— Да, сэр, — произнесла она, постаравшись вложить в слово «сэр» как можно больше презрения.

Джеймс хмуро смотрел ей вслед, прикидывая, не допустил ли он сейчас колоссальной ошибки. Он оказывал ей услугу и в то же время давал ей понять, что она имеет право на то, чтобы уединиться. Она постоянно была в поле его зрения, так что у нее не было возможности как следует помыться с того момента, как она оказалась на борту. Джеймс знал также, до какой степени женщины, в особенности леди, любят принимать ванну. У него не было сомнений в том, что Джорджи просто-напросто боялась разоблачения и не решалась раздеваться и принимать ванну. Посему он должен взять дело в свои руки и заставить ее сделать то, за что она будет ему от души благодарна. Он лишь не ожидал, что она станет негодовать и возмущаться, хотя если бы он с самого начала хорошо подумал, то понял бы причину ее негодования.

Ты не должен говорить леди, что от нее исходит неприятный запах, дубина ты стоеросовая!

Гнев Джорджины растворился в, теплой воде, едва она погрузилась в ванну. Это было божественно, почти так же здорово, как дома. Домашняя ванна была рассчитана на габариты Джорджины, но ванна большего размера — это просто чудесно. Единственное, чего ей недоставало, — это ароматических масел и горничной, которая помогла бы промыть длинные волосы. Да еще полной уверенности в тому что ей не помешают.

В эту ванну можно было погрузиться с головой. Джорджина так и сделала, ощутив при этом жжение в тех местах, где бинты в течение недели впивались в тело. Но это все мелочи по сравнению с охватившей ее радостью: разбинтовать грудь, дать телу подышать, омыть все члены. Вот если бы только капитан не говорил, что…

Как бы там ни было, Джорджина радовалась, что все так обернулось: она вряд ли самостоятельно решилась бы на купание раньше чем через неделю. Джорджина чувствовала, что у нее кожа стала липкой от соленого ветра, от постоянной духоты на камбузе и от жары. Торопливых протираний губкой было явно недостаточно.

Она наслаждалась теплой ванной, но находиться слишком долго в ней не могла. Ведь до обеда нужно успеть облачиться в свой маскарадный наряд, высушить и убрать волосы, туго забинтовать груди. К тому же существует вероятность того, что капитану неожиданно что-нибудь понадобится в каюте, и тогда вряд ли он будет пунктуально соблюдать договоренность. Конечно, ширма скроет ее, но от одной мысли о том, что она совершенно голая будет находиться в одной каюте с ним, ее бросало в жар.

Однако капитан оказался верен своему слову и появился в каюте даже позже обусловленного времени. Джорджина успела пообедать сама и принесла с камбуза обед для двоих, но Конни Шарп в этот вечер к капитану не присоединился. Лишь поздно вечером, когда капитан собрался принимать ванну, Джорджина вспомнила о флаконе с жидкостью, которую он использовал после бритья. Она хотела улучить момент, когда капитан удалится за ширму, но он отправил ее принести еще воды, чтобы промыть волосы, а когда Джорджина вернулась, потребовал помыть ему спину.

Джорджина не на шутку рассердилась на себя за то, что упустила возможность добраться до флакона в его отсутствие. Потерев ему спину, она решила использовать те короткие мгновения, пока капитан вытирался. Положив полотенца рядом с ванной, Джорджина направилась к комоду. Но и тут ей не повезло. Капитан вышел из-за ширмы и увидел ее с флаконом в руках. Понюхав одеколон, она ощутила сильный мускусный запах, однако, к ее глубокому разочарованию, тошноту он у нее не вызвал. Стало быть, причиной всего был сам капитан, а не сопутствующий ему запах.

— Похоже, ты не выполняешь моих приказаний, Джордж, — внезапно услышала Джорджина.

— Сэр?

— Что ты делаешь с флаконом? Поняв ход его мыслей, она быстро закрыла флакон и поставила его на место.

— Вы не так поняли, капитан. Я не собирался им пользоваться и не стал бы его трогать, даже если бы возникла нужда. Я искупался, уверяю вас, Я не настолько глуп, чтобы думать, будто противный запах можно перебить водичкой из флакона. Я знаю, некоторые люди так делают, но я скорее… Я хочу сказать, я так не поступаю.

— Рад это слышать, парень, но ты не ответил на мой вопрос.

— Ах, ваш вопрос… Я просто хотел… — «Почему я не могу сказать правду? В конце концов он без колебаний сказал мне, что ему неприятен мой запах». — Дело в том, капитан…

— Подойди сюда, Джордж, Я хочу удостовериться, что ты говоришь правду.

Джорджина стиснула зубы. Этот гадкий тип хочет обнюхать ее, и протестовать здесь бесполезно. Он приказал и сейчас сердится оттого, что приказ его не выполняют. Но на нем всего лишь неприлично тонкий халат. Джорджина вдруг почувствовала, что ей стало жарко.

Она медленно обошла кровать и остановилась перед капитаном, сцепив руки. Джеймс Мэлори откровенно нагнулся к ее шее и втянул носом воздух. Возможно, она все это вынесла бы, если бы его щека не коснулась ее щеки.

— Ну а ты-то какого дьявола стонешь? Он сказал это так, словно сам стонал. Джорджина почувствовала, будто внутри у нее все перевернулось и сейчас должно вырваться наружу. Она быстро сделала шаг назад, затем второй. Она боялась встретиться с его взглядом.

— Простите, капитан, но… похоже, деликатного способа выразить это не существует… Мне от вас дурно.

Джорджина не удивилась бы, если бы капитан подошел и отколошматил ее, однако он не сдвинулся с места. Он просто сказал негодующим тоном:

— Прошу прощения.

Уж лучше бы она получила затрещину. Что заставило ее говорить правду, если правда способна привести в смятение и ее, и его? Очевидно, причина в ней самой, что-то с ней не в порядке, ведь никто больше не испытывает тошноты, находясь рядом с ним. И он может даже не поверить ей, может решить, что она хочет отомстить за его слова о том, будто от нее исходит неприятный запах. Во всяком случае, очень вероятно, что он может так подумать и прийти в ярость. Проклятие, ну почему она не придержала свой дурацкий язык?

Но теперь уже было слишком поздно, и Джорджина стала торопливо объяснять:

— Я вовсе не пытаюсь оскорбить вас, капитан… Клянусь вам! Я не знаю, в чем дело… Я спросила Мака, и он сказал, что, может быть, это от одеколона. Вот я и взяла флакон, чтобы понюхать его. Но причина не в нем. Я бы хотела, чтобы это было от одеколона, но это не так. Может быть, тут какое-то совпадение. — Она вдруг подумала, что это может спасти ее, и даже осмелилась взглянуть на него. — Да, я уверена, что это совпадение. — В чем именно?

Слава Богу, вопрос его прозвучал спокойно, да и внешне он оставался невозмутимым, хотя, казалось, должен был взорваться от гнева.

— В том, что меня мутит, когда я очень близко подхожу к вам. — Лучше не упоминать о том, что это случается и тогда, когда она смотрит на него или он на нее. И вообще надо побыстрее закрыть этот вопрос. — Но это моя проблема, сэр. И это не помешает мне исполнять мои обязанности. Прошу вас, забудьте о том, что я сказал.

— Забудьте?

Он произнес это так, словно его что-то душило. Джорджина готова была провалиться сквозь землю. Нет, он вовсе не был столь спокойным, как ей показалось вначале. Возможно, он был потрясен ее дерзостью и настолько разгневан, что не мог подобрать нужных слов.

— В каком смысле… мутит?

Час от часу не легче! Ему нужны подробности. Верил ли он ей или считал, что она просто хочет ему досадить? Сейчас, когда Джорджина решила прекратить обсуждение этого вопроса, он вполне мог решить, что она испугалась собственной дерзости и идет на попятную.

Джорджина и в самом деле сожалела о своей откровенности, но коль скоро она зашла так далеко. лучше уж продолжать говорить правду.

На всякий случай, прежде чем пуститься в объяснения, она оперлась о стол.

— Простите, сэр, но в том смысле, что я испытываю позывы к рвоте.

— И ты уже…

— Нет! Просто я испытываю непонятную тошноту, задыхаюсь, мне становится душно и жарко… Но я абсолютно уверен, что это никакая не лихорадка. И меня охватывает страшная слабость, как будто кто-то забрал у меня силы.