— Да, почитай, что все, — отвечал Петька.

— Вот и вам не худо бы научиться.

— К нам владыко Серафим приходил. О древностях Таврики рассказывал. Ох и интересно! Эллины древних времен, скифы, римляне и ромеи цареградские, сарматы и аланы, готы, половцы, монголы, венецианцы и генуэзцы. О княжестве русском Тьмутараканском поведал. Вот! Мы смотрели книги в митрополичьей библиотеке, а еще он всех детей на службу привел в православный собор и всех исповедал, причастил Святых Таин. Евхаристия слово греческое. А еще мы генуэзских львов видели каменных, вот же зверюги! И Боспорских грифонов!

— Ну, вот, а говорите скучно. — Посмеялся я над разошедшейся малышней.

— Так сколько тех интересных дел? Ты вот в море был, в битвах сражался. В бурю на море выстоял! А мы? Правду сказать, митрополит Серафим приходил через день и бывал с нами по часу. А прочее время, чем заниматься?

— Не знаю даже, — улыбнулся я. — Озоровать и по садам окрестным лазить?

— Поклеп, государь! — сразу пошел в отказ Петька, — не было такого!

— Корнилий, небось, доложил? — насупился царевич, хорошо знавший, что отпираться бесполезно.

— Это все Юлдуз на нас наговаривает, — никак не желал успокаиваться его приятель. — Так и зыркает, зараза…

— Она же по-русски не говорит, — улыбнулся я, не обращая внимания на неприкрытый скепсис в глазах мальчишки.

Отпустив ребят, я отстегнул шпагу и положил ее вместе с пистолетами на низенький столик, а сам стал прикидывать, как бы половчее устроиться на диване, чтобы не слишком потревожить при этом ногу. Можно было, конечно, кликнуть слуг, но отчего-то не хотелось никого их них видеть. За этим занятием меня и застала Юлдуз.

Увидев меня девушка непритворно, ну, или, по крайней мере, мне так показалось, обрадовалось, и быстро подбежав, что-то пролепетала своим звонким точно серебряный колокольчик голоском.

— Ну, да, ранен, — развел я руками, как будто понял, что она говорила.

Ответом мне была очередная порция лопотания, после чего девушка встала на колени и жестами показала, что хочет снять с меня сапоги.

— Ну, это лишнее, — немного смутился я, но Юлдуз и не подумала уступать, а ловко ухватив ботфорт одной рукой за каблук, а другой за носок не без труда стащила его с ноги.

Затем последовала очередь второго, и мы вместе дружно наморщили носы, от запаха портянок.

— Я же говорил, не надо…

Однако ничуть не смутившаяся девушка мухой метнулась из комнаты, чтобы через минуту вернуться с оловянным тазиком и кувшином воды, после чего совершенно спокойно принялась мыть мне ноги, как будто делала это каждый день. Насколько я знаю, на востоке это обычная практика, но мне, говоря по совести, было неудобно, но вместе с тем неожиданно приятно. Почувствовал себя эдаким восточным властителем.

— Ну как ты тут без меня? — спросил я, когда она закончила.

Та, разумеется, ничего не поняла, а быстро сполоснув руки водой из кувшина и, отодвинув в сторону тазик, присела рядом.

— Значит, хорошо, — решил я, проведя рукой по волосам.

Она в ответ тут же подалась всем телом вперед и обвила руками шею. От девушки приятно пахло каким-то восточным ароматом, а губы были такими мягкими, что…

— Невели казнить, великий государь! — раздался за дверью взволнованный голос Бурцова.

— Какого дьявола? — без особой теплоты в голосе отозвался я.

— Войти дозволишь ли?

— Ну, входи, раз приперся!

Появившийся на пороге спальник, быстрым взглядом окинул убранство комнаты и, с облегчением заметив, что одежда царя и особенно штаны находятся на своем месте, продолжил более уверено.

— Великий государь, хан татарский переговорщика прислал!

— И что?! — не предвещающим ничего доброго голосом поинтересовался я

— Так, господин генерал фон Гершов спрашивают принимать ли?

— Тьфу, пропасть! Ну что за люди, ничего без меня не могут, — выругался я в сердцах, после чего немного остыв, махнул рукой и велел, — ну ведите тогда.

— Сюда? — на всякий случай уточнил Бурцов.

— Ну, а куда еще? Или ты думаешь, что я с больной ногой на стены попрусь, с татарскими мурзами перекрикиваться!

— Что ты, батюшка! — всплеснул руками спальник. — Сей час же прикажу доставить этого анафему! Ишь чего удумал проклятущий, царю покою не давать…

С этими словами придворный опрометью бросился вон, и вовремя, поскольку моя рука уже шарила в поисках чего-нибудь тяжелого.

— Ни секунды, для личного счастья! — вздохнул я, глядя на загадочно улыбавшуюся Юлдуз.

Еще не прошло и десяти лет, как я стал русским царем, а послов за это время пришлось принять столько, что всех и не упомнить. Из Швеции, Персии, Англии и, конечно же, множества немецких княжеств. Такова уж монаршая доля — сидеть на троне и делать рожу кирпичом. К слову, пред светлы очи допускают далеко не всех и уж точно не сразу. Сначала дьяки все разузнают, потом бояре обсудят, а там, глядишь, дипломатов и до государя допустят. Ручку поцеловать.

Приходилось принимать и посланцев от Крымского хана. Сказать, что вели они себя нагло — не сказать ничего! Скалились, гыгыгакали, жадно разглядывали убранство палат, как будто прикидывая, что из этого они заберут себе. Поднесут им напиток с дороги, так они выпьют и чару за пазуху, мол, подарок. Да еще косоротятся, если посуда не золотая или на худой конец серебряная. А разговаривали так, будто прибыли к ничтожнейшему из данников их хана! Толмачи, понятно, старались смягчить речи, но разве по надменным мордам непонятно?

В общем, надо с этим что-то делать…

— Михальский! — выкрикнул я, отпустив Юлдуз.

— Здесь я, государь, — тут же материализовался рядом со мной бывший лисовчик.

— Брат наш хан Джанибек-Гирей, я чаю, не последнего из своих беков пришлет? Надо бы встретить, как положено!

— Стоит ли вашему величеству самому принимать столь мелкого человека?

— А кто говорит, что я его принимать буду? — усмехнулся я. — Перегородишь этот зал ширмами, я за ними и устроюсь. Буду смотреть, и слушать, как ты службу правишь.

— Вы хотите поручить это мне?

— Ну не Федьке же! Представляешь, что будет, если этот торопыга мир заключит и контрибуцию татарам назначит?

— У вас есть барон фон Гершов. Он командует вашей армией и ему больше пристало …

— Нет-нет, — помотал я головой. — Лелик человек западный и к тому же прямой как шпага, у него как надо не получится. Тут, брат, надо с умом!

— Кажется, я понял, — кивнул Корнилий.

— Если кажется, крестись! — перебил я своего телохранителя. — А я тебе прямо говорю, посланника крымского хана, надо так мордой в изменившиеся обстоятельства натыкать, чтобы у самого Джанибека юшка из носа потекла!

— Как будет угодно вашему величеству.

— Ступай и приготовь все как следует… хотя постой… толмач у тебя добрый есть?

— Найдется. К тому же я и сам немного понимаю их язык. Но если надо можно будет привлечь Рожкова…

— Нет! Хотя позови, конечно, но главное немедля пошли за этой девкой, что с Попелом сожительствует.

— Вы полагаете?

— Да! И пусть оденется так, чтобы видно было, что она девица! И это, самого чеха тоже кликни, пусть рану мою посмотрит.

Послом хана оказался крепкий мужчина, лет примерно сорока или около того в богатом наряде. Поверх затканного золотом кафтана, накинута шуба из драгоценных мехов, на голове белая чалма, показывающая, что ее обладатель в свое время предпринял хадж в Мекку. В аккуратно постриженной бородке серебрилась седина, а в глазах плескалась ненависть пополам с презрением. Сопровождали его пара мурз рангом поменьше и четверо нукеров.

Воинов наши просто не пустили, велев им оставаться за воротами, а самого посланника и его свиту заставили идти по палящему августовскому солнцу пешком. Отчего во дворец паши они вошли уже не в столь блестящем виде.

Приемный покой, как я и приказал, был перегорожен ширмами и завешен разными кусами тканей, среди которых можно было узнать зеленые знамена раньше реявшие над башнями Кафы. Приободрившийся в прохладе палат посол, попытался принять горделивый вид, но тут его постиг новый удар. На переговоры с ним вышел телохранитель царя урусов, а толмачила ему… женщина.