Уже к началу 1928 года ее исключили из школы Святого Альфонса.

Сестра Бриджет-Мэри, которая помнит Анту так же хорошо, как и Стеллу, рассказывает о матери и дочери приблизительно одно и то же. Ее воспоминания о том времени и о более поздних событиях заслуживают полного и подробного пересказа. Вот что я услышал от нее в 1969 году.

– Анту всегда сопровождал какой-то невидимый друг. Она то и дело оборачивалась к нему и подолгу беседовала шепотом, причем вела себя так, будто, кроме них, никого вокруг не было. Конечно, он отвечал на все ее вопросы и подсказывал, если она не выучила урок. Все сестры знали об этом.

Самое ужасное во всей этой истории, что кое-кто из детей видел этого человека своими глазами. Мне было трудно в это поверить, но таких свидетельств оказалось слишком много. Посудите сами: четверо детей почти слово в слово повторяют вам одну и ту же историю и при этом все они очень взволнованы и явно испуганы, равно как и их родители… Что я, по-вашему, должна думать в такой ситуации – верить или не верить?

Как правило, они видели его на школьном дворе. Надо признаться, девочка эта была очень застенчивой и большую часть времени проводила в дальнем конце школьной территории, возле самой кирпичной стены. Отыскав укромное местечко, освещенное проникавшими сквозь листву деревьев лучами солнца, она устраивалась там с какой-нибудь книгой. Однако проходило немного времени, и рядом с ней оказывался вдруг этот незнакомец – «мужчина», как называли его дети. Скажите на милость, как следовало мне воспринимать такое их определение?

Можете себе представить наше удивление, точнее даже шок, когда выяснилось, что странный человек и вправду вполне зрелый мужчина. Поймите меня правильно, ведь мы всегда полагали, что речь идет о таком же ребенке, как и наши воспитанницы. И вдруг узнаем, что это взрослый мужчина, высокий, с темными волосами. Сколько же разговоров было по этому поводу!

Нет, сама я никогда его не видела. Никто из сестер с ним не сталкивался. Видели его только дети. И они рассказали отцу Лафферти. Я тоже поставила отца Лафферти в известность о том, что происходит. Именно он пригласил Карлотту Мэйфейр и настоятельно попросил ее забрать Анту из школы.

Я никогда не обсуждала и не обсуждаю поступки священников. Скажу лишь одно: отец Лафферти не относился к числу тех, кого можно было подкупить щедрыми пожертвованиями на церковные нужды. Вот почему он вызвал Карлотту Мэйфейр и решительно заявил, что она просто обязана избавить школу от присутствия девочки.

Разговаривать на эту тему со Стеллой было бесполезно. Все знали о ее пристрастии к черной магии. Она купила во Французском квартале черные свечи для обрядов вуду. Мало того, вам, наверное, известно, что в свои колдовские занятия она втянула и других Мэйфейров. Да-да, все это правда. Уже много позже мне рассказали, что она отправилась на поиски родственников, обладавших таким же даром колдовства, как она сама, и пригласила их всех в особняк.

Они провели там сеанс, на котором зажигали черные свечи, воскуривали всякие благовония, пели гимны в честь дьявола и призывали предков явиться перед ними. Так, во всяком случае, мне рассказывали. Не помню, от кого именно, но я точно слышала обо всем этом. И знаете, я верю, что все так и было.

Летом 1928 года Пирс Мэйфейр заявил об изменении своих планов на будущее – о том, что вместо Гарварда он отправляется в университет Тулейна, хотя его отец, Кортланд, категорически возражал против такого решения. Дандрич сообщал, что Пирс не пропустил ни одного сборища Стеллы и что ходили упорные слухи о том, что между ними существуют некие отнюдь не платонические отношения. А ведь в ту пору Пирсу не исполнилось еще и восемнадцати.

На исходе 1928 года Карлотта заявила, что Стелла не выполняет свой материнский долг и что следует через суд лишить ее права на дальнейшее воспитание дочери. В беседах с друзьями семьи Кортланд отрицал достоверность подобных слухов, однако все знали, что, как выразился Дандрич, «к этому идет». Если верить молве, Карлотта неоднократно приглашала к себе братьев и требовала, чтобы они ее поддержали.

Стелла и Пирс, несмотря ни на что, сутками не расставались, повсюду появлялись вместе и часто брали с собой маленькую Анту. Стелла буквально завалила дочь подарками – куклами и разными игрушками, а по утрам водила ее завтракать в самые дорогие отели Французского квартала. Когда Стелла отправилась на Декейтер-стрит, чтобы приобрести дом, который она планировала переоборудовать и устроить там нечто вроде собственного салона, ее сопровождал Пирс.

«Пусть Дорогуша Милли и Белл вместе с Карлоттой забирают себе особняк», – заявила Стелла агенту по недвижимости. Пирс только смеялся – он готов был смеяться над всем, что бы ни сказала Стелла. Анта, худенькое семилетнее создание с фарфоровой кожей и кротким взглядом голубых глаз, стояла рядом, крепко прижимая к себе огромного плюшевого медведя. Чуть позже они все вместе отправились на ленч, прихватив с собой и агента, который впоследствии рассказал об этом Дандричу, от себя добавив: «Поверьте, это очаровательная, просто восхитительная женщина. Мне кажется, что все они там, в этом доме, чересчур суровы по отношению к ней».

Что же до Нэнси Мэйфейр, пухленькой, вечно унылой малышки, которую с рождения удочерила Мэри-Бет и которую она неизменно представляла всем как сестру Анты, то Стелла вообще не обращала на нее внимания, словно не замечала ее присутствия. Кто-то из потомков, горько усмехнувшись, заметил, что для Стеллы Нэнси представляла не больший интерес, чем «любое домашнее животное». Справедливости ради следует, однако, сказать, что Стелла ни разу не обидела Нэнси и была щедра по отношению к ней, в изобилии покупая для девочки горы одежды и игрушек. Тем не менее та никак не проявляла свою благодарность и оставалась очень замкнутым и угрюмым ребенком.

Карлотта исправно водила малышек к воскресной мессе, и только благодаря ей Нэнси в конце концов поступила в весьма привилегированное учебное заведение – школу при монастыре Святого Сердца.

В 1928 году Карлотта предприняла шокировавшую всех попытку оформить официальное опекунство над Антой – конечно же, чтобы иметь возможность отправить девочку в какую-нибудь школу подальше от дома. Были заполнены и подписаны необходимые для этого бумаги.

Даже Кортланд, всегда принимавший сторону Карлотты, пришел в ужас от ее поступка и заявил, что на этот раз она зашла слишком далеко и что, если она немедленно не откажется от своей безумной идеи, он решительно выступит против и не позволит ей выполнить задуманное. Его поддержали Баркли, Гарланд, молодой Шеффилд и другие члены семьи. Все были уверены, что, пока Кортланд жив, никому не удастся поставить Стеллу перед судом и отобрать у нее ребенка.

Лайонел тоже был согласен с Кортландом. По свидетельству современников, он мучительно переживал все происходящее и даже предложил Стелле уехать с ним на время в Европу, оставив Анту на попечении Карлотты.

Кончилось тем, что Карлотта отозвала свой иск об опекунстве.

Однако отношения между нею и потомками Джулиена с тех пор окончательно испортились, начались споры из-за денег, которые продолжаются и по сей день.

В 1927 году Карлотта убедила Стеллу подписать доверенность, согласно которой Карлотта получала право действовать от имени сестры в решении некоторых вопросов, не слишком интересовавших последнюю.

И вот теперь Карлотта решила воспользоваться этим правом, чтобы добиться коренных изменений в правилах наследования огромного состояния Мэйфейров, которым с момента смерти Мэри-Бет единолично распоряжался Кортланд.

Семейное предание, равно как и светские сплетни того времени, судя по воспоминаниям современников, сходятся в одном: братья Мэйфейр – Кортланд, Гарланд и Баркли, а позднее Пирс, Шеффилд и другие – отказались признать законность этого документа. Они не пожелали выполнить требование Карлотты об аннулировании весьма выгодных инвестиционных договоров, вот уже много лет приносивших огромную прибыль и позволявших многократно умножать и без того немалое состояние рода Мэйфейров. Более того, они заставили Стеллу появиться наконец в офисе, дабы отозвать доверенность и подтвердить их безоговорочное право распоряжаться всем состоянием.