Мэтти сошла с «фрисби», смеясь и краснея. Она смущалась, но при этом не испытывала никакой неловкости.

— Извините… Я просто… Люблю я эту песню.

— «Она хочет только одного — танцевать, танцевать и танцевать», — напомнил Ромми основной лейтмотив песни Дона Хенли.

— Да, иногда это все, чего она хочет, — согласилась Мэтти и покраснела еще сильнее. — Извините, мне нужно в ванную. — Она бросила мне «фрисби» и взбежала по ступенькам.

Я глубоко вздохнул, попытался адаптироваться в реальном мире и увидел, что Джон занят тем же. На лице Джорджа Кеннеди читалась легкая обалделость, словно ему дали успокоительное и оно начало действовать.

Пророкотал гром. На этот раз куда ближе.

Я бросил «фрисби» Ромми.

— Что скажешь? — Мы все уже давно перешли на ты..

— Думаю, я влюблен, — ответил он, а затем тоже вернулся на грешную землю. — Еще я думаю, что нам пора жарить стейки, если мы хотим съесть их во дворе. Хочешь мне помочь?

— С удовольствием.

— Я тоже помогу, — вызвался Джон. Мы вошли в трейлер, оставив Джорджа с Ки. Поднимаясь по ступенькам, я услышал, как Ки спрашивает Джорджа, много ли тот поймал преступников. Мэтти стояла у раскрытого холодильника и выкладывала стейки на тарелку.

— Как хорошо, что вы пришли. Я уж хотела съесть их сырыми. Никогда не видела таких прекрасных стейков.

— А я никогда не видел более прекрасной женщины, чем ты. — Голос Джона звучал искренне, но Мэтти лишь рассеянно улыбнулась ему. Я отметил про себя: нельзя говорить комплименты женщине в тот момент, когда она держит в руках пару замороженных стейков. Должного впечатления это не произведет.

— Ты умеешь жарить мясо? — спросила она меня. — Говори правду, потому что они слишком хороши, чтобы вверять их судьбу дилетанту.

— Мастерства мне не занимать.

— Хорошо, беру тебя на работу. Джон, будешь ему помогать. Ромми, мы с тобой займемся салатами.

— С удовольствием.

Джордж и Ки уже уселись на пластиковых стульях, словно давние друзья в своем лондонском клубе. Джордж рассказывал Ки, как он перестреливался с Ролфом Нидо и Очень плохой бандой на Лиссабонской улице в 1993 году.

— Джордж, что случилось с твоим носом? — спросил Джон. — Он вдруг очень вытянулся.

— А тебе что до этого? — парировал Джордж. — Разве ты не видишь, что мы разговариваем?

— Мистей Кеннеди поймал много пьеступников, — сообщила нам Кира. — Он поймал Отень плохую банду и упьятал их в тюйму.

— Точно, — кивнул я. — А еще мистер Кеннеди получил «Оскара» за сыгранную им роль в фильме «Люк — Твердая Рука».

— Абсолютно верно. — Джордж поднял правую руку, скрестил средний и указательный пальцы. — Я и Пол Ньюман.

Джон засмеялся. Да так заразительно, что я тут же присоединился к нему. Мы хохотали как сумасшедшие, выкладывая стейки на решетку. Просто удивительно, что обошлось без ожогов.

— Посему они смеются? — спросила Ки Джорджа.

— Потому что они глупые людишки со слабеньким умишком, — ответил Джордж. — А теперь слушай Ки… я поймал их всех, кроме Черепа. Он успел запрыгнуть в свой автомобиль, а я — в свой. Конечно, подробности погони не пристало слушать маленькой девочке…

Но Джордж все-таки начал их выкладывать, а мы с Джоном стояли у мангала и улыбались.

— Отлично, да? — спросил Джон, и я кивнул.

Мэтти принесла кукурузу, завернутую в алюминиевую фольгу. За ней шел Ромми, держа в руках большую салатницу и стараясь заглянуть поверх нее, чтобы, не дай Бог, не споткнуться.

Мы сели за столик для пикника, Джордж и Ромми — по одну сторону, Мэтти и мы с Джоном — по другую. Кира устроилась во главе стола, на стопке старых журналов, которые положили на пластиковый стул. Мэтти повязала ей на шею посудное полотенце. Кира согласилась на такое унижение по двум причинам: а) она была в новой одежде; б) посудное полотенце все-таки не слюнявчик.

Поели мы с аппетитом — салат, стейк (Джон говорил правду — лучшего стейка есть мне не доводилось), жареная кукуруза, торт на десерт. К тому времени, когда мы добрались до торта, гром гремел совсем близко и задул горячий ветер.

— Мэтти, если мне больше никогда не удастся так хорошо поесть, я не удивлюсь, — посмотрел на нее Ромми. — Премного благодарен за то, что пригласила меня.

— И тебе спасибо. — У нее в глазах стояли слезы. Одной рукой она взяла мою руку, другой — руку Джона. Пожала. — Вам всем спасибо. Если б вы знали, каково было нам с Ки до того, как… — Она тряхнула головой, вновь сжала наши с Джоном руки, отпустила. — Но теперь все в прошлом.

— Посмотрите на малютку, — подал голос Джордж.

Ки откинулась на спинку стула, глазки у нее закрывались. Волосы вылезли из закрутки и падали на щечки. На носу белела капелька крема, к подбородку прилипло кукурузное зернышко.

— Я бьосила «фьизьби» пять тысять йаз, — сообщила нам Кира. — Я устала.

Мэтти приподнялась. Я остановил ее.

— Позволь мне?

Она, улыбаясь, кивнула:

— Если хочешь.

Я взял Киру на руки и понес к трейлеру. Гром загремел снова, низко, протяжно, словно зарычала гигантская собака. Я взглянул на надвигающиеся тучи и краем глаза уловил какое-то движение: старый синий автомобиль медленно катил по Уэсп-Хилл-роуд на запад, к озеру. А внимание я обратил на, него исключительно из-за глупой наклейки на бампере. Такую же я видел в «Деревенском кафе»: «НОГОТЬ СЛОМАЛСЯ — БЕРЕГИ ПАЛЕЦ».

Я поднялся с Кирой по ступенькам, осторожно повернулся боком, чтобы не ударить ее головой о дверной косяк.

— Позаботься обо мне, — прошептала она во сне. И такая грусть звучала в ее голосе, что у меня по коже побежал холодок. Она словно знала, что просит невозможного. — Позаботься обо мне. Я маленькая, мама говойит, что я малышка.

— Я позабочусь о тебе. — Я поцеловал ее в лобик. — Не волнуйся, Ки. Спи.

Я отнес девочку в ее комнатку и положил на кровать. К тому времени она окончательно сомлела. Я вытер крем с носа, снял зернышко кукурузы с подбородка. Взглянул на часы: без десяти два. Старожилы собираются в Большой баптистской церкви. Билл Дин в костюме и сером галстуке. Бадди Джеллисон в шляпе. Он стоит у церкви с еще несколькими мужчинами, которые решили покурить, прежде чем идти на службу.

Я повернулся. В дверях стояла Мэтти.

— Майк. Пожалуйста, подойди.

Я шагнул к ней. На этот раз мои руки и ее талию не разделяла ткань. Кожа у нее была теплая, такая же шелковистая, как и у дочери. Она вскинула голову, чтобы посмотреть на меня, ее губы разошлись. Бедрами она подалась вперед, а когда почувствовала ими кое-что твердое, прижалась к этой окаменелости еще сильнее.

— Майк.

Я закрыл глаза. Мне показалось, будто я распахнул дверь в ярко освещенную комнату, где смеялись и разговаривали люди. И танцевали. Потому что иногда кроме этого нам больше ничего не надо.

Я хочу войти, подумал я. Вот, чего я хочу, вот что я хочу сделать. Позволь мне это сделать. Позволь…

И тут я осознал, что произношу все это вслух, быстро шепчу на ухо Мэтти, а мои руки так и ходят по ее спине, ощупывают позвоночник, лопатки, потом перемещаются вперед, чтобы охватить ладонями маленькие груди.

— Да, — ответила она. — Мы оба этого хотим. Да. Это прекрасно.

Она подняла руки и осторожно, большими пальцами, вытерла слезы, смочившие кожу под моими глазами. Я отпрянул.

— Ключ…

Мэтти улыбнулась:

— Ты знаешь, где он.

— Вечером я приду.

— Хорошо.

— Я… — Мне пришлось откашляться. Я посмотрел на крепко спящую Киру. — Мне было так одиноко. Похоже, я этого даже не знал, но я так мучился от одиночества.

— Я тоже. И я знала, что тебе так же одиноко. Пожалуйста, поцелуй меня.

Я поцеловал. По-моему, наши языки соприкоснулись, но полной уверенности у меня нет. Но я запомнил, какая она была живая, энергичная.

— Эй! — позвал со двора Джон, и мы отпрянули друг от друга.

— Я рада, что ты наконец-то принял решение, — прошептала Мэтти. Она повернулась и убежала по узкому коридорчику. Когда она говорила со мной в следующий раз, не думаю, что она понимала, с кем говорит и где находится. В следующий раз она говорила со мной, когда умирала.