— Спасибо. Пока-пока! — быстро произношу я в трубку, и сбрасываю вызов, удивленно глядя на дверь.

Максим стоит в проходе, держась за дверную ручку, и выглядит так, словно стоял тут на протяжении всего разговора. Я поднимаю брови — уж слишком напряжен у него взгляд.

— Дочка?

— Угу. Кажется, она собралась устроить из нашей квартиры Каменный город по возвращению…

Максим смеется, и мягко ступает ко мне, протягивая руки. Я не могу сопротивляться — и с какой-то болезненной тягой спешу к нему в объятия.

— Ты ее любишь.

Не вопрос — утверждение. Я задираю голову, и окунаюсь в темную коричневатую зелень его глаз. Почему он сказал это?

— Да, — пожимаю плечами, потому что даже не могу представить другого, — она классная. Улыбчивая и серьезная, и меру рассудительная, но по-детски непосредственная. Я других таких не встречала… Хотя, наверно, так каждая мать говорит о своем ребенке.

Я смеюсь немного нервно над своими же словами, а Максим тихонько гладит меня большим пальцем по подбородку. Чуть нажимает, заставляя нижнюю губу открыться — и со вздохом произносит мне в губы.

— Если бы так считала каждая мать — в мире почти не осталось бы несчастных взрослых.

Его поцелуй — долгий, с привкусом горечи — мешает мне задавать вопросы, и вообще связно мыслить. Почему он так считает? Откуда вообще знает об этом… И как мне зацепиться хоть за одну важную эмоцию, если его руки ползут ниже талии…

— Макс…

— Ты наелась?

— Да, но…

Мне не дают больше сказать ни слова. Просто разворачивают, задирая рубашку, и шипят что-то матерное, не обнаружив под ней трусиков.

— Хорошо, что я не знал об этом на кухне, — только и разбираю сзади я, и следом ощущаю, как меня мягко подбивают под колени, заставляя упасть на кровать.

Максим контролирует каждую деталь и мелочь, когда я оказываюсь к нему задом. Сам ловит меня, укладывая на живот, и двумя руками подтягивает к себе за ягодицы, оглаживаю поочередно каждую.

Мне нравится, как он ласкает попку. И абсолютно сносит крышу оттого, насколько он от нее в восторге…

— Блять, ну как можно ходить тут с такой задницей, — хрипло стонет он, и расцеловывает каждую ягодицу, — помнишь мое вчерашнее обещание?

— О том, что моя попка будет гореть?

— Моя умница. Но сперва я ее приласкаю…

Он ласково осыпает поцелуями все, до чего может дотянуться, начиная с ног, и не останавливаясь, когда доходит до главного. Мягко ласкает половые губы, давит на клитор, уже отлично зная, как мне больше всего нравится — а затем, ни секунды не медля, находит языком колечко ануса.

— Макс! — вскрикиваю от впервые испытанных столь откровенных ласк, и получаю мягкий шлепок по попе.

— Хочу твой зад, сладкая. Прости за прямоту, но это просто охуенный вид…

Я стону, ощущая вновь его язык там, но уже не пытаюсь противиться.

Я девственница в плане попки.

И никогда особо не задумывалась о сексе туда.

Но почему-то, лежа перед этим мужчиной полностью открытая и ощущая, как все во мне вибрирует от наслаждения, понимаю — я позволю ему все.

И буду кайфовать от этого по максимуму.

Глава 22

Максим

Вообще, я планировал, что истрахаю эту девочку еще вчера после ее непослушания, а следом охренительного минета в ванной.

Но уже там, в джакузи, понял, насколько малышка вымоталась. Уж не знаю, кто там был в ее жизни до меня, но, кажется, никто точно не отлизывал ей между ног до оргазма, а следом не имел в рот, доставая членом до горла.

И это все вчера смело ее силы без остатка, да и я сам с удовольствием просто завалился спать. И должен отметить, что на удивление, с ней под боком было весьма удобно — не жарко, комфортно, так… Приятно, что ли. Давно я не засыпал вот так. И уж еще более давно не жалел, что проснулся в одиночестве.

А сейчас передо мной эта маленькая, теплая девочка лежит в позе, от которой буквально разрывается воображение.

И за какие заслуги мне попалась вот такая задница?! Хер знает. Но упускать возможность насладиться ею я не буду…

— Максим, — шипит Настена, когда мои ласки в районе ее коленей затягиваются, но мне по барабану на это.

— Да-да?

— Выше… — хнычет она, еще более подстегивая меня потянуть удовольствие.

— Ни хрена, сладкая. Пока не вылижу каждый сантиметр твоей кожи — не трахну тебя ни в коем случае. Так что, терпи, а станет скучно — можешь почитать книжку.

Она стонет, протяжно и в голос, а я скольжу языком по особо чувствительным местам под ее коленками, и вижу, как она ерзает попкой. Кажется, с обещаниями я погорячился — как самому-то медлить вот с таким видом?!

— Максим! — ахает, когда я спускаюсь к ее стопам.

— Ммм?

— Это совсем не…

Я облизываю языком косточку на правой ножке, когда она замолкает, и мелко дрожит, явно не в состоянии продолжить фразу. Моя удовлетворенность мурлычет внутри, но Настя, кажется, не намерена сдаваться — и подгибает ножку подальше от меня.

— Женщина, — рычу я, пальцами обхватывая лодыжку, и рывком возвращая на место, — что там опять за тараканы в твоем креативном мозгу?

Она прикрывает глаза, но я нависаю, нарочно укладываясь сверху, чтобы вжаться членом между ягодиц. Блять, зря, очень сильно зря… Потому что связно мыслить стало почти нереально.

— Это… Как-то неправильно, — еле-еле выдыхает Настена, и я бы не услышал, если бы почти вплотную не улегся на нее.

— Не правильно — что?

Она молчит, утыкаясь носом в одеяло, и так ерзая задницей, что я шиплю от ощущений. Блядь, дал же бог жопу… А в придачу еще и мозг, полный дурацких комплексов!

— Малыш, ты ведь накануне только сидела у меня на лице. Так какие, нахрен, «неправильно» между нами еще могут быть?!

Она снова ерзает, перебирает пятками, и крутится так, чтобы мой член скользнул в уже влажное пространство между ног. Я сопротивляюсь — но видит Вселенная, что мне пиздец как хочется того же.

— Максим, — клянусь, у нее крышесносно получается стонать мое имя!

— Что-то еще, сладкая?

Она тяжело дышит, когда я пару раз двигаю бедрами, растирая влагу везде, где достаю. А затем втягивает воздух, словно набираясь смелости для дальнейших слов:

— А у нас на выходные кроме петтинга что-то планируется?

Блять.

Она нарывается.

Вполне осознанно, и черт знает, куда это нас приведет.

Потому что мои демоны, кажется, вовсю светят красными глазищами ее чертям, и у них там совершенно свои планы, никак не пересекающиеся с понятием «цензура».

А я, блять, только рад позволить себе с этой женщиной все, на что она сама будет готова.

Медленно, так, чтоб Настена не напрягалась, я склоняюсь к ее уху, и веду языком длинную влажную дорожку. Засасываю мочку, получая всхлип, и со всем этим вылизываю ушную раковину, именно так, как вчера делал между ее ног.

Да, детка.

Я знаю, что тебе эта вкатывает.

Потому что, блять, помню каждую твою «слабую точку» из нашей многокилометровой переписки.

— Ма-акс!

— Все, сладкая. Завязываем игры. Сейчас я, наконец, тебя трахну.

Нарочно пошло выговариваю ей все это на ухо, и резко поднимаюсь, утягивая ее за собой. Она как-то говорила, что ей больно, когда резко входят после долгого перерыва. Но я сделаю все, чтобы этого избежать — потому что как-то странно становлюсь помешан на ее удовольствии со мной.

— Ляг на спину, руки за голову, и, блять, только посмей мне о чем-то думать!

Она расслабленно укладывается, и ее кудри красиво ложатся вокруг бледного лица с искусанными губами. Охуенная девочка.

Моя на все выходные.

И как тут, блять, сделать все неторопливо?!

Я наблюдаю, как Настена снова кусает губы, наблюдая за мной из полуопущенных ресниц, и нарочно делаю пару движений сжатым кулаком вокруг члена. Знаю, что ей он нравится — хотя убей бог не пойму, с чего вдруг.

— Малыш, я серьезно. Закрывай глазки — и позволь твоему телу самому покайфовать без мозга. Потому что столько дребедени, кажется, мне за выходные не вытащить!