Я бессильно выронил письмо. Не помню, чтоб когда-нибудь прежде я испытывал такую слабость во всех членах. Однако я заставил себя усилием воли встать с постели и дотащиться до небольшого зеркала. Лицо было мое, только я был мало похож на себя — щеки ввалились, глаза красные. Я опять с силой потер виски. Стало быть, бедняга По много пьет, и то, что я испытываю, — результат излишества.

Но как я проник в его тело?

Я вспомнил, как руки Лигейи парили надо мной, и мне чудилось, что, не касаясь меня, они касались глубинной моей сути. Я припомнил месье Вальдемара, Петерса, Эллисона. И даже мою последнюю встречу с По — посреди буйства стихий. Неужели он верит, что Анни умерла? Не потому ли он довел себя до такого жалкого состояния?

Если это правда, то не смогу ли я изменить его душевное состояние к лучшему тем, что оставлю записку? Я огляделся в поисках бумаги и пера.

— Эдди! — раздался голос немолодой женщины из соседней комнаты. Я счел за лучшее не отзываться. — Эдди! Вы уже встали?

Ага. На конторке у окна. Перо. Чернильница. Я поспешил туда. Теперь бумага. Где же бумага? Этот человек пишет для журнала — в доме должна быть бумага. В ящиках конторки ее не оказалось…

— Хотите чаю, Эдди?

Вот! В коробке под столом. Я подтащил единственный стул к конторке и сел. Как же начать? Надо как-то упомянуть наши общие встречи с Анни.

«Сколько видений назад мы зрели девочку, которая…» — быстро написал я — после чего силы мои решительно иссякли.

Я отложил перо. Моя голова клонилась на грудь. За моей спиной шумно распахнулась дверь. Любопытство повелевало мне обернуться, но я был так слаб, что даже этого не мог сделать. Я свалился со стула.

— Эдди! — испуганно вскрикнул тот же женский голос, что я слышал через стену.

Но я опять терял сознание, куда-то плыл по черной глади — прочь, прочь. Встревоженный женский голос становился все глуше, глуше. Я больше не чувствовал своего тела… Но вот что-то забрезжило в моем сознании, оно мало-помалу заструилось жизнью, какие-то тени задвигались перед моими раскрытыми глазами.

Прошла, наверно, целая вечность, прежде чем я по-настоящему свободно вздохнул и посмотрел перед собой незамутненным взглядом.

Надо мной склонилась Лигейя — брови чуть сдвинуты, выражение лица слегка озабоченное.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

Я потряс головой и потрогал рукой область желудка. Голова не болела, и больше не мутило — все признаки жуткого похмелья прошли.

— Чувствую себя хорошо, — сказал я и немного потянулся, как после крепкого сна. — А что произошло?

— Разве вы не ничего помните?

— Помню — был в другом месте, в теле другого человека.

— В чьем теле?

— Эдгара Аллана По.

— Того самого, о котором вы спрашивали месье Вальдемара?

Я кивнул.

— Я совершил далекое путешествие. А тем временем, могу поспорить, По успел побывать в моем теле.

Настал ее черед согласно кивнуть.

— Да, — сказала она. — И мне показалось, что он или пьян, или под воздействием наркотического дурмана, или просто сошел с ума. Мне было трудно держать его в своей власти, и обратно я отправила его лишь с большим трудом.

— Объясните мне прежде всего — зачем он здесь появился? Такого рода обмен случается часто — когда души меняются телами?

— Впервые слышу о таком событии и впервые вижу что-либо подобное! — сказала Лигейя. — Этот человек очень странный. У меня было такое впечатление, будто я по ошибке опять вызвала злого духа.

Я воздержался от расспросов касательно ее общения со злыми духами. Для одного утра и так слишком много впечатлений.

— Он засыпал меня вопросами об Анни, — продолжала Лигейя. — И сравнивал свое сердце с лютней, у которой порвали струны. Если он не сумасшедший — значит, поэт. Но я теряюсь в догадках, кто из вас произвел этот обмен душами.

Я пожал плечами.

— Погодите! — воскликнула моя собеседница. — Разве месье Вальдемар не говорил, что вы двое каким-то странным образом представляете собой одну и ту же личность? Это отлично объясняет метафизический механизм того, что произошло!

— И в этом случае от метафизики, как всегда, никакой практической пользы, — возразил я. — Я не безумец и не поэт. Мое сердце не подобно лютне. Просто я угодил в другой, чужой мир. То же самое, как я понимаю, произошло и с Эдгаром По. Уж не знаю, как нас угораздило махнуться мирами, но явно не без участия человека, которого мы сейчас преследуем.

— Руфуса Гризуолда?

— Кажется, его зовут именно так. Да, именно так. Вы знаете его?

— Встречала однажды — в Европе. Много лет назад. Опасный человек — как в обыденной жизни, так и в отношении некоторых совершенно особых способностей.

— Правильно ли я понимаю, что он своего рода алхимик?

— Хуже того, — сказала Лигейя. — Он занимается неизвестной мне разновидностью черной магии.

— По мнению Эллисона, Гризуолд каким-то образом вмешался в отношения между мной, По и Анни, чтобы привести дела к их нынешнему состоянию — заполучить Анни в качестве проводника, а нас с По поменять местами в двух параллельных мирах.

Лигейя пытливо всматривалась в мои глаза.

— Не знаю, не знаю. Но сама идея обмена очень увлекательная. Хотите, я попробую узнать побольше обо все этом?

— Буду обязан вам. Я поднялся из кресла.

— Впрочем… — произнесла она и осеклась.

— Заканчивайте! — попросил я.

— Я бы хотела задавать вопросы месье Вальдемару каждое утро — примерно в одно и то же время. Ему будет полезно такое устойчивое расписание.

— Вы думаете?

— Даже мертвым полезно иметь здоровые рабочие привычки, — пояснила она. — Мне думается, что, будучи главой экспедиции, вы должны присутствовать на этих сеансах.

— Пожалуй, вы правы, — сказал я. — К сожалению. Я направился к двери. У самого порога остановился.

— Спасибо… за все, — сказал я. — Увидимся за обедом. Она отрицательно мотнула головой.

— Пищу мне приносят сюда. Но вы как-нибудь можете присоединиться к моей трапезе.

— Хорошо, как-нибудь, — проговорил я и вышел из каюты.

Внезапно коридор справа и слева от меня ярко осветился — словно молнией.

— Что вы сказали? — по-французски спросила Лигейя, но голос ее прозвучал так, словно она была не рядом, а в сотне ярдов от меня. И тут дверь ее каюты сама собой со стуком захлопнулась.

— Сюда, Перри, — позвал меня до боли знакомый голос. — Пожалуйста!

Это был голос той единственной женщины, ради которой я пошел бы сквозь огонь и воду, и поэтому я подчинился приказу. Но где-то в глубине моего сознания все же мелькнула мысль, что даже живым людям иногда не помешает немного покоя и отдыха, — и на полсекундочки я позавидовал месье Вальдемару.

…По словно застывшей молнией освещенному коридору — как по туннелю, залитому жидким серебром, или по ледяной пещере — шел я вперед, все ускоряя шаг. Ибо Анни звала — и, казалось, я вот-вот увижу ее, за очередным поворотом бесконечного коридора. Но вот он, поворот, и туннель света повел меня круто вверх, а яркий свет вокруг стал то слабеть, то усиливаться — почти что запульсировал. Я опять чувствовал, что Анни совсем рядом, — но нисколько не ближе прежнего. Я побежал дальше по туннелю света — вверх, вверх, вверх…

— Анни! — закричал я. — Ты где?

— Там же, где и всегда, — ответствовала она. Однако голос ее стал тоньше, звонче. — Я на берегу моря.

— Не могу найти тебя. Наверное, я заблудился, — прокричал я.

И внезапно завеса яркого света раздвинулась. На мгновение я был унесен в далекое прошлое. И мне не показалось странным, что Анни — снова девочка и стоит возле кучи хвороста с сияющей раковиной в руке, а за ее правым плечом видна полоса прибоя.

— Анни! Что случилось? — воскликнул я.

— Беда с Эдди, — сказала она. — С Эдгаром Алланом…

— По, — подсказал я.

Она нахмурилась, потом кивнула.

— Да, его еще и так зовут. Он отказался от нас. Он удаляется — и это причиняет мне боль.