— Только одно: Дивоур готов сдаться, — без запинки ответил Джон. — Другого объяснения я не нахожу. Завтра утром я возвращаюсь в Нью-Йорк, но буду позванивать. Если что-нибудь произойдет здесь, сразу же звоните мне.
Я ответил, что непременно позвоню, и пошел спать. В эту ночь женщины не посещали мои сны. Я это только приветствовал.
Когда в среду утром я спустился вниз, чтобы вновь наполнить стакан ледяным чаем, Бренда Мизерв развешивала мою выстиранную одежду. Как и учила ее мать: на внешней круговой веревке — рубашки и брюки, на внутренней — нижнее белье, чтобы случайный человек, прошедший или проехавший мимо, не видел, что ты носишь на теле.
— В четыре часа надо все снять, — предупредила меня миссис М. перед тем как уйти. Она смотрела на меня ясными и циничными глазами женщины, которая всю жизнь гнула спину на богатеньких. — Ни в коем случае не оставляйте одежду на ночь. Если она намокнет от росы, стирать придется заново, иначе пропадет ощущение свежести.
Я заверил ее, что все указания будут в точности выполнены, а потом спросил, чувствуя себя шпионом, выуживающим ценную информацию у сотрудника посольства, не заметила ли она в доме каких-то странностей.
— Каких странностей? — переспросила она изогнув бровь.
— Дело в том, что я пару раз слышал какие-то непонятные звуки. По ночам.
Она фыркнула:
— Дом-то бревенчатый. И строился не сразу, а по частям. Он оседает, в разных частях по-разному. Одно крыло перемещается относительно другого. Вот это вы и слышите.
— Значит, никаких призраков? — спросил я, изобразив разочарование.
— Я не видела ни одного, — безапелляционно заявила она, — но моя матушка говорила, что тут их хватает. Особенно у озера. Тут и микмаки[97], которые жили здесь, пока их не вытеснили отсюда войска генерала Уинга, и все те, кто отправился на Гражданскую войну и погиб. А из здешних мест, мистер Нунэн, ушло почти шестьсот человек. Вернулись же полторы сотни… живыми. Мама говорила, что на этой стороне озера живет призрак негритянского мальчика, который здесь умер, бедняжка. Сын одного из «Ред-топов», знаете ли.
— Впервые слышу… Я знаю о Саре и «Ред-топ бойз», но о мальчике — нет. — Я помолчал. — Он утонул?
— Нет, угодил в капкан. Весь день пытался освободиться, звал на помощь. Наконец его нашли. Ногу ему спасли, но лучше бы отрезали сразу. Началось заражение крови, и мальчик умер. Летом девятьсот первого года. Поэтому, думаю, они и ушли. Слишком тяжелые воспоминания вызывало это место. Но мальчуган, как называла его моя мама, остался. Она говорила, что он до сих пор в Тэ-Эр.
Мне оставалось лишь гадать, что сказала бы миссис М., расскажи я о том, что этот мальчуган приветствовал меня в ночь приезда из Дерри, да и потом появлялся несколько раз.
— Или вот отец Кенни Остера, Нормал, — продолжила миссис М. — Вы ведь знаете эту историю? О, это кошмарная история. — Однако выглядела она более чем довольной, то ли потому, что знала кошмарную историю, то ли — получив возможность рассказать ее.
— Нет, — покачал я головой. — Кенни, конечно, знаю. У него еще большой волкодав. Черника.
— Да. Он столярничает и берется присматривать за коттеджами. Этим же занимался и его отец. Так вот, вскоре после окончания Второй мировой войны Нормал Остер утопил младшего брата Кенни у себя во дворе. Они тогда жили на Уэсп-Хилл, там, где дорога раздваивается, одна уходит к старому лодочному причалу, вторая — к порту. Малыша он утопил, между прочим, не в озере. Положил под струю воды, бьющую из колонки и держал под ней, пока ребенок не наглотался воды и не умер.
Я смотрел на нее, а ветер шуршал развешанным на веревках бельем. Я думал о чуть металлическом привкусе воды, наполнявшей мой рот и горло. Таким вкусом обладала как речная, так и артезианская вода, поднятая из глубины, из-под озера. Думал о послании с передней панели холодильника: help im drown.
— Он так и оставил ребенка под колонкой. Сел в свой новый «шевроле» и поехал сюда, на Сорок вторую дорогу. Взял с собой ружье.
— Уж не собираетесь ли вы сказать, миссис Мизерв, что отец Кенни Остера застрелился в моем доме?
Она покачала головой:
— Нет. Он застрелился на выходящей на озеро террасе Брикерсов. Сел на поручень и снес свою дурную голову.
— Брикерсов? Я не помню…
— И не можете помнить. С шестидесятых здесь никаких Брикерсов нет. Они из Делавэра. После них коттедж купили Уэршбурны, но теперь нет и их. Дом пустует. Изредка этот дуралей Осгуд приводит кого-то и показывает дом, но он никогда не продаст его за цену, которую просит. Помяните мои слова.
Уэшбурнов я знал, мы не раз играли с ними в бридж. Приятная пара. Их коттедж стоял неподалеку к северу от «Сары-Хохотушки». Дальше домов не было: берег становился слишком крутым, подлесок — густым. Улица тянулась дальше, к Сияющей бухте, но туда заглядывали только охотники да любители черники. Благо росло ее сколько хочешь.
Нормал[98], подумал я. Ничего себе имечко для человека, утопившего своего маленького сына в собственном дворе под струей из колонки. Ха-ха-ха.
— Он оставил записку? Объяснение?
— Нет. Но люди говорят, что и его призрак бродит вдоль озера. В маленьких городках призраков вроде бы особенно много, но я не берусь утверждать, есть они или нет. Знаю только, что сама не видела и не слышала ни одного. А о вашем коттедже я могу сказать следующее, мистер Нунэн: тут всегда пахнет сыростью, сколько его ни проветривай. Наверное, причина в бревнах. Не стоит строить бревенчатые дома у озера. Дерево впитывает влагу.
Ее сумка стояла на земле. Теперь она подняла ее. Черную, вместительную, бесформенную сумку женщины из провинции, используемую исключительно по назначению. Унести в ней миссис М. могла много.
— Не могу я стоять тут целый день, хотя поболтать с вами — одно удовольствие. Мне еще надо заглянуть в одно место. Лето в этих краях — время жатвы, сами знаете. Не забудьте снять выстиранную одежду до вечера, мистер Нунэн. Чтобы она не намокла от росы.
— Не забуду, — пообещал я. И не забыл. А когда вышел из дома в одних плавках, мокрый от пота: работал-то я в духовке (теперь я уже понимал, что без кондиционера никак нельзя), меня ждал сюрприз. Кто-то поработал с моим бельем. Теперь мои джинсы и рубашки висели на внутренней веревке, а трусы и носки — на внешней. Видать, мой невидимый гость, один из моих невидимых гостей, решил немного поразвлечься.
На следующий день я поехал в библиотеку и первым делом восстановил читательский билет. Линди Бриггс лично взяла у меня четыре доллара и внесла мои данные в компьютер, предварительно выразив соболезнования в связи с безвременной кончиной супруги. И, как в случае с Биллом Дином, я уловил упрек в ее голосе, словно вина в том, что она так запоздала с соболезнованиями, лежала на мне. Наверное, лежала.
— Линди, у вас есть история города? — спросил я после того, как Джо воздали должное.
— У нас их две. — Она наклонилась ко мне через стол, хрупкая женщина в пестром платье без рукавов, с поблескивающими за толстыми стеклами очков глазами, и уверенно добавила: — Обе не так уж и хороши.
— Какая лучше? — не замедлил я со следующим вопросом.
— Вероятно, написанная Эдуардом Остином. В середине пятидесятых он приезжал сюда каждое лето и поселился здесь, выйдя на пенсию. «Дни Темного Следа» он написал в тысяча девятьсот шестьдесят пятом или шестьдесят шестом. Опубликовал на свои деньги, потому что ни одно издательство его книга не заинтересовала. Даже региональные издатели ему отказали. — Она вздохнула. — Местные книгу покупали, но сколько экземпляров они могли купить?
— Полагаю, всего ничего.
— Писатель он не из лучших. Да и фотограф тоже. От его черно-белых иллюстраций у меня болят глаза. Однако там есть несколько интересных историй. Об изгнании микмаков, о своенравном жеребце генерала Уинга, о финансовых аферах в восьмидесятых годах прошлого столетия, о пожарах тридцатых…
