Самым красочным, если не самым важным праздником солнца, был праздник Ситок-Райми (Постепенно растущее солнце), который проводился в июне, когда на него отводилось девять дней. В течение трех дней, предшествующих этому событию, соблюдали строжайший пост, во время которого нельзя было зажигать костров. На четвертый день Инка вместе с народом шел на большую площадь в Куско, чтобы приветствовать встающее солнце, которое все ожидали в молчании. При появлении его приветствовали радостными криками и, образовав процессию, отправлялись к Золотому храму Солнца, где приносили в жертву лам и зажигали новый огонь при помощи изогнутого зеркала. Затем следовали жертвоприношения зерна, цветов, животных и ароматических смол. Этот праздник можно считать типичным сезонным празднеством. Календарь инков был чисто сельскохозяйственным в своей основе и своими праздниками отмечал возобновление или прекращение работ на полях. Астрономические наблюдения были не более передовыми, чем в календарях других народов Америки, стоявших на более низкой ступени цивилизации.

Авторы, не очень хорошо знающие предмет, часто подробно останавливались на том, что человеческие жертвоприношения в Древнем Перу отсутствовали, и, не колеблясь, проводили сравнение между Мексикой и империей инков в этом отношении, которое обычно было не в пользу Мексики. Подобным утверждениям противоречат явные доказательства обратного. Человеческие жертвоприношения, безусловно, не были особенно распространены в Перу, но то, что они были регулярными и далеко не редкими, установлено доподлинно. Женщин для жертвоприношений солнцу брали из многочисленного класса acllacuna («избранные»); со всей территории империи инков регулярно взималась дань в виде детей женского пола. Красивых девочек в возрасте восьми лет забирали у родителей чиновники и передавали их специальным женщинам, которых называли татасипа (матери), для обучения. Эти матроны систематически наставляли своих подопечных, как вести домашнее хозяйство и проводить обряды. В крупных городах для них строили дома или монастыри под названием aclla—huasi (дома избранных).

Необычный рассказ о методах, применяемых знахарями-индейцами в перуанских Андах, вероятно, иллюстрирует то, как варварские суеверия превращаются в обряд, производящий впечатление.

В нем говорится: «Нельзя отрицать, что mohanes (жрецы) благодаря практике и традициям приобрели знания о многих растениях и ядах, при помощи которых они осуществляют, с одной стороны, удивительные излечения, а с другой стороны, наносят большой ущерб, но стремление приписать все это сверхъестественной силе заставляет их сочетать свои действия с тысячью заклинаний и суеверий. Самый обычный способ излечения состоит в том, чтобы разместить два гамака близко друг к другу либо в жилище, либо на открытом воздухе: в одном из них лежит пациент, а в другом — mohane, или agorero. Последний, находясь в контакте с больным, начинает раскачиваться, а затем резким фальцетом призывает птиц, четвероногих и рыб дать здоровье пациенту. Время от времени он поднимается со своего места и делает тысячу нелепых движений руками над больным человеком, к которому он прикладывает свои порошки и травы или сосет раненые или пораженные болезнью части тела. Если недуг усиливается, то agorero с присоединившимися к нему людьми поет небольшой гимн, адресованный душе пациента, несущей это бремя: «Ты не должна уходить, ты не должна уходить!»

Когда он повторяет это, к нему присоединяется люди до тех пор, пока, наконец, не поднимается страшный шум и крик, который усиливается пропорционально тому, как больной становится все слабее и слабее; все это делается с той целью, чтобы эти крики достигли его ушей. Когда все заклинания не дают результата и близится смерть, mohane вскакивает со своего гамака и обращается в бегство, а вслед ему дождем сыплются палки, камни и комья земли. Постепенно собираются все родичи и, разделившись на группы, каждый (если тот, кто находится в предсмертной агонии, является воином) подходит к нему со словами: «Куда ты идешь? Почему ты нас покидаешь? С кем мы пойдем на врага?» Затем они рассказывают ему о подвигах, которые он совершил, о числе врагов, убитых им, и о радостях жизни, которые он оставляет. Это произносится различным тоном: в то время как некоторые возвышают голоса, другие их понижают, а несчастный больной обязан выдерживать эти назойливые приставания без звука, пока не появятся первые признаки приближающегося конца. Тогда его окружает множество женщин. Некоторые из них насильно закрывают ему рот и глаза, другие оборачивают его в гамак, навалившись на него всем своим весом и заставляя его испустить последний вздох раньше времени. А третьи, в заключение, бегут погасить свечу и развеять дым, чтобы душа, не имея возможности почувствовать отверстие, через которое она могла бы вылететь, осталась бы в теле. Чтобы этого быстро достичь и не допустить ее возвращения во внутреннюю часть жилища, они кладут у входа отбросы, вонь от которых ее туда не допустит».

«Как только умирающий человек задохнулся от того, что ему зажали рот и нос, и его завернули в покровы его постели, самый осторожный индеец, будь то женщина или мужчина, берет его на руки поудобнее и издает легкий вскрик, на который отзываются горестными причитаниями ближайшие родственники и тысяча старух, собравшихся по такому случаю. Пока длятся эти горестные вопли, люди умершего постоянно совершают утомительные действия: ладонью руки они вытирают свои слезы и нагибаются к земле, чтобы вытереть об нее руку. В результате таких периодически повторяющихся действий вокруг глаз образуются грязные круги, которые придают им ужасающий вид, но они не смывают их до тех пор, пока не кончится траур. Эти первые вопли завершаются распитием нескольких изрядных емкостей с masato, чтобы утолить жажду, вызванную горем, а затем все отправляются в дом усопшего, чтобы принять участие в разгроме утвари: одни разбивают котелки, другие — глиняные горшки, а третьи жгут одежду, чтобы поскорее забылась память об усопшем. Если покойный был вождем или могучим воином, его похороны совершаются по римскому обряду: они длятся много дней, все дружно рыдают долгое время и утром, и днем, и вечером, и в полночь. Когда наступает назначенный час, перед домом жены умершего и его родственников начинает звучать траурная музыка и под звуки музыкальных инструментов начинают воспевать его подвиги. Все окрестные жители, находясь каждый у себя дома, сливают свои голоса в один общий хор: одни щебечут по-птичьи, другие рычат, как тигры, а большая часть тараторит по-обезьяньи или квакает по-лягушачьи. Они постоянно делают паузы, чтобы выпить masato. Церемония завершается тем, что уничтожается все, что могло еще остаться у усопшего, а его жилище сжигается. Некоторые индейцы, ближайшие родственники усопшего, обрезают волосы в знак траура, как это делали моавитяне и другие народы…»