— Попробуйте закрепить кресло, ребята, — попросил капитан Ги. Мы нашли канаты и прочно закрепили кресло. Тем временем капитан вынул из глубин своего обильно залитого кровью камзола трубку и стал раскуривать ее дрожащими руками.

— Позвольте помочь вам, — предложил я.

— Ничего, ничего, я сам…

— Вы действительно хотите остаться?

— Да, хотя остаюсь я ненадолго, — промолвил он, делая первую затяжку. — Но не могу же я упустить такое. Многие ли капитаны имеют случай погибнуть вместе со своим кораблем столь величественным образом? — Он выпустил облачко дыма. — Не обращайте на меня внимания. Готовьте шар к взлету, а я буду наслаждаться зрелищем…

Я провел рукой по его плечу, оставляя кровавый след.

— Да не оставит вас Господь, капитан, — сказал я. — Вы были так добры с нами. Спасибо вам за все.

Петерс тоже что-то шепнул капитану, но слов я не разобрал. Когда мы побежали к шару на корме, я заметил, что мы совсем близко от бездны. Она зияла перед нами во всем своем жутком величии. Мы работали в лихорадочной спешке.

Лигейя и месье Вальдемар уже забрались в корзину, а шар рвался в небо, натягивая канаты, которые мы привязали к железным кольцам на палубе.

— Отчаливаем! Скорее! — крикнула Лигейя.

Я полоснул саблей по канатам, и шар взмыл в небо.

Через несколько мгновений мы уже с высоты взирали на то, как «Ейдолон» с переломанными мачтами колышется на самом краю ревущей бездны. Какая патетика в этом невероятном способе кануть в Лету!.. Невольно мне вспомнился По. Ему бы это понравилось.

Из уст месье Вальдемара вырвался странный хрип, затем он обронил:

— Мне оказаться среди спасшихся — какая гнусная насмешка судьбы!

Мы продолжали стремительно подниматься — и грохот бездны стал мало-помалу слабеть. Лигейя настояла на своем — промыла мои изрезанные ладони и перевязала их. К счастью, она успела принести в гондолу очень много нужных вещей, пока мы с Петерсом были заняты покойным капитаном.

Мы намеревались достичь на шаре если не Европы, то хоть какого-нибудь цивилизованного места. Но вскоре выяснилось, что мы не способны контролировать движение воздушного аппарата. Как бы то ни было, постоянный ветер нес нас куда-то на север — куда же еще можно лететь с Южного полюса! Зато высотой мы могли управлять, сбрасывая балласт или выпуская из шара некоторое количество газа. Перемещаясь по вертикали, мы могли искать благоприятный ветер. Увы, не было способа с точностью определить направление нашего полета.

Месье Вальдемар свернулся калачиком в углу гондолы. Лигейя накрыла его куском брезента, и со временем мы привыкли к его присутствию, как привыкают к тумбочке в углу комнаты. К тому же в этой тесноте мы использовали его именно в качестве мебели: Лигейя присаживалась на него и часами медитировала; Петерс приваливался в нему спиной и сидя дремал; я использовал месье Вальдемара как оттоманку.

Избыток эмоций приводит к отупению. Так что в первый день на воздушном шаре мы слабо воспринимали сам факт полета и страшной высоты. Наши прежние и теперешние испытания превратили нас в неких сомнамбул. Когда мы начали воспринимать высоту, мы уже бессознательно привыкли к ней, так что шок был ослаблен.

Вообще надо сказать, что на мою долю выпало событий с лихвой. Как только выдерживали мои нервы — вспомнить хотя бы пытки в камере инквизиции, за которыми последовало дикое путешествие на корабле-призраке «Дискавери», а до того ведь был пир у принца Просперо, закончившийся приходом Красной смерти… Кому как не мне знать чувство, которое бывает, когда заполночь зачитаешься фантастическим романом, — эмоциональное напряжение отодвигает сон, но не совсем, и события в книге уже не совсем события в книге, а как бы часть реальности. Разница одна: читатель может тряхнуть головой, отогнать наваждение и захлопнуть книгу. Мне же не было дано благостного избавления — возможности отложить книгу. (Хотя это сравнение в моем случае может хромать: сам я прежде редко сдавался в плен своему читательскому воображению. Но у меня — так же, как у пылкого читателя — есть своеобразное утешение: яркое живое чудо события обычно предшествует фальшивым утешительным философским сентенциям — не потому ли все мы склонны засыпать над философскими трактатами?) Мой ум в таком состоянии туманился, мысли блуждали, перед глазами все плыло — и я мыслил телом, а не умом.

Второй и третий день прошли примерно так же, хотя реальность все чаще скреблась в двери нашего сознания. Мы ели, беседовали, а Грип время от времени осыпал нас ругательствами, сидя или на мотке веревки в углу или — бесстрашно — на краю гондолы.

Чуть ли не целую неделю мы прыгали вверх-вниз на большой высоте и ловили ветер, влекущий нас на север. Мы втроем гадали, какой нынче месяц — июнь, июль или август? Было глупо тревожить месье Вальдемара по такому пустяковому поводу.

Словом, путешествовали мы без особых приключений. На следующей неделе мы совершили посадку на тропическом острове — приземлились на поляне, заросшей многоцветными травами. Следовало срочно пополнить наши запасы воды. Всего остального было вдоволь.

Что за прелесть был этот остров! Откуда-то с гор текла молчаливая в долине река, а вокруг нас виднелись многочисленные гейзеры и разломы, курившиеся вулканическими газами. Мы напились холодной чистой воды, заполнили ей все имевшиеся в корзине емкости, а шар накачали горячим газом из вулканической трещины.

Затем вновь поднялись в воздух, нашли подходящий воздушный поток и направились дальше — туда, где по нашим расчетам находился север. Вскоре мы очутились над непроглядным слоем туч. И этим тучам не было конца.

Мы заспорили, надо ли нам спуститься ниже пелены облаков и уточнить свой маршрут. Решили, что не стоит. Слишком мала вероятность того, что мы увидим на земле какие-то знакомые ориентиры. Зато, спускаясь сквозь слой туч, мы можем запросто напороться на горный пик.

Так мы и летели поверх облаков — день за днем. Мы потеряли счет времени. Но решили держаться, пока не кончатся запасы воды и пищи. Было бы глупо потерпеть аварию вдалеке от нашего полушария или где-то в тропиках, далеко от умеренной зоны. Летим в сторону родных мест — ну и ладно. От добра добра не ищут.

Только когда в воздушном шаре обнаружился разрыв и утечка газа, мы приняли решение спускаться.