— Слушаю?

— Майк? Я вас разбудила? Вы спали? — Голос Мэтти звучал совсем не так, как вчера вечером. Из него напрочь исчезли страх и осторожность. Он звенел от счастья. Именно таким голоском Мэтти и могла увлечь Лэнса Дивоура.

— Я не сплю. Сел поработать.

— Да перестаньте! Я поняла, что вы с этим завязали.

— Вчера я тоже так думал, но, возможно, поторопился. Как дела? Судя по вашему голосу, вы как раз добрались до седьмого неба.

— Я только что говорила с Джоном Сторроу.

Неужели? А как давно я поднялся на второй этаж? Я посмотрел на левое запястье, но увидел только светлый круг от часов. Сами часы остались внизу, в северной спальне, лежали, наверное, в лужице воды, вытекшей из перевернутого стакана.

— Его возраст, и он может вызвать повесткой другого сына!

— Мэтти, вы говорите слишком быстро, и я от вас отстал. Вернитесь назад и давайте сначала, только в два раза медленнее.

Она вернулась. На основные новости времени у нее много не ушло (по-другому обычно и не бывает): Сторроу прилетает завтра. Приземлится в аэропорту округа и остановится в отеле «Высокая скала» в Касл-Роке. Большую часть пятницы они проведут вместе, обсуждая подробности дела. «Кстати, он нашел адвоката и для вас, — добавила она. — Чтобы вы давали показания в его присутствии. Кажется, он из Льюистона».

Новости хорошие, но еще больше меня обрадовало другое: к Мэтти вернулась воля к борьбе. До этого утра (время я мог определить только по солнцу и решил, что полдень еще не наступил) я и не осознавал, в какой тоске пребывает эта молодая женщина в красном платье и белых кроссовках. И сколь уверовала она в неизбежность потери ребенка.

— Отлично! Я очень рад, Мэтти.

— И все благодаря вам. Если б вы были рядом, я бы вас расцеловала.

— Он сказал, что победа может остаться за вами, не так ли?

— Да.

— И вы ему поверили.

— Да! — Радости в голосе чуть поубавилось. — Он не пришел в восторг, узнав, что вчера вы обедали у нас.

— Естественно. Иначе и быть не могло.

— Я объяснила, что ели мы во дворе, а он ответил, что для того, чтобы пошли сплетни, достаточно провести в трейлере шестьдесят секунд.

— На это я могу сказать, что он невысокого мнения о сексуальных способностях янки. Но, с другой стороны, он же из Нью-Йорка.

Она смеялась дольше, чем заслуживала моя маленькая шутка. Почему? От облегчения, что у нее наконец-то появились двое защитников? Или потому что секс для нее теперь под запретом? Лучше не задаваться этим вопросом.

— Ругать он меня не ругал, но ясно дал понять, чтобы больше такого не повторялось. А вот когда все закончится, я приглашу вас на настоящий пир. Будет все, что вы захотите, и как вы захотите.

«Все, что вы захотите, и как вы захотите». И она, клянусь Богом, абсолютно не понимала, что ее слова можно истолковать в ином аспекте, тут я мог поспорить на что угодно. На мгновение я закрыл глаза и улыбнулся. Почему нет? Она так хорошо говорила, особенно, если очистить сказанное от того подтекста, что уловил похабный ум Майкла Нунэна. Она же говорила только о том, что исход будет счастливым, как в сказке, при условии, что мы будем храбро следовать выбранному курсу. Если я смогу сдержать себя и не буду пытаться соблазнить молодую женщину, годящуюся мне в дочери, с курса мы точно не сойдем. Если не смогу, возможно, получу то, что заслуживаю. А вот Кира — нет. Она всего лишь пассажир и направление движения автомобиля, в котором она едет, не зависит от ее воли. И мне, решил я, надобно вспоминать об этом перед всяким телодвижением.

— Если судья оставит Дивоура у разбитого корыта, я отвезу вас в Портленд и в «Ночах Ренуа» угощу девятью блюдами французской кухни. Сторроу тоже. Может, даже приглашу эту судебную крысу, с которой встречаюсь в пятницу. Видите, какой я незлопамятный?

— Вы просто чудо, Майк! — Она говорила серьезно. — Я с вами расплачусь, Майк. Сейчас я на мели, но я не всегда буду на мели. Пусть на это у меня уйдет вся жизнь, но я с вами расплачусь.

— Мэтти, вот это уже совсем ни к…

— Расплачусь, — решительно оборвала она меня. — Обязательно. А кое-что сделаю уже сегодня.

— Что же? — полюбопытствовал я. Нравился мне ее голос, веселый, свободный — прямо-таки заключенный, выпущенный на поруки, — но я уже с нетерпением поглядывал на дверь моего кабинета. Я знал, что долго работать не смогу, слишком велик риск превратиться в печеное яблоко, но мне хотелось напечатать еще пару страниц. Делай что хочешь, сказали мне женщины в моих снах. Делай что хочешь.

— Я должна купить Кире большого плюшевого медведя, какие продаются в касл-рокском «Кеймарте». Я скажу ей, что медведя она получает за хорошее поведение, потому что не могу сказать правду. На самом-то деле она заслужила этот подарок благодаря прогулке по разделительной полосе.

— Только не покупайте черного! — вырвалось у меня, прежде чем я понял, что говорю.

— Черного? — в ее голосе слышались недоумение и тревога.

— Мне представляется, что коричневые смотрятся лучше. И в жизни они такие, — попытался я сгладить свою последнюю фразу.

— Понятно. — По голосу чувствовалось, что она собирается дальше пытать меня на предмет цвета медвежьего меха. — Знаете, если вчера вечером я чем-то вас расстроила, пожалуйста, извините. У меня и в мыслях не было…

— Не беспокойтесь. Я не расстроился. Возникли некоторые вопросы, ничего больше. Я практически забыл об этом загадочном свидании Джо. — Ложь, конечно, но, как я представлял себе, во благо.

— И это правильно. Не буду отрывать вас, возвращайтесь к работе. Вам же не терпится, так?

Я удивился:

— С чего вы так решили?

— Не знаю. Просто… — она замолчала. И внезапно в моей голове прозвучали слова, которые она собиралась произнести, но не произнесла:

Этой ночью ты мне снился. Мне снилось, что мы вместе. Мы собирались заняться любовью и один из нас сказал: «Делай что хочешь». А может, мы оба это сказали.

Вероятно, шестое чувство все-таки есть. А может, и седьмое, и восьмое. Просто задействовать их могут далеко не все. А избранные могут, но не всегда.

— Мэтти? Вы на проводе?

— Конечно. Хотите, чтобы я и дальше держала вас в курсе событий? Или будете узнавать все, что вас интересует, от Джона Сторроу?

— Если вы не будете держать меня в курсе, я на вас рассержусь. Капитально рассержусь.

Она рассмеялась:

— Тогда буду. При условии, что в это время вы не будете работать. До свидания, Майк. И большое вам спасибо.

Я с ней попрощался, положил трубку, какое-то время стоял, глядя на старый телефонный аппарат из черного бакелита. Она будет держать меня в курсе, но только когда я не буду работать. Откуда ей знать, в какое время звонить? Она с этим разберется. Я в этом не сомневался. Как не сомневался в том, что она солгала, сказав, что Джо и мужчина в коричневом пиджаке спортивного покроя с кожаными заплатами на локтях пошли к автостоянке. И я знал, что одета сейчас Мэтти в белые шорты и топик. По средам она обходилась без платья или юбки, потому что в этот день библиотека не работала.

Ты же ничего этого не знаешь, ты все выдумываешь.

Но я не выдумывал. Если б выдумывал, одел вы ее во что-нибудь более соблазнительное, как Веселую Вдову из «Секрета Виктории».

Эта мысль потянула за собой другую. Делай что хочешь, сказали они. Обе. Делай что хочешь. Я знал, откуда эта зараза. Отдыхая на Ки-Ларго, я прочитал в «Атлантик мансли» статью о порнографии, написанную какой-то феминисткой. Кем именно, не помню, но точно не Найоми Вулф и не Камиллой Пагли. Женщина употребила эту фразу. Может, Салли Тисдейл? Или мое подсознание искало имя и фамилию, созвучные с Сарой Тидуэлл? Как бы то ни было, она заявляла, что «делай что хочешь» у женщин вызывает эротические ассоциации, тогда как у мужчин — порнографические. Женщины представляют себе, что они произносят эту фразу в соответствующей ситуации, мужчины представляют себе, что фраза эта обращена к ним. И когда, продолжала автор, секс не доставлял удовольствия, то ли из-за чрезмерной доли насилия, то ли из-за стыда, то ли по какой-то иной причине, мужчина всегда обвинял в этом женщину. «Ты этого хотела! — безапелляционно заявлял он. — Перестань лгать и признавайся. Ты именно этого и хотела!»