недавно присоединился к собравшимся и казался чрезмерно возбужденным. – Что еще может означать такой поступок, кроме как подтвердить тот факт, что обе они – и мать, и дочь – ведьмы? Не успели графиню арестовать, Шарлотта тут же сбежала с мужем, ребенком и всеми своими чернокожими слугами в Вест-Индию, откуда все они когда-то и прибыли в наш городок. Однако перед тем Шарлотта все же успела побывать в тюрьме и провела наедине с матерью более часа. Разрешение на свидание она получила исключительно по глупости стражников, поверивших, будто ей удастся убедить мать признаться в содеянных злодеяниях. Да у Шарлотты и в мыслях не было ничего подобного!

– Похоже, она мудро поступила, – сказал я. – И куда же сбежала Шарлотта?

– Говорят, на Мартинику, вместе со своим бледным и убогим мужем-калекой, который там нажил целое состояние на плантациях. Но никто достоверно не знает, так ли это.

Инквизитор написал на Мартинику, требуя, чтобы власти допросили Шарлотту, но ответа не получил, хотя прошло уже довольно много времени. Да и можно ли надеяться, что в тамошних местах существует правосудие?

Более получаса я слушал их болтовню о том, как происходил суд, как Дебора заявила о своей невиновности в присутствии судей и тех горожан, которым позволили находиться в зале суда; о том, как после приговора она написала прошение его величеству королю Людовику, как судьи послали в Доле за палачом, как Дебору раздели в камере донага и сначала обстригли ее длинные иссиня-черные волосы, а затем обрили голову наголо и внимательно осмотрели все тело в поисках дьявольских отметин.

– И что же, нашли? – спросил я, дрожа от кипевшей внутри ненависти к подобным процедурам и стараясь не воскрешать в памяти глаза девочки из прошлого.

– А как же – две отметины, – ответил хозяин. Он только что присоединился к нам вместе с оплаченной мною третьей бутылкой белого вина и теперь разливал его по бокалам. – Графиня заявила, что эти метки у нее с рождения, что точно такие же можно найти у каждого человека, и потребовала – если судьи считают подобные пятна доказательством вины – проверить на этот предмет всех горожан. Ей, однако, не поверили. К тому времени Дебора сильно побледнела и отощала от голода, но по-прежнему оставалась красавицей.

– Неужели действительно красавицей? – удивился я.

– Она и сейчас походит на прекрасную лилию, – печально ответил старый виноторговец. – Очень белую и чистую. Что говорить – ее сила очаровывать каждого так велика, что ее любят даже тюремщики. А священник рыдает во время причастия – он не отказал ей в этом утешении, хотя она и не созналась.

– Знаете, она могла бы соблазнить самого сатану. Потому-то ее и называют невестой дьявола.

– Но инквизитора она соблазнить не в силах, – заметил я.

Собравшиеся закивали, не поняв, что это была лишь горькая шутка.

– А дочь? Прежде чем покинуть город, она говорила что-нибудь по поводу виновности или невиновности матери? – поинтересовался я.

– Никому не сказала ни слова. А под покровом ночи сбежала.

– Ведьма, – опять вмешался в разговор хозяйский сын. – Иначе разве бросила бы она свою мать одну, когда против той обратились даже собственные сыновья?