— Говорил? — Внутри у меня все замерло, но нельзя сказать, что я очень уж удивился. После того, что я уже узнал, новость-то не бог весть какая.

— Будь уверен.

— А что она хотела знать?

— Все, что мне известно. То есть не так и много. Я мог рассказать ей о прапрадедушке мамы, которого убили индейцы, но материнская линия Джо не интересовала.

— Когда это случилось?

— Так ли это важно?

— Возможно, да.

— Попробую вспомнить. Наверное, в то время, когда Патрику вырезали аппендицит. Да, точно. В феврале девяносто четвертого. Может, и в марте, но скорее всего в феврале.

За полгода до ее смерти на автостоянке у «Райт эйд». А ведь я ничего не знал, ничего не замечал. Тогда она еще не забеременела. Ездила в Тэ-Эр. Задавала вопросы, по словам Билла Дина, не всегда приятные, но она продолжала их задавать. И я понимал, в чем причина. Если уж Джо за что-то бралась, сбить ее с взятого курса не представлялось возможным. Попробуйте вырвать тряпку из пасти терьера. Она задавала вопросы и мужчине в коричневом пиджаке спортивного покроя? Кто он, этот мужчина в коричневом пиджаке?

— Пэт как раз лежал в больнице. Доктор Альперт заверил меня, что беспокоиться не о чем, но, когда зазвонил телефон, я аж подпрыгнул, подумал, что он звонит сообщить, что Пэту стало хуже.

— Когда это ты стал такой тревожно-мнительной личностью, Сид?

— Не знаю, дружище, но, похоже, стал. Но позвонил не Альперт, а Джоанна. Она хотела знать, не жил ли кто-нибудь из наших предков, в третьем, а то и в четвертом поколении, в тех местах, где ты сейчас находишься. Я сказал, что не знаю, но тебе, возможно, об этом известно. Но она не хотела обращаться к тебе, потому что, по ее словам, готовила тебе сюрприз. Она тебя удивила?

— Более чем. Слушай, отец ловил лобстеров…

— Типун тебе на язык, он был художником-примитивистом. Мать до сих пор его так называет. — Сид не рассмеялся.

— Перестань. Он стал продавать кофейные столики и мебель для лужаек, разрисованную лобстерами после того, как ревматизм уже не позволял ему выходить в море.

— Я знаю, но мама отредактировала свою семейную жизнь. Сделала из нее сценарий для телесериала.

Тут он попал в десятку.

— Наш отец был рыбаком из Праутс-Нек…

— Скорее, перекати-поле. — Вот тут Сид рассмеялся. — Где вешал свою шляпу, там и был его дом…

— Перестань, дело серьезное. Свой первый рыбацкий баркас он получил от своего отца, так?

— Так нам говорили, — признал Сид. — «Ленивая Бетти» досталась Джеку Нунэну от Пола Нунэна. Который тоже жил в Праутс. В 1960 году «Бетти» здорово потрепал ураган «Донна».

Я родился двумя годами раньше.

— И в шестьдесят третьем отец выставил ее на продажу?

— Да, — согласился Сид. — Не знаю, что потом стало с баркасом, но на нем еще плавал дед Пол. Помнишь уху из лобстеров, которую мы ели в детстве, Майки?

— Как же не помнить! — Как и большинство мальчишек, выросших на побережье Мэна, я никогда не заказывал в ресторане лобстеров — досыта наелся ими в детстве. Я подумал о деде Поле, который появился на свет где-то в последнем десятилетии прошлого века. У Пола Нунэна родился Джек Нунэн, у Джека — Майк и Сид Нунэны, и это практически все, что я знал о своих предках по отцовской линии. Правда, все эти Нунэны выросли достаточно далеко от того места, где я сейчас обливался потом.

Они срали в одну выгребную яму.

Дивоур ошибся, только и всего. Когда мы, Нунэны, не ходили в шелковых рубашках с отложным воротничком и не приобрели мемфисского лоска, мы были простыми праутснекцами. И маловероятно, что пути моего и Дивоурова прадедов могли пересечься. Старик сам годился мне в деды, то есть ни о каком совпадении поколений не могло быть и речи.

Но если Дивоур ошибался, почему Джо интересовалась историей моей семьи?

— Майк? — раздался в трубке голос Сида. — Ты еще здесь?

— Да.

— У тебя все в порядке? Голос у тебя что-то не очень.

— Все дело в жаре, — ответил я. — Да еще твое чувство обреченности искажает восприятие. — Спасибо, что позвонил, Сид.

— Спасибо, что ты есть, старший брат.

— До скорого. — И я положил трубку.

* * *

Я пошел на кухню за стаканом холодной воды. Наполняя его из-под крана, я услышал, как за спиной на передней панели холодильника заскользили магниты. Я резко обернулся, вода выплеснулась на босые ноги, но я этого и не заметил. Я напоминал ребенка, который думает, что успеет увидеть Санта-Клауса, прежде чем тот нырнет в дымовую трубу.

И я действительно успел заметить, как девять букв втянуло внутрь окружности. На мгновение они сложились в одно слово: carladean а потом что-то огромное и невидимое пронеслось мимо меня. Ни один волос не шевельнулся на моей голове, но казалось, будто меня отшвырнуло в сторону. Так бывает, когда стоишь у края платформы в подземке и мимо тебя проносится вырвавшийся из тоннеля поезд. От изумления я вскрикнул, выронил на стол стакан, вода разлилась. Пить мне уже расхотелось, да и температура на кухне «Сары-Хохотушки» резко упала.

Я с шумом выдохнул и увидел вырвавшийся изо рта парок, совсем как в январский день.

Только один выдох, может, два, сконденсировались в пар, но сконденсировались, и секунд на пять пленка пота, покрывавшая все тело, превратилась в тонкий ледок.

Слово CARLADEAN разметало в разные стороны. Так в мультфильмах разлетаются звезды из глаз. Не только это слово, но и окружность из фруктов и овощей. Магниты градом посыпались на пол. Кухня заполнилась звериной яростью.

И что-то ей уступило, покинуло поле боя с печальным вздохом: «Ах, Майк. Ах, Майк». Именно этот голос я записал на скрайбер. Тогда полной уверенности у меня не было, но теперь я не сомневался — голос принадлежит Джо.

Но кем был второй призрак? Почему он разметал буквы?

Карла Дин. Не жена Билла, ту звали Яветт. Его мать? Бабушка?

Я медленно прошелся по кухне, собирая с пола магниты, потом прилепил их все к передней панели «кенмора». Никто не вырывал их из моих рук, никто не замораживал пот у меня на шее, колокольчик Бантера не звенел. Однако я знал: на кухне я не один. CARLADEAN — это слово собрала на передней панели Джо. Она хотела, чтобы я пообщался с Карлой Дин.

А кто-то другой не хотел. Кто-то другой орудийным ядром пронесся мимо меня, чтобы разметать буквы, прежде чем я успею прочитать написанное.

В доме жила Джо. В доме жил мальчик, плачущий по ночам.

А кто еще?

Кто еще делил со мной кров?

Глава 20

В первый момент я их не увидел, и не без причины: казалось, половина населения Касл-Рока оккупировала в ту жаркую субботу городской парк. Ярко светило солнце, малышня копошилась на детской площадке, старики в ярко-красных жилетках (видимо, члены какого-то клуба) играли в шахматы, группа молодых людей расположилась на травке, слушая парнишку, который под гитару пел веселую песенку из репертуара Йена и Сильвии[107].

Никто не бегал трусцой, собаки не гонялись за «фрисби». Жара не располагала к лишним телодвижениям Я повернулся к эстраде, на которой как раз устраивался ансамбль из восьми человек, называвшийся «Каслрокцы» (я их уже слышал, играли они, мягко говоря, так себе), когда маленький человечек врезался в меня сзади и обхватил мои ноги повыше колен, едва не свалив на траву.

— Поймала! — радостно завопил человечек.

— Кира Дивоур! — В голосе Мэтти слышались и смех, и раздражение. — Ты собьешь его с ног!

Я наклонился, выпустил из руки пакет из «Макдональдса» и подхватил Киру. До чего же приятно держать на руках здоровенького ребенка. Только так можно почувствовать, какая же в них бурлит энергия. Я не растрогался, во всяком случае, слезы на глаза у меня не навернулись (кстати, сентиментальные сцены в фильмах с детства выбивали из меня слезу), но я подумал о Джо. И о ребенке, которого она носила под сердцем, когда упала на автостоянке. Да, подумал и о нем.

вернуться

107

Дуэт Йена Тайсона (р. 1933) и Сильвии Фрикер (р. 1940) образовался в 1959 году. В 60-е был популярен как в США, так и в Канаде.