На выжженной солнцем площадке, с трех сторон окруженной голыми скалами, нас ожидал большой грузовик и армейского типа легковой автомобиль.

Несколько человек под надзором Джексона начали переносить наш багаж и другие вещи из самолета в грузовик. Мы пошли к легковой машине. Малонаезженная каменистая дорога шла вниз. Вскоре ущелье резко повернуло влево, и почти сразу за поворотом дорога вошла в прекрасный лес. Так же внезапно среди деревьев показались современные здания, под колесами зашуршал асфальт.

Начался мой первый день в чужом месте, среди чужих людей.

На следующее утро, в десять, в сопровождении отца я подошла к широким стеклянным дверям института. При нашем приближении они открылись сами собой. За конторкой у дверей сидел плотный мужчина. Он поднялся нам навстречу.

— Жетон для мисс Бронкс, — сказал отец.

Мужчина молча вынул из конторки жетон и протянул его мне.

Мы пересекли холл, во внутренней стене которого было два десятка одинаковых дверей. В глазках некоторых из них виднелась четкая надпись “Занято”. Отец вынул из кармана жетон, опустил его в щель над ручкой двери с надписью “Свободно” и молча вошел. Я выбрала ближайшую дверь с такой же надписью, опустила свой жетон и, открыв ее, увидела душевую. В этот момент в нише противоположной стены появился контейнер с полотенцами, халатом и белой докторской шапочкой. Я постаралась выполнить процедуру переодевания в гимнастическом темпе и через несколько минут в белом накрахмаленном халате и шапочке нажала ручку внутренней двери. При этом раздался мелодичный звук и на никелированный поднос рядом с дверью упал жетон. Одновременно контейнер с моим платьем и полотенцами поднялся вверх и исчез. Я положила жетон в карман халата и вышла. В коридоре меня уже ждал отец.

— Обход начнем с лаборатории, в которой изучается действие магнитного поля на условные рефлексы животных.

Это все, что отец счел нужным сказать, пока мы шли длинными пустыми коридорами с рядами дверей, похожих друг на друга, как пуговицы на наглухо застегнутом сюртуке чиновника. Наши шаги растворялись в удивительной тишине. Через двери не вырывалось ни единого звука.

Не помню, за каким поворотом находилась дверь, которую открыл отец. Мы очутились в комнате, так мало похожей на обычную лабораторию, что я невольно вскрикнула. На столах, на подоконниках, даже на полу стояли большие, средние и совсем маленькие аквариумы. Левая стена комнаты была полностью застеклена и представляла собой переднюю стену такого огромного аквариума, что задней стены не было видно. Там плавали рыбы весом в несколько килограммов, не меньше. Я так залюбовалась этой необыкновенной коллекцией рыб и водорослей, что не сразу заметила хозяина лаборатории, высокого, худощавого молодого человека. Отец представил его мне, и тот подвел нас к столу с двумя одинаковыми аквариумами, в которых плавали изящные золотые рыбки. Он нажал кнопку на пульте с циферблатами, и два молоточка ударили по стенкам обоих аквариумов. Все рыбки немедленно бросились к кормушкам.

— Прошу вас, присядьте, — сказал молодой человек, указывая на высокие табуретки.

Мы сели и молча смотрели на пестрых рыбок, которые, не дождавшись корма, разбегались по своим, неведомым людям, делам.

— Внимание, — произнес он через несколько мгновений, поднял прозрачный пластмассовый колпак, закрывающий на пульте большую красную кнопку, и нажал ее.

Ничего не произошло.

— А теперь повторим, — продолжал он и нажал на первую кнопку, по сигналу которой оба молоточка снова ударили по стенкам аквариума.

Рыбки в левом из них сразу же устремились к кормушке и получили свою порцию корма. В правом удар не вызвал никакой реакции. Рыбки беспорядочно плавали по всему сосуду и, даже после того как им был насыпан корм, не спешили приняться за еду.

— Справа подействовал импульс магнитного поля, — пояснил молодой человек, указывая на красную кнопку, — это полностью стерло рефлекс.

Опыты молчаливого молодого человека не показались мне интересными. Я с детства знала, как легко научить рыбок подплывать к кормушке по звуковому или световому сигналу. Я читала и о том, что рыбы реагируют на магнитное поле. Например, угри даже используют линии земного магнитного поля для ориентировки при своих ежегодных миграциях из Саргассова моря в Балтийское и обратно.

— Фред, — сказал отец, — мисс Бронкс не в курсе дела, расскажите ей поподробнее. Она окончила курс в Беркли, так что особенно не упрощайте.

Кажется, в первый раз Фред Штерн заметил, что в его лаборатории, кроме рыб, находится женщина, — он бросил на меня изучающий взгляд.

— Что ж, — снизошел он, — это меняет дело. Так вот: уравнения показали мне, что могут существовать сложные органические молекулы, обладающие свойством сверхпроводимости. Вы, конечно, знаете, — продолжал он, — что некоторые металлы и сплавы при сверхнизких температурах становятся сверхпроводниками. Это значит, что сопротивление в них падает до нуля и электрический ток в кольце из сверхпроводника может течь вечно, без затраты энергии. Но уравнения утверждают, — все более воодушевляясь, говорил Фред, — что в подходящих органических веществах можно получить сверхпроводимость при обычных условиях и даже при еще более высокой температуре.

— При чем же здесь рыбы? — спросила я.

— Минуточку, — попросил он, — не так быстро. Я физик, и я понимаю, что, даже создав полимерные структуры, удовлетворящие уравнениям, я не увижу их сверхпроводимости. Возникнут трудности присоединения к внешним цепям. Нужно создать полимеры, молекулы которых образуют длинные замкнутые контуры. Тогда можно наблюдать их сверхпроводимость бесконтактным методом. Но ни я, ни мои сотрудники-химики не могли создать предвычисленных структур. Мистер Бронкс, — он слегка поклонился в сторону отца, — узнал о моих работах и дал им новое направление. Он предположил, что природа давно научилась создавать мои молекулы и строит из них важнейшие области мозга животных. Может быть, подсказал мне мистер Бронкс, мозг действует подобно электронной вычислительной машине, основные элементы которой состоят из миниатюрных сверхпроводящих колечек-криотронов. Только “криотроны мозга” работают при нормальной температуре и имеют в миллионы раз меньшие размеры, чем те, которые созданы людьми.

— Если принять эту гипотезу, — вставил отец, — становится понятным, почему мы должны совершить некоторое усилие для введения сведений в нашу память и не тратим никакой энергии на их дальнейшее удержание. Ведь энергия тратится только на возбуждение, тока в сверхпроводнике, но не на его поддержание.

— А при чем здесь рыбки? — спросила я.

— Рыбки — это наш experimentum crucis, — улыбнулся Фред. — Нажав красную кнопку, я подверг правый аквариум действию мощного импульса магнитного поля. Вы же знаете — магнитное поле разрушает сверхпроводимость. Они давние непримиримые враги. Вы видели, как магнитное поле полностью разрушило хорошо сформированный условный рефлекс — эту примитивную форму памяти.

— Очень интересно, — сказала я Фреду, — но не совсем убедительно.

— Конечно, — раздраженно проворчал отец, — это только первые опыты. Детали еще далеко не ясны. Может быть, моя гипотеза и ошибочна, но опыты, во всяком случе, не противоречат ей.

— Тем более, — сказал Фред, — что после первого размагничивания время, нужное для дрессировки, уменьшается в десятки раз, а последующие размагничивания уже не изменяют этого времени. Можно думать, что размагничивание полностью очищает всю емкость памяти. После размагничивания мозг превращается в tabula rasa, как говорили в древности. Чистая доска, на которой можно написать все что угодно.

— Но почему рыбы? — спросила я.

— Рыбы обладают примитивным мозгом, и вместе с тем с ними удобно экспериментировать, — объяснил Фред. — Рыбы прямые потомки наиболее древних обитателей нашей планеты, обладающих достаточно дифференцированной структурой организма. Впрочем, мы уже переходим к опытам на млекопитающих, но для этого, по-видимому, нужны намного более сильные поля.