Отдаю приказ послушному телу девушки рядом, она отталкивает Лару, делая шаг назад.

Наперерез летящему завихрению устремляется тело Светы, принимая на себя удар магии. Толпа раздаётся в стороны, пара девушек начинают истошно визжать.

Последняя наследница Романовых падает позади меня, рассечённая практически надвое. Меня задевает остатками воздействия, распарывая шубу и оставляя на теле кровоточащую борозду.

История циклична, огромный уроборос под названием человечество, жадно вгрызается в уже пережитое. Это гиперболизированная картина, но всё по сути и проще и сложнее одновременно.

Людей толкают на те или иные поступки их эмоции.

Люди развязывают войны, стирая всё, что успели построить. Наверное — это такая карма, шаг вперёд — два назад. Как иначе объяснить тягу к саморазрушению?

Наверное, я слишком глубоко ушёл в себя, совсем забыв про окружающий мир. А мир тем временем сужался, пока не превратился в точку. По краям отверстия в которое я разглядывал голубое небо, частокол человеческих голов. Они перешёптывались, мужчины поджимали губы, женщины прикрывали рот ладошками.

Повернув голову, вижу застывшее восковой куклой лицо Светы.

Нет, ей не было больно, она ничего не чувствовала. Я надеюсь.

Ты играла со мной, спровоцировала когда-то Ананьева прийти в клуб. Целый вечер сцеживала ему в уши яд, возможно ласково гладила по руке. Нет, ты не говорила прямо, но твои намёки были подобны стреле, точно в цель, без промаха.

Я видел всё это в твоей голове.

Меня интересует одно, в какой момент вы начали спать?

Уже позже всё встало на свои места, после первого посещения этой светлой с виду головки, но такой тёмной внутри. И нежелание близости со мной, эти вечные вопросы, ты дразнила меня, не более.

Ты действительно мне нравилась, жаль, что всё так вышло.

Я резко поднялся, принимая вертикальное положение. Рука нащупывает рану, та щиплется и болит. Приходится отсечь часть эмоций, чтобы боль не забивала голову.

Люди отошли, поглядывая с опаской. Кто-то выкрикивал оскорбления в сторону Ананьевых, аристократы осуждающе качали головами, сверлили взглядами, казалось ещё чуть чуть и они порвут виноватых.

Но великий род — это великий род.

Вокруг стояли слуги императора, костюмы. Сейчас каждый из мужчин вооружён, двое уже взяли на прицел Ананьева, его жену, стоящего на коленях Петра.

Глаза парня заволокло пеленой слёз, они сверкают, вот вот хлынет.

Меня передёрнуло от отвращения к этому ничтожеству. Ну, раз ты затеял эту игру Фёдя, играй до конца.

— Я убью тебя.

Мой голос невероятно спокойный, будто я не угрожаю, а сообщаю прохожему сколько сейчас времени.

— Фёдор Константинович, во избежание недоразумений мы сопроводим вас домой! — начал главный костюм.

— Каких недоразумений? — щека дёргается, такой странный жест, он происходит непроизвольно. — Вы же тут не просто так?! А чтобы до всего прочего проконтролировать НЕДОРАЗУМЕНИЯ! Я правильно понял? Так вот ни хрена у вас не вышло!

— Я прошу вас успокоится, пожалуйста пройдите к машине, — костюм отодвинул полы пальто, чтобы положить руку на рукоять револьвера.

Жест был явно машинальным, годы выучки, реакция на стресс. А стресс есть, перед ним бушует один из самых непредсказуемых богатеев города, молод, горяч, одарён.

Костюм понимает несуразность жеста, даже немного смущается, одёрнув руку. Улыбкой на лице пытается вернуть уверенность, но не находит во мне отклика.

Главное не переигрывать.

— Ананьев, я не стану убивать тебя сейчас, опускаться на твой уровень, — кричу сквозь разделяющее нас пространство. — Но ты не переживёшь сегодняшнего дня. В восемь вечера, на арене, дуэль!

Старшие Ананьевы напряженные до предела, напоминают породистых гончих. Несколько амбалов в чёрном пробиваются сквозь толпу, ещё один стоит рядом. Поздновато охрана подоспела, не ожидали от наследника такого фортеля?

— Я проведу церемонию, — цежу сквозь зубы, глядя на костюма. — Потом вы сможете сопроводить меня домой.

Вот они магические реалии. Только что произошло убийство, а аристократия остаётся на месте. Их охрана плотным кольцом окружила периметр, организовано сплотившись в одну группу. Мы оказались оцеплены, отрезаны от внешнего мира, хотя вокруг на сотни метра снежный наст, под которым лежат давно умершие люди.

Главная опасность внутри, само общество родовитых семей. Мы как запертые в одной банке змеи или пауки, я ненавижу оба вида мрази, ненавижу аристократов, но сам являюсь одним из них.

Встаю на колени рядом с телом Светы, беря её за руку. Ткани одежды вымочены в крови, снег пропитался, от земли идёт пар. Она рассечена от плеча до пояса, сам не замечаю, как с меня капает кровь, смешиваясь с чужой.

Генри стоит рядом. Старый слуга держит в руках какую-то тёмную ткань, через несколько секунд тупого созерцания, до меня доходит её предназначение. Даю согласие кивком, подоспевшие от машины охранники помогают управляющему уложить тело жены на своеобразный саван, плотно оборачивая.

— Ты в порядке? — когда мы начинаем движение ко мне подходит Лара, крепко сжимая пальцы на руке чуть выше локтя, будто я мог в любой момент улететь.

Она не понимает, что произошло. Знает, что тело под моим контролем, но такое стечение обстоятельств и неожиданный удар Петра выходят за грань. Это невозможно предугадать, если бы не способность разгонять сознание, даже не знаю, смог бы я среагировать.

Молчу в ответ, мне нечего сказать.

В порядке ли я? Определённо нет.

Обряд прощания проходит в молчании. Тупо смотрю на зияющие отверстия в стене куда должны будут войти четыре каменных саркофага, будто патроны в патронник.

Нафаршировав землю человечиной, заканчиваем собрание. В других обстоятельствах требуется сказать речь, но сейчас всё снова идёт не по плану. Уже второе собрание заканчивающееся трагедией, скоро все приглашения разосланные родам будут приходить с отказами.

Улыбаюсь последней мысли.

Пора домой.

В домике на опушке леса жизнь будто бы замерла.

Зима заморозила всякое движение, лишь скрип сосен под порывами небольшого ветра, да шелест позёмки.

Милослава посмотрела в окно, предаваясь своим мыслям. Ожидание было невыносимым, так и не законченный разговор с сыном не давал покоя. Видимо именно это побудило женщину совершить поступок о котором она пожалела.

— Сегодня похороны твоей… — сказала она.

— Моей жены, — ответил лежащий на кровати мужчина богатырской комплекции. — Называй вещи своими именами.

— Там проходят и твои похороны, — заметила лекарка.

— Вот и славно, значит я могу спокойно поспать, — намекнул женщине Константин Фонвизин, а это был именно он.

— Ты невыносим, — фыркнула целительница. — Как был упрямцем, так и остался.

— А ещё я был женат, — напомнил он.

— Не начинай, я всё тебе объяснила, прости если не могу сказать большего, — вспылила женщина. — По крайней мере не сейчас.

— Снова твои тайны, — пробурчал мужчина и отвернулся к стене.

Милослава вздохнула.

Константин вот уже целые сутки не вставал с кровати. Сначала, когда женщина пробудила его, сразу после ухода сына, он смотрел стеклянными глазами в потолок. Лишь тонкая ниточка сорвавшейся с глаза слезинки говорила, что он в сознании.

Он рассказал, что произошло, а в добавок и то, что наговорил в порыве гнева. По сути мужчина отказался от сына, о чём сейчас жалел.

Впрочем, жалеть себя Константин был не приучен.

Все стадии потери близкого человека прошли в нём за несколько часов, после чего она решила поговорить с ним. Но диалог не клеился, мужчина просто впал в апатию, не желая ничего слушать.

Лестница заскрипела, послышались шаги, в комнату вошёл Мирослав.

— У меня новости, — тяжело дыша выдохнул он. — Лови файл.

Милослава услышала писк уведомления на сефероне, после чего открыла присланный сыном документ. Это была новостная сводка, экстренный репортаж, но её интересовала только первая полоса.