Я одолел примерно две трети подъема, так что оставалось всего ничего – пару раз подтянуться, и голова окажется на уровне «пола», когда в домике послышался странный шорох. Словно какое-то тело мешком упало с лавки на пол, покатилось, задевая углы, потом завозилось, пытаясь встать, и ползком двинулось в мою сторону.
Выходов из этой ситуации было два – либо двигаться вперед, вверх, либо назад, вниз. Что я сделал? Правильно! Полез вперед так быстро, как только мог. И моя голова оказалась над краем помоста буквально за пару мгновений до того, как обитатель избушки дополз до дверцы и распахнул ее, чудом не смахнув и вцепившегося в край горе-верхолаза.
– Фош беш, – невнятно из-за зажатого в зубах ножа, выругался я. – Шмотрешь надо!
Я вообще-то много чего мог сказать – от неожиданности с языка так и рвались слова. Еще бы! Передо мной был живой мертвец. А именно – дряхлая старуха в полуистлевших лохмотьях, с длинными лохматыми седыми космами, худая, морщинистая, беззубая, с запавшим ртом и гнилостным запахом от торчавших во рту зубов. Мне бы хватило пальцев одной руки, чтобы их пересчитать, причем один клык весьма живописно торчал над нижней губой. Спросите – почему я не паникую, не ругаю себя за беспечность, мол, что это за некромант, который с двух шагов не может распознать живого мертвеца? Да просто не чувствовалось опасности!
– Фух! – выдохнула старуха. – Ты…кто?
Оговорюсь сразу – вслух старуха не произнесла понятно ни одного слова. Ее неразборчивое бормотание выдавало в ней представительницу одной из тех малых народностей, которые обитают до сих пор на окраинах. Было в звучании этих слов что-то балтийское, словно она была родом из тех мест, но переселилась в эти заболоченные леса так давно, что почти забыла родной язык. Скажете, как я понял, о чем речь? Не знаю. Я это просто почувствовал. Как и в беседе с женой разговор велся мысленно. Нет, я-то произносил все слова вслух, но вот ответы…
– Гошть, – сквозь зубы прошепелявил я. – Пушти погрешшся.
Безопасная-то она безопасная, но не зря говорится, что наглость – второе счастье.
– Куды? Куды прешь? – она попыталась меня отпихнуть, но не тут-то было. Падать спиной вперед, пусть и с высоты в полтора человеческих роста, отнюдь не входило в мои планы. Я вцепился в край помоста, как голодный клещ в собаку и был готов покусать бабку, если та вздумает применить силу.
Сила, кстати, у бабки была и немалая. Но что вы хотите? Передо мной был настоящий живой мертвец, только почему-то без признаков разложения, а, скорее, высохший и даже немного мумифицированный. Интересно, какими смолами его обрабатывали и в каких настоях вымачивали? Узнать бы рецепт – и проблема с поточным производством мощей была бы решена раз и навсегда!
Но эти мысли мелькали где-то на задворках сознания, не мешая делу. Мне удалось подтянуться на руках и перевалить через край, вкатившись внутрь избушки. Старуха трепала и тянула меня к выходу, но я растопырился, упираясь руками и ногами:
– Не пойду!
Нож выпал изо рта и был тут же подхвачен в руку.
– С места не сдвинусь!
– Сам напросился, – мстительно прищурилась хозяйка дома. – Тогда уйду я!
Она примерилась и ловко сиганула через распростертое тело незваного гостя. Если бы не реакция, старуха рыбкой выскочила бы в распахнутую дверь, но коварный я успел ухватить ее за ногу в полете и так дернул, что она откатилась обратно, попутно задевая все, что попадалось на пути.
– Пусти!
– Не-а! Что за хозяйка, которая гостя одного бросает?
– Одного ради другого! Пусти! – она попыталась обойти меня по стеночке, но в тесной избушке этот маневр не удался. Я действительно уперся руками и ногами в стенки, перекрыв все подходы к двери.
– Нет, хрычовка старая! Никуда ты не пойдешь!
– С чего это? Аль приказывать могёшь?
– А хотя бы и да!
– Ну, держись! Сам напросился!
Она вскинула руки, растопырила пальцы, скрючила наподобие когтей и завыла дурным голосом, выписывая кистями странные пассы. Язык был мне не понятен, жесты – тоже. Наверное, местное наречие. Только вот какое? Дебричей, листов или кого-то еще?
– Тише ты! – прикрикнул на старуху, когда та, провыв заклинание, взяла тоном выше. – Парня мне разбудишь!
– Пусть спии-и-ит! – завыла ведьма. – Вечным сном спи-и-ит! Пусть все они спят!
– На вечный сон я не согласен. У меня есть дело. Да и у этого парня тоже. Я его под расписку взял. Вернее, даже стащил и должен вернуть обратно в целости и сохранности…
Моя болтовня возымела странный эффект. Старуха прекратила выть и размахивать руками, ссутулилась, перевела дух и смерила меня пристальным взглядом профессионального мясника или колбасника.
– И откуда ты такой прыткий взялся? – поинтересовалась она.
– Откуда взялся, там таких больше нет.
– Не дерзи! Я была старой, еще когда у твоей бабки молоко на губах не обсохло!
Вот в последнее верилось, причем легко. От старухи веяло не только смертью, но и седой древностью. Я даже что-то подобное читал относительно недавно. Только вспомнить бы, где?
– Прошу прощения, – откликнулся на слова старухи. – Просто оговорился. Я действительно прибыл издалека.
– Оно и видно! И этот тоже – сам не знает, куда забрел! А тут мои владения. Кто шаг шагнет, назад не воротится!
– Это мы знаем тоже, – отмахнулся небрежно. – За тем и прибыли.
– Аль погибели своей ищешь? Мелковат ты для витязя!
– Каким уродился. Не всем щеголять горой мышц. Надо кому-то и головой поработать!
– Вот оно как? И куда спешишь? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
– Нет, так дело не пойдет, – я сел, едва не ударившись макушкой обо что-то, свисающее с низкого потолка. – Ты бы, хозяйка, расстаралась, накормила бы гостя, а потом и поболтать можно было бы!
– «Накормить», – проворчала та и добавила несколько слов на непонятном наречии. Надеюсь, что не проклятье. – В доме шаром покати. Ни крошки нет уже давно!
– Врешь, бабка. Все у тебя есть, надо только поискать. Ни за что не поверю, что тебя сюда совсем уж без еды отправили!
Перехватив нож поудобнее, окинул домик взглядом.
Единственная комнатка была чуть больше трех аршин в ширину и около четырех аршин в длину. В глубине был выложен из камней очаг, вдоль стен тянулись две лавки. Обе были завалены каким-то узлами, мешками, плетеными из бересты коробами. Очаг был ненастоящим, словно его лепили дети, играющие «во взрослых».
Голод обостряет все чувства, и я почти не удивился, когда в схваченном наугад мешке оказались полоски сушеного мяса. В другом мешке нашлись орехи. В одном из туесков – высохшие и чуть ли не окаменевшие ягоды, которые я отправлял в рот горстями, зажевывая мясо.
– Ничего, жить можно, – рассудил, набив карманы орехами. – Спасибо, бабушка, за доброту и ласку.
Старуху аж заколотило всю от таких слов.
– «Спасибо, – проскрипела она. – За „доброту“. …Да хоть знаешь, дурачок, кого ты благодаришь?»
– Да мне, если честно, и не интересно…И так понятно, что свои.
– Свои? – старуха оцепенела от неожиданности.
– Ну, свои… клиенты. Неупокоенные мертвецы, упыри, прочая нечисть.
– А ты, – она понизила голос, прищурилась подозрительно, – часом, не ведьмак?
– Нет, – я ковырялся в зубах, пытаясь вытащить застрявшие волокна жесткого мяса, – некроманты мы. Я и он, тот, второй… У тебя попить ничего нету? А то аж в горле пересохло!
Старуха сама только открывала и закрывала рот.
– Некроманты… Это кто же такие-то? – наконец, просипела она. – Это не те, кто темными силами повелевают?
Проглотив все слова, которые хотел сказать и подивившись ее несомненной древности и необразованности – ибо о существовании некромантов было известно уже больше четырех веков назад! – я кивнул головой:
– Они самые.
– Ах, вот оно что! Понятно, стало быть! Ну, коли так, то будь уж гостем…
– Собственно, я уже, – расположился поудобнее, что в такой тесноте оказалось делом нелегким. Даже если выкинуть половину мешков и коробов, тут двоим все равно не развернуться. Я на одной лавке, старуха – на другой. – Тебя как величать-то, хозяйка?