22 марта, 9.54 единого времени.

Вращение кораблей они не погасят. По крайней мере, первый помощник капитана дал это ясно понять собравшимся в корпусе «D» пассажирам, которые, согласно его приказаниям, готовили космолет к надвигающейся буре.

— А почему нет? — спросил Питер Спивак, внимательно выслушав предложенную информацию.

— А потому, — ответил, наливаясь багровой краской, первый помощник капитана Джеймс Уиверн, — что нам хватит топлива лишь на одну раскрутку и одну остановку, ясно? После этого мы уходим в свободный полет, а до Марса еще ох как далеко. Теперь прикрой рот и слушай внимательно дальше.

Вопрос казался Питеру важным, поскольку он полагал, что большую часть работ, которые они выполняли, можно было бы сделать значительно быстрее и легче, если бы вращения не было. К примеру, Питер и еще один пассажир по имени Финли втаскивали солнечные панели в трюм корпуса А, являвшегося узлом стабильности отсеков корабля, с помощью лебедок. Панели представляли собой полотнища из фотогальванической пленки, стянутые проводящими кабелями и обрамленные цепями-преобразователями. Управляясь с ними, Питер не раз вспоминал о книге, в которой описывалось затаскивание грузов на китайскую джонку.

В корпусе имелись электрические моторы для привода лебедок, но он и Финли ворочали здоровенными рычагами в условиях примерно трети земной силы тяжести. Питер понял, в чем дело, едва попытавшись включить переносную рацию.

— Работы непочатый край, — поведал он Финли, решив немного поговорить в открытом эфире. — Жаль, что я ни на минуту не могу снять шлем и утереть пот с лица. Это буквально сводит меня с ума.

— Я… ты… точно! — было все, что Спивак сумел услышать от напарника.

Глядя, как открывается и закрывается рот за прозрачным стеклом шлема, Питер понимал, что Финли сказал гораздо больше, однако каналы связи уже заполнялись помехами от первых раскатов надвигающегося шторма.

Питер почувствовал неожиданную благодарность к дизайнерам корабля за то, что они поставили старую, работающую на механических схемах модель регулятора воздуха и не стали прибегать к новейшим достижениям типа электронной логики. Он сомневался, однако, что то же справедливо в отношении температурных датчиков в климатических цепях корабля. Человек может умереть от теплового удара, а может и остаться в живых.

Орудуя шкивом и талями в полутемном грузовом отсеке корпуса, Питер имел много времени для размышлений над целым рядом вопросов.

К примеру, почему, квадратные километры фотогальванической пленки могут пострадать от наведенного тока, когда они натянуты над пятью вращающимися корпусами, а не когда они, свернутые, лежат в трюме. Разве керамическая и углеродноволокнистая оболочка корабля сумеют защитить от магнитного поля? А изолированные кабели будут по-прежнему связывать панели с большими параллельными цепями, даже будучи замкнутыми на себя, разве не так? Это тоже, очевидно, вопросы, относительно которых Питеру Спиваку следовало «прикрыть рот и слушать дальше». Все, что ему нужно было знать, так это как пришвартовать вверенный Уиверном груз.

Еще один вопрос занимал Питера: что собирается делать экипаж после того, как облако быстродвижущихся ионов пройдет через «Юлу»? В настоящий момент капитан и первый помощник отключали все системы корабля. Что произойдет, когда их снова попытаются запустить после бури и вдруг обнаружат, что они перегорели? Может, стоит оставить малую часть электрической системы в состоянии ожидания на время шторма? Разве играет какую-нибудь роль факт, что единственный ток, проходящий через силиконовые пути, будет поступать из случайных внешних полей, а не от основного источника? Может быть, у функционирующих систем большой шанс устоять? Не лучше ли, если сохранится некая базовая схема, модель, которая, так сказать, научит электроны вести себя правильно?

Питер Спивак был геоученым и специалистом по тектонике, а не электриком. Он не мог дать ответы на поставленные самим собой вопросы. Вероятно, единственное, на что он способен в путешествии, так это вращать дурацкую лебедку. Возможно, физический труд избавит его от опасений и успокоит мятущийся ум. Если так, то помощник капитана на самом деле оказался весьма мудрым.

Если бы только это сработало.

Двести…

   Четыреста…

      Шестьсот…

         Восемьсот…

Пересадочная станция «Коннор», 10.19 единого времени.

Бумажные банкноты, старомодные, но столь незаменимые в подобных случаях, Урбанов вложил в руку Майкла Уорски. Рука пилота не блистала чистотой. Ногти были черными от грязи, а на запястье виднелась большая царапина.

Квадратным лицом, поросшим густой черной щетиной, Уорски напоминал старого поляка из тех частей Польши, которые Российская империя так и не удосужилась отдать Содружеству.

Незаменимый кассир Уильям Блэйр, стоя рядом с Урбановым, наблюдал за передачей денег, подсчитывая банкноты, менявшие хозяев, кивками головы. Когда счет пошел за тысячу двести, темные круги под светло-голубыми глазами пилота, выдававшие его сильное переутомление, стали хищно подергиваться.

На тринадцатой купюре Урбанов остановился с таким выражением лица, как будто он отдал последние деньги.

— Более чем достаточно, — заметил юрист. Уорски пожал плечами:

— Вы все равно отправляетесь на обратную сторону. Там заработать легко.

— Это честная цена, — возразил Блэйр.

— А где корабль?

Пилот кивнул головой в сторону проема в стене рядом с люком, предназначенным для прохода людей.

Урбанов подошел поближе и посмотрел внутрь. В конце зала его взору предстало нечто, напоминавшее паука, у которого из восьми ног осталось четыре.

Шарообразный корпус заканчивался огромным раструбом для отработавших продуктов единственной реактивной камеры сгорания. К толстому металлическому корпусу в нижней части были приделаны держатели, оканчивающиеся огромными клешнями. Прямо над головой паука виднелся небольшой маячок. В его тусклом свете Урбанов заметил, что в кабине лишь одно кресло.

— А я доберусь на этом до Луны?

— Без проблем. Туда и обратно и никакого груза, — ответил пилот.

— Это наш буксир, мистер Урбанов, — объяснил Блэйр. — У двигателя достаточно мощности, чтобы вывести на орбиту практически всю станцию.

— Условия размещения?

— Я за рулем. Вы спите в шлюзе.

— Сплю?

— Мне придется погрузить вас в сон, иначе вы заберете слишком много воздуха.

— Система подачи воздуха, — счел нужным снова вмешаться кассир, — рассчитана на одного человека. Но не волнуйтесь. Мы дадим вам порцию «Сладкой мечты», и вы весь полет проспите как убитый.

— Это же запрещенный наркотик!

— Повторяю, не волнуйтесь. Вы проснетесь где надо, готовый справиться с целой хоккейной командой. Иначе… вам придется провести два-три дня с остальными пассажирами.

— Когда мы отправляемся? — осведомился Урбанов.

— Как только диспетчерская даст разрешение.

— Но я думал… — юрист снова повернулся к Блэйру.

— Мы изобретаем небольшое происшествие. Один из наших «шаттлов» у точки Лагранжа, под названием «Принцесса Дакара», передаст сообщение о скорой потере орбиты. Тогда Майклу придется вылететь и исправить положение дел. Есть буря или нет, правление не допустит, чтобы одно из главных вложений капитала болталось неизвестно где. Как только Уорски вылетает из шлюза, он направляется к Луне, и его никто не сможет остановить.

— Но если он по моему наущению нарушит свой долг…

Блэйр вытаращил глаза:

— Вы что, не поняли? Я кое-кого знаю из экипажа «Принцессы». Все пройдет как надо, и я гарантирую, что по возвращении к вам никто не пристанет с расспросами. А если и пристанет — вас накачали наркотиками, вы спали и ничего не помните. Короче, вы летите или нет?

— Да-да… конечно, лечу. — Несмотря на окончательное решение, Урбанова по-прежнему грызла совесть по поводу законности сего дела. В конце концов, он работник Российского народного суда и обязан отвечать правдиво на вопросы дознания… Сомнения не могли перевесить необходимость срочно добраться до Луны, но все-таки они были.