– Да все вы понимаете, некромант-недоучка, – скривился инквизитор. – Только вряд ли отдаете себе отчет в своих действиях. Ну, ладно бы вчерашний выпускник, первый день на рабочем месте, и от волнения перепутал заклинания. Такое случается. Но чтобы человек с вашим опытом работы…Да еще предположительно сам супруг Смерти…
– Почему «предположительно»? Мы не в разводе!
– Ладно-ладно, действительный супруг Смерти… Но остальное правильно сказано?
Я мысленно воспроизвел в голове все, сказанное пра Михарем:
– Я не недоучка. У меня есть диплом, есть гильдейский амулет… то есть, был. А что до опыта работы, то, если бы не вы, я бы уже четыре года работал некромантом. А так вы сами, инквизиторы, заставили меня бросить профессию, которую я любил!
– И к которой вы вернулись при первой же возможности…
– Да!
Еще миг назад лицо инквизитора было мрачным и сосредоточенным, но вдруг он расслабился и улыбнулся:
– Вот за что я люблю вас, Згаш, так это за то, что вас пытать не надо, в отличие от ваших бывших коллег по цеху. Чуть-чуть разозлить – и вы сами во всем признаетесь! Но с другой стороны, это плохо, – он опять посерьезнел, – вы только что сами подписали себе смертный приговор. Пусть признание сделано без свидетелей, – он бросил взгляд на полуоткрытую дверь, за которой наверняка стоял стражник, – это мало, что меняет.
У меня тоже настроение испортилось:
– Какой приговор? Я что, совершил преступление?
– Вы не просто «работали по специальности», не имея на то разрешения, – сухо вымолвил мой собеседник. – Хотя и этого довольно для вынесения сурового приговора, что, учитывая рецидив, только усугубляет вашу вину…
Да, каюсь, такое было два года назад, когда мне пришлось не просто назваться чужим именем, но и под этим именем незаконно заниматься целительством. Этим я перешел дорогу гильдии лекарей, и они потребовали сурового наказания для самозванца, ибо сие роняло престиж профессии. А сейчас я, будучи лишенным знака некромантом, который по бумагам вообще является учеником инквизитора, вздумал работать…
– Но вы же сами мне, – от возмущения не нашлось слов.
– Велел, – кивнул пра Михарь. – Приказывал. Не спорю. Ибо сие было в интересах следствия. Я был готов даже «прикрыть» вас и в отчетах ни словом не намекнуть на то, что вы все-таки работали некромантом. Я бы даже написал, что мы воспользовались услугами проезжего бродяги, предварительно проверив у него документы и дав человеку шанс заработать пару злотых. Но вы… вы сами все испортили. Этого я никак не могу замолчать.
Смысл сказанного стал медленно доходить:
– А что случилось?
– Вы не знаете?
– Откуда? Я тут спал!
– Наконец-то нашелся во всем Хочеве хоть один человек, который этой ночью действительно спал, – невесело усмехнулся пра. – А вот остальные горожане глаз не сомкнули. И я в том числе.
Он кивнул куда-то мне за спину. Оглянувшись, заметил, что в окошко пробивается яркий свет. Уже не утро.
– Что случилось? – собственный голос показался чужим.
– Мертвецы. Встало все кладбище. Даже отдельные кости полезли, а те трупы, кто сохранил возможность перемещения…
Дальше он мог не продолжать. Не надо обладать развитым воображением, чтобы представить жуткую картину – по городу ходят полуразложившиеся покойники и стучатся в двери к своим родным.
– Упыри?
– По счастью, нет…
Уже хорошо. Значит, нет убитых. Или они есть, но их меньше, чем ожидается, ибо, переступив порог дома, упырь не остановится, пока не уничтожит всю семью.
– Однако, есть кое-кто еще, – безжалостно продолжал инквизитор. – Скотина. Дохлые собаки и кошки, павшие коровы и кони…
Вот это действительно нехорошо. Ибо такие ожившие мертвецы всегда отличаются крайней агрессией и бросаются на все, что движется. А уничтожить их из-за их ловкости и силы сложнее, чем кажется.
– Люди…
Люди? Вот сейчас действительно все плохо.
– Семеро, Груви! Семь жертв, не считая раненых, – гремел над моей головой голос пра. – И вот это я замалчивать не стану, как ни просите. Вы понимаете, что это значит в вашем положении?
– Это не я! Я ничего не сделал, – попробовал было защищаться.
– Не верю. Если не вы, то кто? Приезжий Руно Бест? Он поднял всю эту ораву, а вы стояли и смотрели? Столь сложное действо не дело пяти минут. Его минимум полчаса готовить надо, а если учитывать отсутствие помощников и масштабы – ведь еще и скотомогильник зацепило! – то и целый час. А вы все это время где были? Стояли и смотрели? Или активно помогали?
– Я не знаю. Но уж точно я не…
Мысли заработали ясно и четко – как погребенные под завалом люди, пытающиеся расчистить себе выход наружу. Идея свалить все на Руно Беста была заманчивой – он идеально подходил на роль обиженного судьбой мстителя. Еще бы – ему перешли дорогу, не дали обосноваться в теплом тихом местечке, прибрав к рукам выморочный* городок. Что мешало ему, дождавшись удобного момента, отомстить? Ночь длинная, он мог целый час стараться.
(*Выморочный – оставшийся после чьей-либо смерти. В данном случае – городок, оставшийся без надзора после смерти местного некроманта. Прим. авт.)
…Вот только кладбище начало светиться еще до того, как он, по самым скромным подсчетам, сделал половину дела. А это, как ни крути, указывало на мое участие или соучастие в преступлении.
– Но я правда ничего такого не делал! Я что, самоубийца?
– Да кто вас знает, Груви! Может, вы спите и видите, чтобы покончить с этой жизнью! Кто вас, разжалованных некромантов, знает?
– Вы, – буркнул хмуро.
– Я? Должен вас огорчить, милый брат, бывших некромантов среди инквизиторов – раз-два и обчелся! Не идут в эту профессию люди с вашим образованием. Я лично знал о существовании четверых. Все они явились по идейным соображениям, совершенно добровольно, практически на склоне лет, замаливать, так сказать, грехи молодости. Вы на моей памяти пятый. Может, есть где-то шестой и даже седьмой, но лично мне о нем ничего не известно. Когда начинал работать с вами, я озаботился о том, чтобы просмотреть архивы и большинство личных дел своих коллег – по крайней мере, тех, у кого в прошлом могло быть нечто подобное. Так что кто знает, каковы вы, бывшие некроманты, в душе.
– А я, значит, редкий экземпляр. Этот, как его, раритет?
– Раритет, – серьезно кивнул пра. – И тем больнее будет отправить этот раритет на костер.
– Так-таки сразу на костер? – изумился я.
– А куда еще? Работа без лицензии – рецидив. Само по себе уже плохо. Раз… Потом провал расследования – вы отпустили подозреваемого, не проверив его полностью. Два… Поднятое кладбище – мелочь, но в совокупности – три… И семь трупов. Семь, Груви! Причем из раненых половина либо не выживет, либо останется калеками до конца дней. Это четыре. А то, что за всем этим стоит инквизитор…
Дальше он мог не продолжать. И так ясно, что мне грозит.
– Что мне делать? Писать явку с повинной или…
– Работать. Исправлять то, что натворили! Немедленно!
Не понял. Это он, что, сейчас так шутит?
– Что стоите, глазами хлопаете? Кладбище за вас я упокаивать буду? Марш на работу!
Он действительно не шутит? На работу? Нет, кажется, шутки кончились. Ибо даже в шутку нельзя схватить человека за шиворот и буквально вышвырнуть за порог. Стражники – а как же без них! – не увернулись, и тормозить пришлось об их кирасы. Носом, блин! Кровища так и хлынула. А уж боли-то было… Нет, я, конечно, привычный – и ребра ломал, и падал отовсюду, и упыри меня кусали, и в Добринской тюрьме профессионально избивали так, что самому пра Михарю пришлось нарушать закон, чтобы исцелить переломы, но чтобы это… По носу! За что?
Пра Михарь мигом оказался рядом, развернул за плечо, двумя пальцами ухватил за пострадавший орган:
– Де дадо!
– «Дадо», Груви, очень даже «дадо»! Вы его сломали.
Я?
– Ё-оу-у-у…
Этот ненормальный без лишних слов рванул кисть от себя и вбок, и от нового приступа боли в глазах на миг потемнело, хотя и не настолько, чтобы не возникло желания укусить обидчика.
