Казалось, одна моя половина словно бы заснула, тогда как другая — о существовании которой я даже не подозревал — проснулась и теперь вступала в свои права. Как будто я сплю и вижу сон. А может, все наоборот: моя прошлая жизнь была сном, а сейчас наступила явь?

Сон…

Я вприпрыжку бегу сквозь ночь, полную изумительных запахов и звуков… По склону холма, затем по берегу какого-то ручья. Останавливаюсь, пробую на вкус холодную черную воду. Кругом стоит такая темень, что ничего не разобрать. Зато от земли исходит отчетливый запах всякой мелкой живности. Я беру какой-то след, бегу по нему, потом теряю, принимаюсь за новый… Я бесшумен, словно призрак, даже в темноте нет мне преград. Разум больше не нужен — я живу ощущениями. Я стал частью окружающей меня ночи. Я весь превратился в голод, жажду погони и охотничий пыл.

Вот, впереди кто-то бежит… Почуял меня… Удирает… Ну и пусть, все равно это моя ночь. Я слышу даже песню, которую поет в небе луна… И нет ни времени, ни пространства — только я один лечу навстречу этому миру, а он летит навстречу мне… Сумрачная жажда охоты поглотила меня — это сладкое наваждение, когда разум спит, когда чувства выползают из самых темных закоулков, чтобы попировать на празднике смерти… Эй, вы! Слышите — я несу смерть на остриях своих клыков! Я сам — смерть в собачьем обличье! Ночь — это мое время!

Но время исчезло, а ночь подхватила меня и унесла далеко-далеко… Я стал хищником, все остальные — жертвами. Не помню, скольких мелких тварей мне удалось поймать. Когда я ел их, они пищали, а на зубах у меня скрипел мех. И мне казалось, что я делаю все правильно, что так и надо. Можете не верить, но мне действительно так казалось…

Один раз среди ночи охотничий восторг так переполнил меня, что из моей пасти сам собой вырвался громкий протяжный вой. И в ту же секунду я услышал, как вдалеке кто-то завыл мне в ответ. Это привело меня в такое смятение, что я даже толком не понял, что со мной происходит. И хотя ответный клич больше не повторился, я еще долго медлил, прежде чем снова взял след.

Воспоминания той ночи грешат темными пятнами и провалами, как всегда бывает, когда пытаешься восстановить сон или день, заполненный однообразной работой. Случалось, я уставал и останавливался, чтобы отдышаться. Несколько раз жадно пил из ручьев и мелких лесных водоемов. Но даже когда мое тело отдыхало, а ноги не вели меня по следу, я продолжал мысленно охотиться. Только ближе к восходу мой охотничий пыл начал понемногу стихать. В воздухе появились новые запахи — запахи, означавшие близость человеческого жилья. Впрочем, пока расстояние позволяло особо не беспокоиться.

Я остановился на какой-то прогалинке и замер, прислушиваясь. Посмотрели бы вы на меня в тот момент: бока ходят Ходуном, язык высунут, уши настороженно торчат… Тогда я был убежден — если можно сказать такое о волке, — что нет на свете существа, которое смогло бы приблизиться ко мне незаметно. Эх, до чего же глубоко мы порой заблуждаемся! Теперь-то я понимаю, что если хочешь стать образованным оборотнем, то одной ночью в лесу не обойдешься.

Он зашел с подветренной стороны, причем совершенно беззвучно. Просто удивительно, как такая махина смогла подкрасться, не задев моего сверхчувствительного слуха — пусть даже я не такой уж опытный. Когда я наконец учуял, что я не один, уже подступало утро — на траву выпала роса, а на небе затеплился первый луч рассвета.

Где-то позади меня раздались мягкие шаги. Я тут же вскочил и насторожился. Совсем рядом послышалось глухое рычание, странным образом напоминавшее человеческую речь, а именно — мое собственное имя. И вдруг я увидел прямо перед собой волка — огромного, серого, с горящими желтыми глазами. Бежать? Я решил, что это бесполезно, потому что он все равно нагонит меня и тогда нападет сзади, что еще хуже. Драться? Эта мысль тоже не вызывала у меня особого воодушевления. Впрочем, кажется, другого выхода у меня не было. Зачем бы он тогда подкрадывался ко мне, если не с целью напасть?

Ну что ж — драться так драться. Я как раз отдохнул, накопил силы — хуже было бы, если бы он перехватил меня на бегу…

Я воинственно зарычал и бросился на противника, причем метил зубами прямо в шею. Однако ему достаточно было повести одним плечом — и я уже валялся на земле. В ту же секунду я почувствовал у себя на горле его зубы — к счастью, они не сжимались. Мой дремавший разум на мгновение проснулся, и в памяти у меня промелькнул абзац из учебника о субординации среди волков. Там говорилось, что побежденный должен подставить победителю свою глотку — и тот больше не имеет права нападать. Я замер без движения. Хотя, с другой стороны, что еще я мог сделать? Оставалось надеяться, что этот волк учился по тому же учебнику, что и я.

Я продолжал лежать без движения, в то время как противник сдавливал клыками мою шею. Не знаю, сколько это продолжалось, но наконец сжатие прекратилось и я увидел прямо перед собой остроносую морду. Снова послышалось рычание, напоминавшее человеческую речь: «Джеймс…»

И вдруг этот волк стал вести себя как-то совершенно не по-волчьему. Сначала он несколько раз поднялся на задние лапы, а передние при этом старался поднять высоко вверх. Затем начал кататься по земле и выбрасывать лапы в разные стороны. И тут я догадался, в чем дело. Постепенно он становился все больше и больше похож на человека, более того — хорошо мне знакомого человека…

Тогда я тоже попробовал рычать и одновременно произносить слова. «Дядя Джордж!» — попытался прорычать я. Не уверен, что у меня получилось; тем не менее он улыбнулся и кивнул мне.

— Вижу, вижу — пришла пора преподать тебе несколько уроков, — сказал дядя. — Что ж, начнем с одного из быстрых способов перевоплощения обратно.

Я послушно кивнул головой… то есть мордой. Все-таки хорошо, когда в семье есть хоть один специалист этого дела.

Едва я закончил перевоплощаться обратно, как сразу же почувствовал, насколько сильно замерз и устал.

— Пошли, — сказал дядя Джордж и взял меня за руку. — У меня есть телега недалеко отсюда. Доедем до усадьбы.

Мы двинулись, петляя между деревьями.

— Может, у тебя найдется какое-нибудь одеяло? — с трудом проговорил я, чувствуя, что зубы у меня начинают стучать. — Что-то мне нездоровится.

— Понимаю, понимаю, мой мальчик. Конечно, я взял для тебя теплые вещи.

Я с трудом дышал, поэтому мог идти, только опираясь на дядю Джорджа. Ноги мои насквозь промокли от росы; Затем тяжелое дыхание сменилось неудержимой зевотой — я зевал и зевал, и не мог остановиться.

— Нехватка кислорода, — пояснил дядя. — Тебе нужен свежий воздух. Возможно, дело в том, что я слишком поторопился, когда мы меняли облик. Хотя и без спешки это процедура не из приятных.

— А сам-то ты не устал? — выдохнул я.

— Мне-то что, я ведь умею этим управлять.

— Придется тебе и меня поучить.

— Всему свое время, — ответил он.

Наконец мы добрались до телеги. При виде нас смирная коричневая лошадь скосила глаз и всхрапнула.

Теперь нам предстояло одеться. С трудом держась на ногах, я облачился в рубашку и брюки, которые захватил для меня дядя Джордж. Его огромный синий плащ болтался на мне, как на вешалке.

Когда оба мы были одеты, дядя Джордж подал мне руку, чтобы подсадить в телегу. Думаю, сам бы я сейчас с этим не справился.

— Ты знал, что я здесь… — промычал я, устраиваясь поудобнее в телеге и укрываясь плащом.

— Угу, — буркнул он и тихонько натянул поводья. Мы поехали, и больше у меня уже не было сил задавать вопросы. Мысли путались и ускользали — сколько ни старался, я не мог перевести их в слова. Оставалось только думать. Я думал, думал, пока не начал куда-то улетать… Потом я уснул.

И мне приснился сон — какие-то странные и непонятные обрывки. Кстати, у меня есть один приятель, который работает кассиром в банке. Так вот, он рассказывал мне, что, когда только начал работать там, его преследовали так называемые сны кассира — ему все время снилось, как он стоит за стойкой и отсчитывает деньги. Думаю, нечто похожее происходит со всеми, кто занимается каким-либо монотонным трудом. Но мой сон был куда более необычный, потому что выражение «видеть сон» подошло бы к нему не в полной мере. Во сне я снова стал волком, снова рыскал по лесам, но, сами понимаете, в темноте я мало что мог увидеть, поэтому я невольно ощущал во сне все запахи, слышал все звуки. Если у меня и мелькало что-нибудь перед глазами, то прямо под самым носом — трава, корни деревьев, камни или просто голая земля. И вдруг я почуял какой-то знакомый запах — я даже еще не знал точно, кто это, но я уже гнался за ним… Я несся так стремительно, что уже не различал мелькавших мимо меня деревьев. Запах становился все сильнее. Теперь я знал, кому он принадлежит. Я выбежал на какую-то полянку, и там, за деревом, я увидел ее. Это была моя мать…