Перед прибытием Джорджина упаковала чемоданы Джеймса, добавив туда несколько предметов собственной одежды, взятой взаймы. Однако в этот раз, выйдя на палубу, по обе стороны от себя она обнаружила Арти и Анри, которые не пытались скрыть того, что наблюдают за ней.

Джорджину это от души позабавило. Если бы можно было говорить на эту тему, она объяснила бы Джеймсу, что в Лондонском порту никогда не бывает судов «Скайларк лайн». Поэтому он может быть вполне уверен в том, что она никуда не собирается бежать. К тому же Джеймс должен знать, что у нее не было денег, и приставлять к ней двух сторожей совершенно абсурдно. Правда, у нее оставался гагатовый перстень, который вернулся к ней и служил обручальным кольцом, но она не собиралась расставаться с ним снова.

Кольцо на пальце напоминало о том, о чем так легко забыть, — что она была замужней женщиной. Как легко было забыть и о беременности, поскольку переносила ее она легко, не испытывала дискомфорта и тошноты, полнеть пока не начала, и лишь грудь у нее слегка увеличилась. Джорджина была беременна уже два с половиной месяца, но Джеймсу об этом не говорила, да и он никогда не заводил об этом разговора. Джорджина даже не была уверена в том, что он обратил внимание на ее неосторожные слова, содержащие намек на ее теперешнее состояние, которые у нее как-то вырвались, когда она, гневно хлопнув дверью, выскочила из каюты.

Джорджина поплотнее закуталась в теплое пальто Джеймса. Было весьма прохладно. Стояла середина ноября. Бухта казалась холодной и неприветливой. День был мрачный, как и ее мысли в тот момент. Что-то ее здесь ожидает?

Джорджина сразу же вспомнила Пиккадилли. Она даже хотела было сказать Джеймсу, что они с Маком останавливались в отеле «Олбани». Однако увидев выражение лица мужа, Джорджина переду мала. Оно появилось у него в тот момент, когда оба сошли с корабля.

Джорджина не стала спрашивать, в чем причина его столь мрачного настроения. Джеймс наверняка отделается ничего не значащими словами, которые лишь вызовут в ней раздражение. Джорджина старалась не осложнять ситуацию и не давать волю собственным мрачным мыслям. В душе она надеялась, что Джеймс рад оказаться дома. Она знала, что здесь его семья, даже сын… Господи, она совсем было забыла об этом! У него семнадцатилетний сын, — он всего на пять лет моложе ее! Беспокоило ли Джеймса предстоящее объяснение того, что он возвращается с женой? Впрочем, будет ли он вообще кому-то это объяснять? И вообще домой ли он ее везет?

Возможно, даже короткий диалог успокоит ее… или наоборот. Может быть, и так.

— Джеймс!

— Мы приехали.

Карета тотчас же остановилась, и он вылез раньше, чем Джорджина успела бросить взгляд из окна.

— Куда приехали?

Джеймс помог ей сойти на мостовую.

— В дом моего брата.

— Какого брата?

— Энтони. Ты его вспомнишь. Черный, как грех, — это же твои собственные слова.

Брови Джорджины сошлись вместе, ее обожгло внезапное подозрение, и она гневно набросилась на Джеймса.

— Ах, вот оно что! Ты хочешь выгрузить меня здесь? У тебя нет мужества даже привезти меня домой, и ты намерен оставить меня у своего распутного брата? Что именно тебе неприятно объяснять своему сыну — то, что я американка, или то, что я твоя жена.

— Я ненавижу это слово. Называй себя как угодно, а его исключи из своего лексикона.

То, что Джеймс произнес эти слова так спокойно, еще больше взбесило Джорджину.

— Хорошо! Шлюха подойдет?

— Это лучше.

— Негодяй!

— Милая девочка, ты должна как-то совладать со своей склонностью к скандалам. И как всегда, ты в снова полощешь грязнее белье на потеху народу.

«Народ» был представлен Добсоном, дворецким Энтони, который проявил усердие и открыл дверь раньше, чем требовалось, лишь заслышав звук подъехавшей кареты. Джорджина густо покраснела. Но глядя на невозмутимое лицо дворецкого, трудно было понять, слышал ли он хотя бы одно словд.

— Добро пожаловать домой, лорд Мэлори, — произнес Добсон, распахивая дверь.

Тут же Джорджину едва не втащили в дом. Несмотря на свой мальчишеский наряд, ей очень хотелось произвести приятное впечатление на всех членов семьи Джеймса. Но он не говорил ей, что собирается оставить ее в доме брата, а то, что он рассказывал об Энтони, позволило ей сделать вывод, что он был человеком столь же сомнительной репутации, как и сам Джеймс. А коли так, то не имеет значения, какое впечатление она произведет на него. Правда, слуги любят посплетничать, и здешний дворецкий наверняка знает слуг Джеймса. Черт побери, она готова дать пинка Джеймсу за то, что он вынудил ее выйти из себя!

Джеймс готов был сам дать себе пинка за то, что усугубил ситуацию, но трудно преодолеть в себе привычки, выработанные в течение всей жизни. Однако Джордж была слишком уж обидчивой. По крайней мере теперь-то она должна понять, что он не собирался ее обижать. Как бы то ни было, Джеймс сердился на нее.

У Джорджины было вполне достаточно времени, чтобы дать понять, что за чувства обуревают ею в данный момент, однако она не сказала об этом ни слова. А он, еще никогда в жизни не чувствовал себя до такой степени неуверенно. Уверен был он пока лишь в одном: она желала его так же, как и он ее. Но он знал слишком много женщин, чтобы не понимать, что это ничего не значит.

Истина же заключалась в том, что Джордж не хотелa выходить за него замуж. Так она сказала своим братьям. Так сказала ему. Она собиралась иметь ребенка, но выходить замуж наотрез отказывалась. Ее принудили к браку, но все ее последующее поведение убеждало Джеймса в том, что она лишь ждала момента снова сбежать от него. И сейчас у нее появились все возможности для этого, что приводило его в чертовски скверное настроение. Однако он не собирался сводить с ней счеты. Он должен извиниться.

— Надеюсь, брат дома? — спросил Джеймс у Добсона.

— Сэр в клубе Найтона занимается, как обычно, боксом на ринге.

— Я тоже с удовольствием бы позанимался сейчас боксом. А леди Рослин?

— Поехала с визитом к графине Шерфилд.

— К графине? Ах да, Амхерст недавно женился на подруге Рослин. — Он остановил взгляд на Джорджине, после чего добавил: — Бедняга. — Джеймс испытал удовлетворение, когда увидел, что смущенное выражение на лице Джорджины сменилось гневным. — А мой сын в школе, Добсон?

— Его на неделю отправили домой, милорд, но сэр Энтони уже выразил неудовольствие директору школы, и его светлость маркиз тоже занимается этим делом.

— Наверняка парень сам во всем виноват. Лентяй несчастный! Стоило оставить одного на несколько месяцев…

— Отец!

Джорджина повернулась и увидела молодого человека, который, сбежав вниз по лестнице, буквально врезался в Каменную Стену, то есть ее мужа и своего отца, как она догадалась. Выглядел он значительно старше своих семнадцати лет. Был ли тому причиной его рост? Он не уступал ростом Джеймсу, хотя не был столь плотным. Его можно было назвать изящным, в будущем плечи его наверняка раздадутся вширь. Последовали объятия и смех, и Джорджина отметила про себя, что он совсем не похож на Джеймса, хотя и столь же красив, как отец.

— Но что случилось, отец? — спросил Джереми. — Ты так скоро вернулся! Или ты решил не продавать плантацию?

— Дело не в этом, — ответил Джеймс. — Просто я нашел агента, который займется продажей, вот и все.

— Значит, ты торопился домой? Соскучился по мне?

— И нечего улыбаться, щенок. Я думал, что предостерег тебя от всяких глупостей.

Джереми бросил полный упрека взгляд на Добсона за то, что тот уже успел что-то выболтать, однако затем снова посмотрел на отца и, улыбаясь, сказал:

— Понимаешь, отец, она была изумительна. Ну что мне оставалось делать?

Ни в его взгляде, ни в словах не чувствовалось ни малейшего раскаяния.

— И что же ты сделал ?

— Просто чертовски здорово провел с ней время. Но они переполошились, когда обнаружили девчонку в моей комнате. Я сказал, что она просто боялась уйти, чтобы не наделать шума.