— O tempora! O mores![4] — вздохнул молодой человек, увлекая за собой девушку.

Мишка Татаринов, не смотря на молодость, был прирожденным лидером и хорошо понимал необходимость такого эфемерного фактора как удача. За удачливым атаманом казаки пойдут в огонь и в воду, а неудачливого могут не просто больше не выбирать, но и прибить по простоте душевной. А потому промашки в первом бою дать никак нельзя!

То, что турки уже знают о погроме у Азова, это и к бабке не ходи. Только одно дело знать, а совсем другое быть готовым. Все-таки прав государь, что и лишней минуты не стал задерживаться! Пусть османы и насторожились, но обмануть их все одно можно. Для этого на галерах не стали исправлять некоторые повреждения. Побили картечью и ядрами борта, ну и хорошо. Есть следы огня, вот и славно! Пусть видят, что в бою побывали, а то, что задержались, так это потому, что чинились.

На пристани их корабли встретил караул во главе с каким-то агой. Стояли не то чтобы настороже, но и ворон не ловили. На стенах Герзета тоже виднелись ратники. Ворота по счастью еще открыты, но их и закрыть недолго.

— Мехмед-паша в крепости? — Окинув местных вояк суровым взглядом, жестким, не терпящим возражений, приказным тоном осведомился Мишка, наряженный в одежды высокого янычарского начальника. Получив в ответ весьма раболепное подтверждение, он царственно кивнул и решительно распорядился, — веди нас к нему. Мы только добрались из-под Азака. Срочные вести от Ибрагим-паши! Враг близко! Надо успеть защитить крепость!

— Я слышал войско разбито и паша попал в плен?

— Тебе язык во рту мешает? Мне его укоротить? Заткнись и веди нас!

Бедняге караульному не пришло в голову ничего кроме как выполнить приказ. Тем временем и вторая галера встала у причала и с нее начали спускаться на берег многочисленные, одетые в янычарскую форму воины. Молча они выстроились и двинулись за своим предводителем.

Добравшись до открытых ворот, Мишка скомандовал на турецком:

— Занимайте стены и башни! — О том, что им предстоит делать, он уговорился со своими братами заранее, так что если и не все казаки уразумели его речь, но дело сделали.

Тем временем воины со второй каторги двинулись по дороге к крепости. Пройдя вдоль казармы стражников и старинной мечети, явно когда-то бывшей православным храмом почти до ворот цитадели — старого генуэзского замка на мысу, Татаринов остановился и, оглядевшись по сторонам понял, что дальше тянуть нет смысла. Заливисто свистнув, он одним ударом срубил несчастливого начальника караула, все еще топтавшегося поблизости. Этот сигнал стал началом настоящей резни. Турецкие стражники и понять ничего не успели, как были перебиты. Оставив у ворот часть бойцов, Мишка ворвался в старую крепость и устремился к дому паши.

Тем временем, заслышав звуки первых выстрелов, казаки с обеих каторг доселе изображавшие из себя гребцов-невольников, подхватили оружие и со всех ног ринулись к открытым воротам. Турецкую крепость захлестнула яростная волна атакующих.

Татаринов увидел, как стражники, стоящие у входа в большой каменный дом юркнули внутрь и захлопнули дверь. Он не теряя ни мгновенья скомандовал:

— Браты, хватайте бревно, выбивайте окна!

Сказано-сделано. Свинцовая в частом переплете рама, брызнув радужными осколками многоцветного стекла, смялась и провалилась внутрь проема. Мишка, вскочив на бревно, с ловкостью акробата добежал до выбитого окна, пролез внутрь, держа взведенный пистоль в левой и верную саблю в правой. Но в просторной комнате никого не оказалось.

Следом уже ломились остальные казаки, и Татаринов, распахнув двойные створки, увидел нескольких турок. И тут же разрядил свой пистоль, крикнув соратникам:

— Бей!

Рядом грохнули еще три выстрела, враги упали, обливаясь кровью, последнего из них Мишка походя срубил саблей. Быстро миновав анфиладу комнат, они выбрались на второй этаж и нос к носу столкнулись с важного вида господином, успевшим даже натянуть шлем и бахтерец, окруженным несколькими воинами.

— Сдавайся, паша, — крикнул ему Татаринов. — Или умрешь!

Турок несколько томительных мгновений бросил саблю на персидский ковер. Следом за ним сложили оружие и его охранники.

— То-то же. Теперь вы пленники моего государя!

— Урус-шайтан!

***

Когда мой флот почти достиг Боспора Киммерийского, я приказал на время встать на якоря. Теперь наступал черед двух каторг, на которых разместились ряженные воины. Татаринов, избранный в этот поход казаками есаулом, узнав о чести, выпавшей его побратиму потребовал доверить ему такую же задачу и клятвенно пообещал, что сходу возьмет крепость Герзет и городок, который очень скоро я нареку Керчью, а то путаница в голове, не дай боже.

Делать нечего, согласился. Тем паче, что среди казаков нашлось немало владеющих турецким. Поэтому атака должна была одновременно идти и на восток, и на запад. Нам же следовало придержать паруса, чтобы раньше срока не спугнуть противника.

Выждав час, отдал команду поднять якоря и идти вперед. Силы флота я разделил. Четыре галеры и половину казачьих стругов — к Тамани, основные силы под моим началом — к берегам Тавриды! Сигналом для нас, что все в порядке и укрепления заняты, должны были стать дымы над одной из башен. И вот, подходя к керченской бухте, я первым в свою подзорную трубу разглядел почти вертикальный черный столб.

— Славно! Похоже, Татаринов справился! Но не будем праздновать раньше сроку!

[1] Чавуш — «посыльный» унтер-офицер в янычарской орте

[2]Мусселим — начальник крепости Тамань

[3]Каракуллукчу — помощник повара, другой вариант все той же должности чавуша (посыльного)

[4]O tempora! O mores! — О времена! О нравы! (лат.)

[5] Шпынь — разбойник (устар.)

Первый раз я был в Керчи еще маленьким. Мы тогда с мамой отдыхали в санатории и поехали на экскурсию. Мы всегда проводили отпуск вместе с ней, потому что отец постоянно работал. Помню, как она держала меня за руку, а я только и ждал, когда она ослабит бдительность, чтобы отцепиться и куда-нибудь улизнуть. Побегать по окрестным улицам, полазить по развалинам. Или вообще удрать на пляж и до одури накупаться в ласковом теплом море.

Это, конечно же, глупо, но я подсознательно надеялся увидеть хоть что-то знакомое в этом средневековом городе, но, конечно же, ничего такого не заметил. Даже гора Митридат сама на себя не похожа, хотя, возможно, мне это только кажется. Когда мы высадились на пристань, город был уже взят и отдан во власть победителей, то есть, казаков. Трупы еще толком не убрали, хотя успели обобрать до нитки. Со всех сторон слышался шум, крики, стоны раненых и женский визг.

Единственным моим требованием к казакам было не трогать христианское население, которое, впрочем, здесь совсем не велико. Всего в Топрак-кале — районе, примыкавшем к цитадели и огороженным от внешнего мира невысокими стенами и земляным валом, проживало не более полутора тысяч жителей. Мусульман примерно треть, а остальные армяне, греки и евреи. И многим из них придется туго, поскольку донцы не сильны в катехизисе и на различия в вере могут не обратить внимания.

— Смотрите, ребятки, — показал я своим пацанам, притихшим от увиденного. — Война примерно вот так и выглядит. Грязь, кровь и грабежи. В ней далеко не так много возвышенного и доблестного, как это пишут в рыцарских романах.

— Но ведь победа приносит славу и богатство?! — воскликнул Петер.

— Не всем, — хмыкнул я. — Далеко не всем.

— Но ведь мы победили?

— Еще нет. Но, победим обязательно, поскольку у нас нет иного выхода.

— Но почему? — удивился такой постановке вопроса Дмитрий.

— Видишь ли, сынок. Уже не одну сотню лет отсюда из Крыма на нашу землю приходят татары. Когда-то они были сильны и угрожали самой Москве, теперь ослабли и могут лишь тревожить наши границы, но суть не поменялась. Они приходят грабить, убивать и жечь, а еще уводить полон. Юных девушек, молодых и здоровых мужчин, которых они потом продают в рабство и живут за счет этого. Если бы не они, Русь и другие христианские страны были бы куда богаче и многолюднее. Поэтому у нас нет иного выхода, нежели как разорить это гнездо разбоя и порока.