Самое увлекательное в Вильпатту конечно же леопарды. Пугливые особи не перевелись, зато другие более или менее равнодушны к зрителям. Любопытство и бесстрашие леопарда достигают иной раз такой степени, что могут обернуться неприятностями.

У того самого пруда, где в свое время мы снимали возлюбленную пару., я однажды вновь застал двух леопардов, спокойно простершихся на песке; один был покрупнее, другой поменьше. Я обрадовался, предвкушая новую любовную сцену. Крупный самец подошел ко второму леопарду и затеял шуточную потасовку, как и положено самцу и самке в первом акте любовной интриги. Пленка запечатлела весь эпизод невинного обмена ударами без применения когтей и без сильных укусов. И тут до меня вдруг дошло, что оба партнера в игре — самцы! Этот эпизод не очень-то согласовывался с многочисленными данными о том, что самцы кошачьих, ведущих одиночный образ жизни, нетерпимо относятся ко всем прочим представителям мужского пола…

Мы решили проследить за этой парой. Похоже, перед нами был пример дружеских отношений между доминирующим на данной территории самцом и его почти взрослым сыном. Что опять-таки противоречит господствующему представлению о привычках кошек, не живущих стаей. По правилам, доминирующий самец должен прогонять всех более молодых и слабых самцов, задав им основательную трепку.

Мы же вместо буйного столкновения наблюдали и сняли приятельские взаимоотношения. Леопарды даже ложились рядом и облизывали друг друга! Еще я обратил внимание, что доминирующий самец, который обычно регулярно помечает свою территорию смесью мочи и гормональных выделений, не делал этого, пока находился вместе с молодым самцом. На сей раз он явно не испытывал острой потребности отстаивать территориальные права.

Наши пристальные, почти повседневные наблюдения за этими самцами привели к тому, что они стали держаться все более непринужденно. Казалось, леопарды следят за нами с таким же любопытством, с каким мы следим за ними. Порой они принимались играть, совсем как котята, в каких-нибудь четырех-пяти метрах от нас, перебрасывая друг другу лапами большой сухой лист.

Один раз мы застали пятнистых приятелей в тот момент, когда их обнаружили лангуры. Обезьяны тотчас заладили свое хриплое «акка-хакк»; наконец один самец поднял голову с раздраженным видом, присущим человеку, который обнаружил комара, третий час не дающего ему уснуть. А затем я вдруг увидел, как он взбегает на дерево, где собрались обезьяны, — взбегает по стволу, как по лестнице. Лангуры бросились врассыпную, спасаясь на макушках соседних деревьев, когда же леопард очутился наверху, не выдержали и стали приближаться, осыпая бранью пятнистого, то и дело совершавшего короткие выпады — вдруг удастся вонзить когти в лакомый кусок.

Разумеется, при свете дня у леопарда очень мало шансов поймать лангура, зато вечером, особенно же в безлунные ночи… Лангуры горланят не без причины, можете не сомневаться, что леопард частенько взимает с них пошлину.

Как я уже говорил, в Индии леопарды не раз покушались на человека. Остается только удивляться, что это не происходило чаще, ведь куда легче и безопаснее убить человека, весящего 50–80 кг, чем, например, 150-килограммового замбара. Все дело в традициях и привычках… Стоит крупной кошке однажды преступить границу, как она быстро усваивает, сколь беззащитна двуногая добыча (без оружия).

Самцы, которых мы снимали, были поистине безбоязненны и любопытны. Когда мы останавливали машину по соседству с ними, они нередко приближались к нам. Пользуясь самым длинным телевиком, я получил отличные кадры: голова леопарда и даже глаза крупным планом. Но однажды для крупного плана и телевик не понадобился…

Пиа, как обычно, сидела наготове с пленкой, объективами и камерами, пока я снимал, укрепив камеру на высоком штативе в задней части джипа. Один из самцов вышел на опушку и остановился, переводя взгляд с меня на Пиа и опять на меня. Потом сделал несколько шагов и лег, пристально глядя на Пиа. Снова поднялся и подошел поближе. Еще ближе… Медленно, очень медленно расстояние сокращалось. И вот уже не больше семидесяти сантиметров разделяет его голову и Пиа.

— По-моему, он задумал прыгнуть в джип, — тихонько произнесла Пиа, почти не разжимая губ.

Но я отчетливо видел, что в глазах леопарда нет никакого намека на агрессию или охотничье поведение, и попросил ее не двигаться. Резкое движение могло вызвать нежелательную реакцию, чреватую опасностью.

«Гляделки» продолжались еще несколько минут. В конце концов леопард не, выдержал психологического напряжения, опустил глаза, широко зевнул и растворился в зеленой чаще.

На сей раз контакт был излишне тесным, у этого зверя степень почтительности к человеку была близка к нулю. А через неделю после того, как леопард строил глазки Пиа, пятнистые приятели повели себя еще опаснее… Два слесаря, в обязанности которых входило следить за сантехникой в туристских бунгало, шли по дороге через участок, где обосновались леопарды. Внезапно они заметили, что звери крадутся за ними так, как это делают кошки, примеряясь к добыче. Рабочие прибавили шагу, но и леопарды пошли быстрее. Когда же люди остановились, звери легли в типичной напряженной позе, предшествующей прыжку. Слесари двинулись дальше, крича и хлопая в ладоши. Леопарды продолжали преследовать их, еще не вполне настроившись на атаку.

Случайно в это время по дороге ехал директор парка мистер Перера. С его помощью удалось отпугнуть леопардов, да так основательно, что с тех пор мы ни разу не видели их вблизи.

— Хорошо, что рабочих было двое, — сказал мистер Перера. — Будь на дороге только один человек, уверен, леопарды бросились бы на него.

Видеть животных, забывших страх перед человеком, прекрасно, однако почтение должно сохраняться. Слишком легко чаше весов перевесить…

После ошеломляющей орнитофауны тропического пояса Южной Америки не мудрено слегка и пресытиться созерцанием пернатых. Что может сравниться красотой с цветущим деревом в окружении порхающих колибри сказочно ярких расцветок? Сидишь на суку в объятиях тысяч цветков, ярко-желтых, фиолетовых и ржаво-красных, упиваясь сладким благоуханием, а на расстоянии вытянутой руки то и дело жужжат над цветками крылышки птичек, отливающих зеленью, белым и синим или оранжево-желтым и пурпурно-фиолетовым тонами… А вечером наслаждаешься картиной летящих к мангровым зарослям огромных стай белых цапель, чередующихся с сотнями, а то и тысячами алых ибисов, которые вместе одевают деревья пышным кроваво-красным и белоснежным покровом…

Есть, однако, и в Индии место, от которого захватывает дух у самого избалованного орнитолога, — птичий заповедник Кеоладео Гхана под маленьким городом Бхаратпур, недалеко от Агры, столь знаменитой «самым красивым в мире архитектурным творением» — Тадж-Махалом.

Полчища туристов, едва ли не большинство гостей Индии, любуются и восхищаются беломраморными строениями с волшебными инкрустациями из самоцветов, образующими изысканные узоры из цветов и изящных завитушек и стеблей. Незабываемые образцы утонченного стиля и искусной ручной работы.

Некоторые туристы заезжают мимоходом в район Бхаратпура и совершают лодочную прогулку вечером, когда птицы направляются к местам ночевок. Но Бхаратпур (это название распространяют и на заповедник) заслуживает куда большего внимания. Работая в Индии, я семь раз приезжал туда в разные времена года.

Годичный цикл здесь можно разделить на три основных отрезка. В августе — ноябре выводят птенцов местные виды пернатых, кормящиеся рыбой. Но в начале октября Бхаратпур становится местом сбора неисчислимого множества перелетных уток, гусей и прочих птиц, не жалующих осенние холода в лесах Сибири и Европы. В марте наступает засуха и птичье население редеет до той поры, пока муссон вновь не напоит влагой водоемы и в августе опять начнется гнездование.