— Да. Попросите его спуститься и подождать в зале, чтобы никто из прислуги не приблизился к этой комнате. Я хочу остаться одна с… моим духовником… Это не кто иной, как мой старый друг Жан Лефебр де Сан-Реми, король бургундского оружия, непререкаемый законодатель мод при герцогском дворе, тот, кто при европейских дворах известен под именем Золотое Руно. Мой дорогой Жан, я надеюсь, вы простите моего конюха Готье де Шазея за несдержанные речи? Он молод и искренне предан мне.

Мужчины поприветствовали друг друга довольно холодно, и Готье вышел, чтобы исполнить приказания Катрин.. Графиня повернулась к Сан-Реми.

— Теперь, друг мой, сядьте в это кресло рядом со мной. Я буду смотреть на Вас, а вы расскажете мне, что привело вас сюда. Я сразу догадалась, что вас послало Провидение.

— Если судить по одежде, то это первая мысль, которая может прийти в голову, на самом деле — герцог. Когда он узнал, что эти негодяи посмели сделать из вас пленницу, он страшно разъярился, к тому же он был бессилен в своем гневе. Кроме того, он не понимал, почему вы очутились в Брюгге, почему так внезапно покинули дворец в Лилле. Это было загадкой.

— Слишком громко сказано о такой чепухе!

Катрин рассказала о том, что произошло наутро после королевской ночи. Она также не утаила причину своего путешествия в Брюгге вслед за Ван Эйком и то, чем закончилось ее так называемое «поклонение святым мощам».

— Я боюсь, что явилась причиной смерти этой несчастной женщины, согласившейся помочь мне, — пожаловалась она в заключение. — Местные жители, уверенные, что я беременна от монсеньера, убили ее, чтобы она не смогла мне помочь.

Сан-Реми с беспокойством оглядел Катрин.

— На каком вы месяце?

— На пятом.

— Это не облегчает нашу задачу. Я здесь для того, чтобы вызволить вас отсюда, пока ваше положение не станет невыносимым.

Он рассказал ей о том, о чем Готье узнал из уст Ван де Валя: о непримиримой позиции герцога по отношению к требованиям его подданных в Брюгге и Генте. Филипп категорически отказался менять свое решение, даже узнав о заточении Катрин.

— Герцог страшно беспокоится за вас, моя дорогая, но клянется, что не может действовать иначе. Горожане уже давно насмехаются над ним, и, если он не хочет, чтобы его государства рассыпались, словно песчаный замок, он не поддастся на шантаж.

— Он послал вас, чтобы передать мне это?

— Я вам сказал не только для того. Я должен организовать ваш побег.

— Но почему именно вы? Бургундский двор кишит шпионами, секретными агентами, сеньорами, полностью преданными своему господину и не такими известными, как сир Золотое Руно.

Сен-Реми вытянул ноги, с отвращением разглядывая пыльные ступни в сандалиях из грубой кожи, и скрестил руки на груди.

— По двум причинам: во-первых, нужен был кто-то, кто хорошо вас знает. Видите ли, герцог не был до конца уверен, что заложницей являетесь именно вы. Местные жители могли нарочно разворошить эту любовную историю, которая уже стала легендой.

— Это было бы слишком опасно. Монсеньер рано или поздно заметил бы подлог, и тогда…

Неопределенный жест Катрин позволял домыслить всевозможные репрессии.

— Но в их положении это могло прийти им в голову. Вторая причина достаточно проста: я сам напросился ехать в Брюгге.

— Но почему?

— Тут тоже две причины: первое — это то, что наставник монастыря августинцев мой кузен. Он ни в чем не может мне отказать. И второе: я хотел вас увидеть и убедиться, что вы по-прежнему прекрасны. Я убедился. Теперь же — резко прервал он себя, чтобы окончательно не расчувствоваться, — надо подумать о бегстве. Прежде всего, возьмите это и спрячьте, оно мешает мне и делает мой живот похожим на живот нотариуса.

Из-под своего просторного платья, развязав веревку, служившую поясом, он достал черный пакет: еще одно монашеское одеяние. Жан положил его на колени Катрин. В нескольких словах он обрисовал продуманный план. Молодая женщина должна была бежать через крышу своего дома и ночью пробраться на соседний дом, который не охраняется, откуда можно будет спуститься в лодку, которая живо доставит беглянку до монастыря августинцев, где она в своем монашеском платье будет в полной безопасности. Защита настоятеля облегчит ее пребывание в обители, и ни у кого не возникнет мысли искать ее там.

Вдруг настойчивый шепот умолк. Сан-Реми посмотрел на Катрин и вмиг помрачнел.

— Нам это никогда не удастся! — вздохнул он. — Вы выглядите такой слабой! Да и срок у вас больше, чем я предполагал. Как вы вскарабкаетесь по крыше в таком состоянии, проберетесь по стоку, одолеете крутой подъем, не говоря уже о головокружении!

Бледные щеки молодой женщины порозовели.

— Вы думаете осуществить это сегодня вечером?

— Нет, через несколько дней, чтобы ваш побег не связали с этой исповедью. Но я не представляю, как можно так быстро улучшить ваше состояние. Надо спешить. Монсеньер герцог в Лилле собирает пикардийские и бургундские войска, чтобы вести их в Голландию на недавно унаследованные от кузины Жаклин де Бавьер земли, где вспыхнул мятеж. В действительности он хочет укротить Брюгге и Гент, но, если вы останетесь в этом доме, жители отрубят вам голову при появлении бургундских знамен у стен своего города.

На этот раз Катрин улыбнулась.

— Не волнуйтесь! Я сумею поправиться, поверьте. Дайте мне десять дней, если время терпит.

— Разумеется, чтобы помочь вам, я совершил бы и не такой подвиг. Мне же предстоит остаться в этой отвратительной одежде в тиши монастыря. Но я боюсь, что вы преувеличиваете свои силы. У меня впечатление, что вы не в состоянии держаться на ногах.

Вместо ответа Катрин обеими руками схватилась за подлокотники своего кресла и ценой огромного напряжения, так что на висках проступили вены, поднялась.

— Я сумею, я же вам сказала! Достаточно того, чтобы я ела. Вы мне принесли надежду. Я не знаю, существует ли в мире более сильное лекарство.

— Прекрасно. В таком случае, я удаляюсь. Лучше не затягивать нашу беседу, чтобы не вызвать подозрения у стражи. Сегодня 9 апреля. Ночью 18-го вы покинете этот дом… Можно ли доверять вашему конюху?

Можно, я за это отвечаю. Позовите Готье и просите его о чем угодно.

Появился Готье, оставив за дверьми сгорающего от любопытства Беранже. Сан-Реми в нескольких словах объяснил ему, что от него хотели: речь шла о том, как подготовить побег Катрин, причем так, чтобы не вызвать подозрения слуг. Бежать придется через крышу. При слове «крыша» Готье испуганно посмотрел на Катрин, на что она закивала головой.

— Я должна с этим справиться, Готье. Когда преподобный брат уйдет, вы принесете мне обед.

Жан де Сан-Реми долго не мог понять, почему юный конюх, так нелюбезно встретивший его, проводил его со слезами благодарности на глазах.

Мнимый монах ушел, и трое узников маленького дворца поняли, что он унес с собой часть их страхов и тоски. Когда Гертруда Ван де Валь пришла к Катрин с объявленным ее супругом визитом, любезность и приветливость с которыми приняли гостью, поразили ее.

Это была приятная тихая женщина. Между двумя дамами возникло взаимопонимание. Болезненный вид заложницы разжалобил Гертруду, и она пообещала сделать все возможное, чтобы Катрин позволили под ее ответственность иногда выходить из дворца.

— Вам нельзя все время сидеть взаперти, — сказала она, — это грозит тяжелыми последствиями вашему ребенку, вам или вам обоим. Ни я, ни мой супруг не согласимся на то, чтобы привилегии Брюгге были оплачены невинной кровью.

— Моя кровь перестанет быть невинной, если прольется на эшафоте? — прошептала Катрин. — Сеньор бургомистр сказал мне, что я умру, если герцог Филипп не согласится с вашими условиями.

— Бедняжка сам стал пленником черни, как и другие благородные богатые люди. Я знаю, что он никогда не хотел вашей смерти. Поверьте мне. Я позабочусь, чтобы в будущем с вами лучше обращались…

В будущем? Еще недавно Катрин думала, что это слово уже ничего для нее не значит. Более того, твердо решив умереть, она видела перед собой лишь неясную картину, после которой наступит вечная темнота. Она опять поднималась из глубины пропасти, на этот раз благодаря неожиданному визиту Сан-Реми, превратившегося в ангела-спасителя. Жажда жизни снова вырвала ее из уже почти поглотившего небытия.