Я поцеловал Мэтти в уголок рта. Она рассмеялась, ухватила меня за мочку.

— Мог бы этим и не ограничиваться. — Она взглянула на Ки, которая с интересом наблюдала за нами. — Но на этот раз я тебя отпускаю.

— Потелуй Ки! — воскликнула девочка, протягивая ко мне ручонки.

Я вновь обошел джип и поцеловал ее. По пути домой я подумал о том, что я мог бы стать Ки отцом. Этого мне хотелось ничуть не меньше, чем оказаться в постели ее матери. И желание это все усиливалось и усиливалось.

* * *

После того как Мэтти побывала в моих объятьях, «Сара-Хохотушка» показалась мне особенно пустой — спящий разум без сновидений. Я проверил переднюю панель холодильника, убедился, что магниты разбросаны в полном беспорядке, и достал банку пива. Выйдя на террасу, я пил пиво и наблюдал, как гаснут последние лучи заката, пытаясь сосредоточиться на людях из холодильника и загадочных надписях, появившихся на передних панелях: «загляни на 19» — на Сорок второй дороге и «загляни на 92» — на Уэсп-Хилл-роуд. Что бы это значило? Разные участки Улицы? Секторы береговой линии? Черт, да кто ж его знает?

Потом я подумал о Джоне Сторроу, о том, как он опечалится, узнав (тут я процитировал Сару-Хохотушку, которая произнесла эту фразу задолго до Джона Мелленкампа[115]), что другой мул бьет копытами в стойле Мэтти. Но более всего мои мысли занимало другое: воспоминания о том, как я первый раз прижал ее к себе, первый раз поцеловал. Нет более мощного человеческого инстинкта, чем разбуженная страсть. Она не даст покоя, требуя довести дело до конца. Ткань платья скользила под моими руками по ее коже…

Я резко повернулся и поспешил в северное крыло, чуть ли не бегом, на ходу срывая с себя одежду. Встав под холодную струю, я стоял под ней долгих пять минут, дрожа, как лист на ветру. А когда выключил воду, я вновь стал человеком, а не комком оголенных нервов. Я насухо вытерся и тут же подумал о брате Джо Фрэнке, о том, что, кроме меня, только он может почувствовать присутствие Джо в «Саре-Хохотушке». Я так и не собрался пригласить его в коттедж у озера, а теперь сам не знал, хочу ли этого. Почему-то мне ни с кем не хотелось делиться моими призраками. Однако если Джо что-то писала, Фрэнк мог об этом знать. Конечно, она не призналась ему, что беременна, но…

Я взглянул на часы. Четверть десятого. В трейлере, что стоит неподалеку от пересечения Уэсп-Хилл-роуд и Шестьдесят восьмого шоссе, Кира, должно быть, уже заснула, а ее мать положила запасной ключ под горшок на ступеньках. Я подумал о Мэтти. О ее бедрах под моими руками, о запахе ее духов — и отогнал эти образы. Не мог же я всю ночь стоять под холодным душем. А звонить Фрэнку Арлену в четверть десятого еще рано.

Он, однако, снял трубку после второго гудка и по голосу чувствовалось, что он очень рад моему звонку. Возможно, радость эта подогревалась и тем, что он уже выпил на три или четыре банки пива больше, чем я. Как водится, мы поболтали о пустяках, он упомянул о смерти моего знаменитого соседа. Спросил, был ли я с ним знаком. Да, ответил я, вспомнив, как Макс Дивоур направил на меня свое кресло-каталку. Фрэнк пожелал знать, что это был за человек. Трудно сказать, ответил я. Глубокий старик, прикованный к инвалидному креслу, страдающий от эмфиземы легких.

— Наверное, он сильно исхудал?

— Да. Послушай, Фрэнк, я звоню насчет Джо. Я тут заглянул в ее студию и обнаружил там мою пишущую машинку. И меня не покидает мысль о том, что она что-то писала. Может, хотела сделать маленькую заметку о нашем коттедже, потом решила этим не ограничиваться. Ты же знаешь, его назвали в честь Сары Тидуэлл. Исполнительницы блюзов.

Долгая пауза.

— Я знаю, — наконец ответил Фрэнк. И я понял, что говорить об этом ему не хочется.

— А что еще ты знаешь, Фрэнк?

— Что она боялась. По-моему, она что-то узнала, и это что-то ее пугало. Мне кажется, дело в том…

И тут меня осенило. Наверное, мне следовало догадаться об этом сразу, когда Мэтти описывала мне мужчину в коричневом пиджаке, но я не догадался, потому что ее слова очень меня расстроили.

— Ты приезжал с ней сюда, а? В июле 1994 года? Вы посмотрели, как играют в софтбол, а потом по Улице вернулись к дому.

— Как ты узнал? — Он чуть ли не кричал.

— Тебя видели. Один из моих друзей. — Я пытался выдержать нейтральный тон, но едва ли мне это удалось. Я и злился, и радовался, как случается, если твой ребенок с виноватым видом появляется в доме в тот самый момент, когда ты уже собрался звонить в полицию.

— Я едва не рассказал тебе об этом за день или два до ее похорон. Помнишь, мы сидели в том пабе…

В пабе «У Джека», после того как Фрэнк устроил скандал в похоронном бюро из-за завышенной, по его мнению, стоимости гроба. Я даже помнил его взгляд, когда сказал ему, что Джо умерла беременной.

Пауза затягивалась, потом в трубке послышался озабоченный голос Фрэнка:

— Майк, я надеюсь, ты не думал…

— Наоборот, думал. О том, что моя жена завела роман. Если хочешь, скажи, что по отношению к ее памяти это неблагородно, но у меня есть на то причины. В последние месяцы своей жизни она много чего мне не говорила. А что она говорила тебе?

— Практически ничего.

— Ты знал, что она прекратила работу во всех благотворительных организациях? Прекратила, не сказав мне ни слова?

— Нет. — Думаю, он не лгал. С чего ему лгать, Джо давно умерла. — Господи, Майк, если бы я это знал…

— Что произошло в тот день, когда вы приезжали сюда? Расскажи мне.

— Я был в своей типографии в Сэнфорде. Джо позвонила мне… откуда — уже не помню. Наверное, с одной из стоянок на автостраде.

— Между Дерри и Тэ-Эр?

— Да. Она ехала в «Сару-Хохотушку» и хотела, чтобы я встретил ее там. Попросила поставить автомобиль на подъездной дорожке, если я приеду первым, но в дом не входить… Войти я мог: я знал, где у вас лежит запасной ключ.

Конечно, знал. В жестянке под террасой. Я сам ему и показывал.

— Она сказала, почему не хочет, чтобы ты входил в дом?

— Ты подумаешь, что я чокнутый.

— Не подумаю, можешь мне поверить.

— Она сказала, что дом опасен.

Какое-то время я молчал, потом спросил:

— Ты приехал первым?

— Да.

— И подождал Джо снаружи?

— Да.

— Ты почувствовал какую-либо опасность?

Теперь надолго замолчал он.

— Понимаешь, на озере было много людей. Катера, воднолыжники, не мне тебе рассказывать… но шум моторов, смех… у дома они как бы затихали. Ты обращал внимание, как тихо у коттеджа, даже когда вокруг шумят?

Разумеется, замечал. «Сара-Хохотушка» словно находилась в кармане тишины.

— А опасность ты почувствовал?

— Нет, — неохотно ответил он. — Для себя — нет. Но я и не почувствовал, что дом пуст. Я… черт, у меня возникло ощущение, что за мной наблюдали. Я сел на одну из шпал, что служат у тебя ступеньками, и стал ждать сестру. Наконец она приехала. Поставила свой автомобиль в затылок моему, обняла меня, но не отрывала глаз от дома. Я спросил, чего она меня вызвала, но она ответила, что не может сказать, и просит не говорить тебе, что мы приезжали сюда. Сказала что-то вроде: «Если он выяснит сам, значит, так и должно быть. Рано или поздно мне придется обо всем ему рассказать. Но сейчас я не могу, потому что для этого мне необходимо полностью завладеть его вниманием. А когда он пишет книгу, такое невозможно».

Я почувствовал, что краснею.

— Она так сказала, да?

— Именно. Потом добавила, что должна войти в дом и кое-что там сделать. Она хотела, чтобы я подождал снаружи. Сказала, что я должен вбежать в дом, если она позовет. А если нет — оставаться за порогом.

— Она хотела, чтобы кто-то был рядом на случай беды?

— Да, причем тот, кто не станет задавать вопросы, на которые она не хочет отвечать. То есть я. Такая уж у меня доля.

— И?

— Она вошла в дом. Я сидел на капоте моего автомобиля, курил. Тогда я еще курил. И знаешь, начал чувствовать: что-то не так. Словно в доме ее кто-то поджидал, причем этот кто-то не любил Джо. Может, даже хотел обидеть, а то и ударить ее. Наверное, это чувство передалось мне от Джо. Она держалась настороже, постоянно оглядывалась на дом, даже когда обнимала меня. И в то же время я ощущал что-то еще. Как… Ну не знаю…

вернуться

115

Мелленкамп, Джон (р. 1951) — певец, гитарист, один из самых удачливых рок-музыкантов 70—80-х годов, песни которого многократно занимали самые высокие места в хит-парадах.