— Попять-то понял, а только чует мое сердце: можем упустить этого. — Андрей встал, махнул рукой. — Что тогда — будем слезы лить? И почему ты чутью моему не доверяешь?

— Плохо еще чуешь. Да не вздумай-ка самодеятельностью заниматься, как тогда… II со старухой — помнишь? — наколбасил. Я вот поговорил с пен по-человечески и выяснил: постояльца-то ей рекомендовал куликовский поп.

— Отец Константин? Не может быть! Бабушка моя все твердит: душевнее этого батюшки не встречала. А как ты узнал?

— “Как, как”! Пришел к бабке домой, в гости. Сахар принес, чай с ней пил. Ну и рассказал ей, значит, зачем это нам нужно, объяснил, что, мол, к пен, трудящей бабке, никаких претензий от пролетарской власти нет, а она должна помочь нам выяснить личность врага революции. Подход нужен к человеку, тем более, люди-то свои.

— Отец Константин? — задумчиво повторил Андрей. — Значит, арестуем его?

— Это зачем же опять так сразу? Может, и поп не виноват вовсе ни в чем. Вполне возможно, и его кто-то попросил за “крючника”. Ты вон сам говоришь — добрый батюшка. Правда, я слышал, проповеди у него больно скользкие. Да кто из попов сегодня за Советскую власть молится? В общем, и здесь надо дальше тянуть эту ниточку. Возьми-ка и попа твоего куликовского на заметку.

— А как? Он же знает, верно, что я в ЧК работаю.

— Поговори с бабкой своей, с ее знакомыми, которые в церковь эту ходят. Узнай толком, что он там за проповеди произносит, у кого бывает, кто к нему ходит. А я попробую личность его выяснить. Надо сегодня же доложить Лесову об этих делах. Но вот если он спросит про сукно, то что ответить, не знаю…

Мы же все время на “чапанках”, — вставил Андрей, — по губернии мотались. И ранен я был. Что, Лесову не известно, что ли? А тут еще рыжий убит.

— Никто с нас этого задания не снимал пока, так что отвечаем за пего полностью. И что рыжий убит, тоже не оправданье. — Никита остановился, посмотрел внимательно на Андрея. — Ты вот что: поговори-ка с матерью своей, спроси, когда я с ней повидаться смогу. Да так, чтобы не дома и не здесь.

— Может, у Кузьмича?

— У сторожа? Можно, он человек надежный, и сын у него геройский парень, я его знаю. Действуй!..

***

“Ночь-то какая, думал Андрей, спотыкаясь на выбоинах тротуара, — тьма-тьмущая, ни зги не видать”. Они сегодня засиделись на заседании комсомольской ячейки, а когда вышли, Оля Смышляева крепко ухватила его за руку:

— Как хочешь, Ромашов, ты должен проводить меня. Одна боюсь.

— Ладно уж, — ответил Андрей, — только с условием: без дискуссий. А то у меня голова от них сегодня распухла. Я ведь на ячейку прямо после работы, и целый день не евши.

— Хорошо, хорошо, — рассмеялась девушка, — не буду. Лучше скажи, почему ты на занятия в ТРАМ не приходишь? Знаешь, как интересно актерским мастерством заниматься! Этот Старцев — молодец. Мы ему паек даже повышенный выхлопотали.

— Занят я очень, Оля!

— А мы уже рассказали о тебе Евгению Александровичу…

— Кому, кому?

— Да Старцеву же, режиссеру нашему! И про то, что ты в настоящем театре играл, и что стихи писал и пьесу собираешься сочинить. Он ждет тебя: пьеса нам нужна.

— Ну уж там — играл, писал, — пробормотал польщенный Андрей. — Пока ничего путного не написал, работаю день и ночь.

— Приходи, Андрюша. Мы по воскресеньям теперь в Пардоме собираемся.

— Приду как-нибудь. Вот освобожусь немного. Сейчас прямо ни минутки, сплю и то урывками…

Так незаметно за разговором дошли они до бывшем гимназии Якубовича, в которой теперь помещался интернат имени Карла Маркса.

— Пока, Оля, — попрощался Андрей.

Он подождал, пока девушка скрылась за дверью, скрутил махорочную самокрутку и быстро направился к Дворцовой улице, но тут же остановился. Черт! Совсем забыл, что дамба, соединявшая центральную часть города с западной, рухнула. Придется идти в обход — по Кирпичной. А может, лучше через Курмышок?.. И вот теперь бредет он по улице в такой тьме, что собственную руку протяни — не усидишь. Раньше, когда на Курмышке толкучка была да цирк, тут вечерами не так глухо было. А теперь огонька из домов не видно, не то что фонарь какой-нибудь горел бы. Вот бандюгам раздолье…

Андрей остановился. Ни звука, даже собаки не лают. Двинулся дальше. Где-то слева пугающей чернотой зиял глубокий Марышкинский овраг. Справа чуть светлее, там пустырь, заросший бурьяном. Еще раз остановился. Из оврага раздалось рычание, затем собачий вой — бродячие псы… Андрей вытащил из кармана револьвер. Вот дьявол, понесло его сюда!..

— Помогите!.. Караул, помоги-и-ите! — вдруг явственно услышал он.

Крик был приглушенный, будто кому-то зажимали рот, и разом оборвался. Андрей остановился как вкопанный.

— Помоги-и-и-и… — снова донеслось до него.

Надо идти на помощь. А если там их целая банда? Да что это он — чекист, комсомолец… Крик женский, определенно… А он еще раздумывает. Из оврага кричат, где-то у мостика. “Ну что ж, пошли, Андрей Васильевич!”

Осторожно, стараясь не шуметь, он стал спускаться по крутому откосу. Совсем близко послышалось журчание. Ручеек… Значит, он уже на дне оврага. Пригнувшись, двинулся вперед, то и дело спотыкаясь на бугорках, проваливаясь в какие-то ямки.

— Ну что ты орешь, паскуда? — услышал он вдруг совсем близко и тут же замер, прилег на землю.

— Тебя же живой хотят оставить, — гнусаво сказал кто-то другой, — а ты тявкаешь. — Еще слово — придушу, как блоху!..

— Сбежал твой кавалер — и следа нет, — вставил еще один бандит.

“Третий, — отметил Андрей. — Сколько же их?”

Дальше медлить было нельзя. Андрей быстро вскочил, затопал ногами по сухим веткам, закричал:

— Давай, Николай, заходи справа! Ты, Золотухин, к мостику, к мостику. Сдавайся!..

Он выстрелил два раза во тьму, остановился, прислушался. Бегут! Только топот раздавался вдоль оврага, а кто-то из бандюг с испугу ломился прямо вверх по крутому склону. Андрей снова выстрелил. Бандит на склоне притих на мгновение, а потом с новой силой стал продираться через кусты. Не прошло и минуты, как все стихло. Андрей усмехнулся. Ну и драпанули… Не ожидали небось, что здесь кто-то окажется, а тут на тебе — так смазали пятки, что и на самокате не догонишь. Но где же женщина?

Еще несколько шагов вдоль ручья. Вот и мостик чернеет над оврагом. Где же она? Молчит. Испугалась до смерти и молчит, а темень такая…

— Эй! — крикнул он. — Где вы там, отзовитесь!..

Молчание… Вот еще забота, черт возьми! Будто вымерло после стрельбы все вокруг. Шаг, еще шаг… Чуть не упал — споткнулся обо что-то. Да это же тело, человек… Неужели успели убить? Он присел, зажег спичку. Девушка, бедняжка, лежит, одежда растерзана, глаза закрыты… Спичка догорела, обожгла палец. Мертвая? Андрей торопливо зажег вторую спичку, дотронулся до ее глаз. Веки чуть дрогнули. Жива!.. Побежал к ручейку, обмакнул носовой платок в воду, снова к ней — приложил ко лбу. Послышался долгий вздох.

— Пожалуйста, — чуть слышно прошептала она, — берите все-все, только не убивайте…

— Ничего мне не надо, — ответил Андрей. — Убежали бандиты, не бойтесь…

— А вы кто?

— Андрей я… Да вы вставайте, накиньте плащ. Вот вам. — Он быстро снял свой видавший виды брезентовый балахон. — Я вас провожу домой.

— Спасибо, я живу на Старом Венце. — Все еще дрожа, она встала, взяла плащ. — Спасибо!

— И как вы тут оказались в такой час? — спросил Андрей, когда они выбрались на дорогу.

— У меня жених, Вадим, на Курмышке живет. Мы у него засиделись, потом он провожал меня домой. А тут на мостике эти… Вадим убежал, они меня и схватили.

— Убежал? Хорош жених! Невесту, значит, бросил и убежал?

— Что он мог поделать один против троих! Вы не думайте, он даже крикнул, что за помощью пойдет. Я слышала, точно. А бандиты только засвистели ему вслед.

— То-то они сразу побежали от меня — видно, решили, что уже пришла эта помощь. — Андреи чуть поддерживал свою спутницу под локоть, лица ее он не видел. — Ну а кто же такой ваш жених?