Мимоза приуныла. Наверное, можно было пойти к соседям и взять масла взаймы, но какой-то странный внутренний инстинкт (ведь она ничего подобного не слышала и читать тоже не умела) не давал ей залезать в долги. «Бог знает нашу нужду и даст нам всё необходимое. Он поможет мне заработать больше денег, даст мне новые силы. Он сделает всё так, как сейчас будет для нас лучше всего», — сказала она своим мальчикам.

В ту ночь, когда её малыши не могли успокоиться и плакали от боли, искушение, должно быть, было просто нестерпимым. С самого их рождения она непрестанно посылала благодарственные пожертвования в христианскую церковь: ведь она тоже поклонялась их Богу. Иногда это была серебряная монета, иногда пригоршня соли (так сказать, первые плоды торгового сезона). Обычно в церковь ходил один из её сыновей. Он складывал скромные приношения на специальный поднос, выставленный для этой цели, и уходил. Никто никогда не задавал мальчикам никаких вопросов. Никто никогда не вспоминал об этих дарах. Их никогда не заносили в списки приношений и пожертвований. Они попадали в общую корзину, и никто не обращал на них особого внимания. Разве что иногда кто-нибудь удивлённо вскидывал брови и рассеянно вопрошал: «Интересно, для чего эта язычница продолжает посылать свои дары в христианскую церковь?»

Но сейчас всё было иначе. Ах, если бы она удержала при себе хотя бы малую толику этих приношений (которые и так-то сберегались и отделялись с большим трудом), её малыши не плакали бы сейчас так горько! Тут бедная мать строго одёрнула себя. Такие мысли надо нещадно отгонять от себя прочь. Она подошла к мальчикам и вместе с ними встала на колени прямо на подстилке. «Бог силён помочь нам даже в этой беде», — сказала она и начала молиться. Она молилась за исцеление, за то, чтобы дети освободились от этих саднящих болячек, не дающих им спать, и чтобы у неё самой была сила работать, делать всё необходимое и утешать больных ребятишек. Успокоенные и притихшие, мальчики наконец заснули. Но где же взять масло?

Все эти годы ни одна из сестёр Мимозы ни разу не подумала о том, чтобы что-нибудь ей послать. Пожалуй, отчасти это было из-за того, что жили они далеко и не слышали о её несчастьях, а отчасти из-за того, что им был известен её характер и они не хотели рисковать, посылая нежеланные подарки. Она, конечно, никогда не рассказывала им о своих трудностях. Если они что-нибудь и знали, то не от неё, а от других людей, потому что Мимоза тщательно оберегала доброе имя своего Бога от злых языков тех, кто не желал её понимать: «Я знаю Его любовь, как я могу в Нём сомневаться? Но расскажи я им обо всём, они сказали бы, что мой Бог не такой сильный, как их боги. Ведь у них ни в чём нет недостатка!»

Но сейчас сестры Мимозы, живущие в дальнем городе, почему-то вспомнили о ней и её детях и, движимые тёплым сестринским чувством, дважды послали ей небольшие но — ах! — такие нужные и благословенные дары. Да и кто мог отказаться от даров, чудом приходящих в такое трудное время? Сосуд с маслом вновь наполнился, и, кроме того, Мимоза смогла купить другие необходимые мелочи. Она подбодрилась, сердце её согрелось (она сама, наверное, сказала бы, что оно «успокоилось в прохладе»), она благодарила Бога и не унывала.

Вот так, с молитвой и в вере эта необразованная индийская женщина справлялась со всеми жизненными трудностями. Когда приходила болезнь, она шла с ней прямо к Богу и просила Его об исцелении. Её не волновали пустяковые вопросы о том, как именно Он помогал ей в каждом случае. Её карие глаза только расширились бы от удивления, услышь она, что хорошее эвкалиптовое масло, за одну минуту снимающее боль от укуса скорпиона, не было даровано ей тем же самым добрым Отцом, Который щедро давал ей и рис, и овощное карри, чтобы кормить выздоравливающих сыновей.

В неизвестном ей далёком мире множество христиан писали, рассуждали и размышляли о возможности или невозможности исцеления в ответ на молитву. Обо всём этом Мимоза, конечно же, не имела ни малейшего понятия. Более того, она не слышала ни одной истории о том, как наш Господь исцелял увечных и больных. Но, наученная Божьим Духом, она смело подошла к самому сердцу этого сложного вопроса. Её вера не знала сомнений, возникающих из людских разговоров, и ей казалось совершенно естественным, что Бог может и любит исцелять. И хотя облегчение не всегда наступало сразу, покой нисходил на неё почти немедленно. «А разве покой не важнее, чем исцеление?» — спросила она в своей святой и милой простоте.

Когда её попросили объяснить, почему же некоторые всё-таки не выздоравливают (например, её маленький Майил), она спокойно посмотрела в глаза тому, кто задал ей этот вопрос: «Я не знаю, но Бог знает. А значит, всё хорошо». Именно так она отвечала на все трудные и запутанные рассуждения. Вот и сейчас с выразительным жестом повёрнутых вверх ладоней (которые у тамилов говорят не меньше, чем язык) и с улыбкой, так внезапно освещающей её серьёзное лицо, она говорит эти же слова: «Отче, Ты знаешь. И потому я думаю, что всё хорошо. Конечно, хорошо!»

Может быть, эта история покажется вам выдуманной или приукрашенной. Но, честное слово, я ни разу в жизни сознательно не написала ни одной лживой фразы. А если историю приукрасить хотя бы самую малость, она уже теряет свою правдивость.

Но даже если бы нам было позволено придумывать или чуть-чуть приукрашивать подобные рассказы, какая в том необходимость, если речь идёт о Божьей истине? Разве Его дела, показанные во всей их правде, не прекраснее всего, что мы могли бы измыслить? И такие вот «невозможные» вещи постоянно происходят среди нас, потому что Он не оставил наш мир и пребывает с нами.

Кроме того, Он не оставил нас без свидетелей о Себе. Деревня, где жила Мимоза, была хорошо известна полиции. Главный полицейский инспектор в тех местах однажды сказал нам, что в самой деревне и вокруг неё совершалось больше преступлений, чем во всей остальной провинции. Он рассказывал нам вещи, которые могут рассказывать только такие мужчины; из его историй получились бы странные и жутковатые книги, если бы у кого-то нашлось время их записать. И посреди всего этого жила Мимоза со своими детьми. Но к тому же самому клану, печально известному своим бесшабашным удальством, принадлежал и тот приветливый двоюродный брат, что когда-то читал Мимозе письмо Звёздочки. Никто ни разу не слышал от него грубого слова, и он всегда приносил с собой умиротворённую тишину и покой.

Именно он снова и снова становился свидетелем беспредельной Божьей любви к тем Его детям, что позабыли о Нём и постепенно превращались в ужасное подобие своих богов, которых создали себе собственными руками.

Однажды Мимоза, которая уже давно чувствовала себя всё хуже и хуже, сильно заболела. Каким-то чудом она сумела приготовить всей семье такую пищу, которую можно спокойно хранить и есть целых три дня. Не успела она снять котёл с огня, как тут же бессильно свалилась и пролежала почти без движения трое суток. Никто об этом не знал, никто не пришёл её навестить. Испуганные мальчики судорожно цеплялись за ослабевшую мать, не понимая, что с ней происходит. Когда наступало время завтрака, обеда и ужина, они садились и ели то, что она приготовила им, пока ещё могла передвигаться. Но сама она ничего не ела, просто потому что не могла ничего есть.

Физически она не могла подняться и расправить подол своего сари перед Господом; но внутренне она всё время смиренно склонялась перед Ним. Её душа стояла коленопреклонённой перед Его престолом.

«Пошли нам помощь, Отче, я прошу Тебя. Я не сомневаюсь, что Ты знаешь обо мне всё. Ты знаешь, как мне нужны силы, чтобы встать и позаботиться о ребятишках. Но видишь, я не могу даже приподняться. Боль придавила меня к подстилке. Прошу Тебя, Отец, по милости Своей пошли мне облегчение! Вот о чём я прошу Тебя: чтобы я могла встать и, как обычно, заботиться о своих детях и трудиться по дому».