— Возможно, если у тебя семеро детей. — И Джон залился радостным смехом.

Я вспомнил самодовольного толстячка с губками бантиком, с блестящими, ухоженными ногтями.

— Не может быть!

— Может. — Джон все смеялся. — Именно столько он настрогал. Возрастом от ч-четырнад-цати д-до т-трех лет! С потенцией у него все в порядке! — Из трубки лился смех. Заразительный смех, потому что я уже вторил Джону. — Кеннеди собирается прислать мне по… по факсу… фото… фотографии всей… семьи! — Я представил себе Джона Сторроу, который сидит в своем кабинете на Парк-авеню и хохочет, как безумный, пугая уборщиц.

— Впрочем, количество детей значения не имеет, — сказал он, когда приступ смеха миновал. — А что имеет, вы уже поняли, так?

— Да. Неужели он так глуп? — Я имел в виду Дарджина, но вопрос цеплял и Дивоура. И Джон, судя по ответу, меня понял.

— Элмер Дарджин — мелкий адвокат из маленького городка, затерянного в лесах западного Мэна, вот и все. Он и представить себе не мог, что появится ангел-хранитель, который выведет его на чистую воду. Между прочим, он купил катер. Две недели назад. С двумя подвесными моторами. Большой катер. Все кончено, Майк. Победа за нами, и с разгромным счетом.

— Если вы так говорите… — Но тут мои пальцы словно обрели самостоятельность и сжались в кулак, который ударил по дереву кофейного столика.

— Однако на софтбольный матч я приезжал не зря.

— Правда?

— Я к ней проникся.

— К ней?

— К Мэтти, — терпеливо объяснил он. — Мэтти Дивоур. — Пауза. — Майк? Вы меня слышите?

— Да. Трубка выскользнула. Извините. — Трубка выскользнула не больше чем на дюйм, но я подумал, что Джон не уловил смятения в моем голосе. Да и откуда? Если речь заходила о Мэтти, я, по мнению Джона, был вне подозрений. Как прислуга в загородном доме из какого-нибудь детектива Агаты Кристи. Мысль о том, что мужчина моих лет мог испытывать сексуальное влечение к Мэтти, просто не приходила ему в голову, может, и заглянула на пару секунд, но он отмел ее как нелепую. Точно так же и Мэтти решила, что между моей женой и мужчиной в коричневом пиджаке ничего такого быть не могло.

— Я не могу ухаживать за ней, представляя ее интересы, — продолжал Джон. — Это неэтично. И вредит делу. А вот потом… Как знать.

— Это точно. — Я слышал свой голос как бы со стороны. Словно говорил кто-то другой. И звук долетал из динамиков радиоприемника или магнитофона. Так случается, когда тебя застают врасплох. Это голоса наших умерших друзей или всего лишь граммофон? Я думал о его руках, с длинными, тонкими пальцами. Кольца не было ни на одном. Как и на руках Сары на старой фотографии. — Как знать.

Мы попрощались, и я какое-то время смотрел бейсбол. По-прежнему не включая звук. Собирался было сходить в кухню за пивом, но решил, что холодильник слишком далеко, и я к такому путешествию не готов. Поначалу я чувствовал обиду, а потом она сменилась более приятным чувством. Я бы назвал его печальным облегчением. Не староват ли он для нее? Разумеется, нет. Разница в возрасте самая подходящая. Прекрасный принц номер два, на этот раз в костюме-тройке. В отношениях с мужчинами удача наконец-то поворачивалась к Мэтти лицом, а если так, мне следовало радоваться.

Вот я и радовался. И испытывал облегчение. Потому что у меня есть другое занятие — писать книгу, а потому стоит забыть о белых кроссовках, вдруг возникающих в сгущающихся сумерках из-под красного платья, и о тлеющем кончике сигареты, пляшущем в темноте.

Однако впервые после того как я увидел Киру, марширующую по белой разделительной полосе Шестьдесят восьмого шоссе в купальнике и шлепанцах, я остро ощутил собственное одиночество.

— «Смешной вы человечишка, — молвил Стрикленд», — сообщил я пустой гостиной. Слова эти сорвались с моего языка, прежде чем я успел об этом подумать, и тут же переключился телевизионный канал. Бейсбол сменил повторный показ сериала «Дела семейные», потом на экране возник другой сериал «Рен и Стимпи». Я покосился на пульт дистанционного управления. Он лежал на кофейном столике, на том самом месте, куда я его положил, когда взял телефонную трубку. Канал сменился вновь, и теперь я смотрел на Хэмфри Богарда и Ингрид Бергман. Они стояли рядом с самолетом и мне не требовалось включать звук, чтобы понять, что Хэмфри убеждает Ингрид улететь на этом самолете. Самый любимый фильм моей жены. В конце которого она неизменно заливалась слезами.

— Джо? — спросил я. — Ты здесь?

Один раз звякнул колокольчик Бантера. В доме жили несколько призраков, я в этом нисколько не сомневался, но в тот вечер, впервые, я точно знал, что рядом со мной Джо.

— Кто он, дорогая? — спросил я. — Тот парень у софтбольного поля, кто он?

Колокольчик Бантера застыл. Она, однако, была в комнате. Я это чувствовал, как затаенное дыхание.

Я вспомнил злобное, насмешливое послание, которое я обнаружил на холодильнике после обеда с Мэтти и Ки. «Синяя роза лгунья ха-ха».

— Кто он? — Мой голос дрожал, я едва сдерживал слезы. — Что ты тут делала с этим парнем? Ты… — Но я не смог заставить себя спросить, обманывала ли она меня, изменяла ли мне. Я не мог этого спросить, даже если призрак Джо присутствовал не в комнате, давайте уж смотреть правде в глаза, а в моей голове.

«Касабланка» исчезла с экрана, уступив место всеобщему любимцу, Перри Мейсону. Извечный противник Перри, Гамильтон Бургер допрашивал какую-то несчастного вида женщину, и тут появился звук, заставив меня подпрыгнуть.

— Я не лгунья! — воскликнула актриса в стародавнем телефильме. Она посмотрела на меня, и я ахнул, увидев глаза Джо на черно-белом лице из пятидесятых годов. — Я никогда не лгала, мистер Бургер, никогда!

— А я считаю, что лгали. — Бургер хищно, как вампир, оскалился. — Я считаю, что…

Экран погас. Колокольчик Бантера коротко звякнул, и призрак, составлявший мне компанию, покинул гостиную. Мне заметно полегчало. Я не лгунья… Я никогда не лгала, никогда.

Я мог бы в это поверить, если бы захотел.

Если бы захотел.

Я пошел спать, и в эту ночь мне ничего не приснилось.

Я взял за правило вставать рано, до того как солнце нагреет мой кабинет. Выпивал стакан сока, съедал гренок и до обеда молотил по клавишам «Ай-би-эм», с удовольствием наблюдая, как страница следует за страницей. Я не считал свое занятие работой, хотя называл его именно так. Скорее я кувыркался на некоем мысленном батуте, пружины которого на какое-то время снимали с моих плеч тяжесть проблем реального мира.

В полдень я прерывался, ехал к Бадди Джеллисону, чтобы съесть что-нибудь большое и жирное, потом возвращался и работал час-полтора. После чего купался в озере и часа два спал в северной спальне. В главную спальню в южном крыле я практически не заглядывал, и если миссис Мизерв находила это странным, то свои мысли на этот счет она держала при себе.

В пятницу, семнадцатого июля, по пути домой я остановился у «Лейквью дженерел», чтобы заправить «шевроле» бензином. Бензозаправка была и около автомастерской Брукса, причем галлон бензина стоил там на пару центов дешевле, но мне не хотелось видеть ни Дикки, ни тем более Ройса Меррилла. Бензин лился в бак, я смотрел на далекие горы, когда с другой стороны бетонного возвышения, на котором стояли колонки, остановился «додж рэм» Билла Дина. Он вылез из джипа, улыбнулся:

— Как дела, Майк?

— Нормально.

— Бренда говорит, что ты пишешь, не разгибаясь.

— Есть такое. — Я уж собрался заикнуться о починке кондиционера, но слова эти так и не слетели с моих губ. Я до смерти боялся потерять вновь обретенную способность писать, а потому не решался хоть что-то изменить. Глупо, конечно, попахивает суеверием, но я не решался. Как знать, вдруг этот самый неработающий кондиционер входит в совокупность факторов, позволивших мне родиться заново?

— Что ж, рад это слышать. Очень рад. — Слова прозвучали искренне, но чем-то он отличался от привычного мне Билла Дина. Во всяком случае, от того Билла Дина, что приезжал ко мне в «Сару» в понедельник, шестого июля.