— Мой-то дурак Ардальошка, — заговорила Варвара, — требует, чтобы я опять княгине написала. А чего я ей попусту писать стану, — она и не ответит, или ответит неладное. Знакомство-то не больно великое.

Княгиня Волчанская, у которой Варвара когда-то была домашнею портнихою для простых работ, могла бы оказать Передонову покровительство: ее дочь была замужем за тайным советником Щепкиным, важною в учебном ведомстве особою. Она уже писала Варваре, в ответ на ее просьбы, в прошлом году, что не станет просить за Варварина жениха, а за мужа — другое дело. Передонова то письмо не удовлетворило: там дана только неясная надежда, а не сказано прямо, что княгиня непременно выхлопочет Варварину мужу инспекторское место. Чтобы разъяснить это недоумение, ездили нынче в Петербург, Варвара сходила к княгине, потом повела к ней и Передонова, но нарочно оттянула это посещение, так что уже не застали княгиню: Варвара поняла, что княгиня, в лучшем случае, ограничится только советом повенчаться, и несколькими неопределенными обещаниями при случае попросить, — обещаниями, которые были бы совсем недостаточны для Передонова. И Варвара решила не показывать княгиню Передонову.

— Уж я на вас, как на каменную гору, надеюсь, — сказала Варвара, — помогите мне, голубушка Марья Осиповна.

— Как же я могу, душечка Варвара Дмитриевна? — спросила Грушина. — Уж вы знаете, я для вас все готова сделать, что только можно. Поворожить не хотите ли?

— Ну, что ваша ворожба, знаю я, — сказала со смехом Варвара, — нет, вы мне иначе должны помочь.

— Как же? — с тревожно радостным ожиданием спросила Грушина.

— Очень просто, — сказала, ухмыляясь, Варвара, — вы напишите письмо, будто бы от княгини, под ее руку, а я покажу его Ардальону Борисычу.

— Ой, голубушка, что вы, как можно, — заговорила Грушина, притворяясь испуганной, — как узнают всё это дело, что мне тогда будет?

Варвара, нисколько не смущаясь ее ответом, вытащила из кармана измятое письмо, и сказала:

— Вот я и письмо княгинино взяла вам для образца.

Г рушина долго колебалась. Варвара ясно видела, что Грушина согласится, но что ей хочется получить за это побольше. А Варваре хотелось поменьше. И она осторожно увеличивала [свои] посулы, — наобещала разных мелких подарков, шелковое старое платье, — и наконец Грушина увидела, что уж больше Варвара ни за что не даст. Жалобные слова так и сыпались с Варварина языка. Грушина сделала вид, что соглашается только из жалости, и взяла письмо.

На другой день, после обеда, пока Передонов спал, Варвара отправилась к Преполовенским. Крапивы, большой мешок, послала она раньше, со своею новою служанкою Клавдией. Страшно было, но все же Варвара пошла.

[В гостиной у Преполовенских сидели вкруг преддиванного овального стола Варвара, хозяйка и ее сестра Геня, высокая, полная, краснощекая девица с медленными движениями и обманчиво-невинными глазами.

— Вот, — говорила Преполовенская, — видите, какая она у нас толстуха краснощекая, а все потому, что ее матушка крапивой стегала. Да и я стегаю.

Геня ярко покраснела и засмеялась.

— Да, — сказала она ленивым, низким голосом, — как я начну худеть, сейчас меня жаленицей отпотчуют, я и раздобрею опять.

— Да ведь вам больно? — с опасливым удивлением спросила Варвара.

— Что ж такое, больно да здорово, — отвечала Геня, — у нас уж такая примета, — и сестрицу стегали, когда она была в девицах.

— А не страшно разве? — спрашивала Варвара.

— Что ж делать, — спокойно отвечала Геня, — меня не спрашивают, — высекут, да и вся недолга. Не своя воля.

Софья внушительно и неторопливо сказала:

— Чего бояться, вовсе не так уж и больно, — ведь я по себе знаю.

— Ну, ладно, — сказала Варвара, ухмыляясь, — валяйте. Посмотрим, что будет. А никто не увидит?

— Да некому, вся прислуга отправлена, — сказала Софья.

Варвару повели в спальню. На пороге она было начала колебаться, но Геня втолкнула ее, — сильная была девица, — и заперла дверь.

Занавесы были опущены, в спальне — полутемно. Ниоткуда не слышалось ни звука. На двух стульях лежало несколько пучков крапивы, обернутых по стеблям платками, чтобы держать не обжигаться. Варваре стало страшно.

— Нет уж, — нерешительно начала она, — у меня что-то голова болит, лучше завтра… Но Преполовенская прикрикнула:

— Ну, раздевайтесь живее, нечего привередничать.

Варвара мешкала, и начала пятиться к дверям. Сестрицы бросились на нее, и раздели насильно. Не успела она опомниться, как уже лежала в одной рубашке на постели. Геня захватила обе ее руки своею сильною рукою, а другою рукою взяла от сестры пучок крапивы, и принялась стегать им Варвару. Преполовенская крепко держала Варварины ноги.

— Да вы не ёрзайте, — повторяла она, — экая ёрза какая!

Варвара крепилась недолго, — завизжала от боли. Геня секла ее долго и сильно, переменила несколько пучков. Чтобы Варварин визг не был далеко слышен, она локтем прижала ее голову к подушкам.

Наконец Варвару отпустили. Она поднялась, рыдая от боли. Сестры стали утешать ее. Преполовенская сказала:

— Ну, чего ревете. Экая важность, — пощиплет и перестанет. Это еще мало, — надо повторить будет через несколько дней.

— Ой, голубушка, что вы? — жалобно вскрикнула Варвара, — и раз-то намучилась.]

В биллиардной было дымно накурено. Передонов, Рутилов, Фаластов, Володин и Мурин — помещик громадного роста, с глупою наружностью, владелец маленького имения и человек оборотливый и денежный, — все пятеро, окончив игру, собирались уходить.

Вечерело. На грязном дощатом столе возвышалось много опорожненных пустых бутылок. Игроки, много за игрой выпившие, раскраснелись, и пьяно галдели. Рутилов один сохранял обычную чахлую бледность. Он и пил меньше других, да и после обильной выпивки только бы еще больше побледнел.

Грубые слова носились в воздухе. Никто на это не обижался: по дружбе!

Передонов проиграл, как почти всегда. Он плохо играл на биллиарде. Но он сохранял на своем лице невозмутимую угрюмость, и расплачивался с неохотою.

Мурин громко крикнул:

— Пли!

И прицелился в Передонова кием. Передонов крикнул от страха, и присел. В его голове мелькнула глупая мысль, что Мурин хочет его застрелить. Все захохотали. Передонов досадливо пробормотал:

— Терпеть не могу таких шуток.

Мурин уже раскаивался, что испугал Передонова: его сын учился в гимназии, и потому он считал своею обязанностью всячески угождать гимназическим учителям. Теперь он стал извиняться перед Передоновым, и угощал его вином и сельтерской. Передонов угрюмо сказал:

— У меня нервы немного расстроены. Я директором нашим недоволен.

— Проигрался будущий инспектор, — блеющим голосом закричал Володин, — жаль денежек.

— Несчастлив в игре, счастлив в любви, — сказал Рутилов, посмеиваясь и показывая гниловатые зубы.

Передонов и без того был не в духе из-за проигрыша и от испуга, да еще принялись дразнить Варварой. Он крикнул:

— Женюсь, а Варьку вон.

Приятели хохотали, и подзадоривали:

— А вот и не посмеешь.

— А вот посмею, — завтра же пойду свататься.

— Пари? Идет? — предложил Фаластов, — на десять рублей?

Но Передонову жаль стало денег, — проиграешь, пожалуй, так платить придется. Он отвернулся, и угрюмо отмалчивался.

У ворот из сада расстались, и разошлись в разные стороны. Передонов и Рутилов пошли вместе. Рутилов принялся уговаривать Передонова сейчас же венчаться на одной из его сестер.

— Я все наладил, не беспокойся, — твердил он.

— Оглашения не было, — отговаривался Передонов.

— Я все наладил, говорю тебе, — убеждал Рутилов. — Попа такого нашел: он знает, что вы не родня.

— Шаферов нет, — сказал Передонов.

— Ну вот, нет! Шаферов достанем сейчас же, — пошлю за ними, они и приедут прямо в церковь. Или сам за ними заеду. А раньше нельзя было, — сестрица твоя узнала бы и помешала.