И так началась наша жизнь в крепости. Мы с Петерсом кормились хлебом и супом за общим столом актеров. А Эмерсон на рассвете ходил на промысел — стянуть где-нибудь съестное. Думаю, он находил фрукты и овощи, остававшиеся от пиров графа Просперо, потому что возвращался сытым и довольным.

В ближайшие несколько дней мы занимались изучением крепости и составлением ее подробного плана. Что касается знатных вельмож и богатых купцов, то мы видели их издалека и редко. Однако фон Кемпелена среди них не было. Не встретили мы и Анни. Касательно Гризуолда я был уверен, что знаю его внешний облик по кошмару, виденному в тюремном колодце. Этот тип тоже не появлялся. А вот мимо Темплтона и Гудфеллоу я, быть может, уже проходил — не подозревая, что это они.

Так протек январь, начался февраль.

Я не торопил события — прежде чем ринуться навстречу опасностям, следует хорошенько освоиться на новом месте. Мало-помалу чувство нашей готовности крепло, и я потихоньку продумывал план действий.

Однако события опередили меня.

Мы с Петерсом после завтрака возвращались в конюшни, чтобы порепетировать наш номер — Петерс исполнял пантомиму, Эмерсон показывал акробатические трюки, а я выполнял роль шута-дрессировщика. Мы надеялись, что удачный номер позволит нам выступить перед знатной публикой и даст доступ в ту часть аббатства, куда нас не пускали.

У входа в конюшню мы заметили довольно большую толпу и услышали жалобные крики. Мы заспешили к месту непонятных событий. Крики продолжались, но за толпой мы ничего разглядеть не могли.

— Дайте-ка я заберусь к вам на плечи, Эдди, — сказал коротышка Петерс.

Я покорно присел на корточки. Мой друг взгромоздился мне на плечи, и я встал, придерживая его за щиколотки. Дирк был хоть и тяжелый, но проворный — не прошло и трех секунд, как он все рассмотрел и спрыгнул на землю. При этом с душой выругался.

— Что такое? — спросил я.

— Порка, — сказал он. — Бьют совсем мальчишку. Заголили спину и прохаживаются по ней кошкой-девятихвосткой.

Петерс толкнул локтем зеваку слева от него:

— Приятель, не знаешь, что натворил этот пацан? Мужчина ответил что-то по-испански.

— Украл немного овса из кормушки графских скакунов, — перевел Петерс. — Просперо приказал дать ему плетей. Впереди толпы он сам с дружками. Любуются.

Крики смолкли. Я ждал, покуда толпа поредеет, чтобы посмотреть на графа Просперо. Зеваки действительно стали понемногу расходиться.

Наш сосед указал по просьбе Петерса на графа Просперо. Это был высокий красивый мужчина. Он стоял посреди своей свиты и пересмеивался с министрами и вельможами в ожидании, когда отвяжут несчастного воришку. Потом Просперо что-то сказал палачу, который засовывал за пояс плетку, — но я уже не слышал, мой взгляд был устремлен мимо графа.

Она стояла в дверях строения слева от меня — глаза округлены от страха, рука прикрывает рот, а по щекам текут слезы. Анни! Она повернулась и ушла в здание, так и не заметив меня. Я почти стремглав кинулся за ней.

Это здание, расположенное в западной части аббатства, соединяло жилища монахов с замком, где сейчас обитал и пировал Просперо со своей свитой. На каждом этаже здания был длинный коридор, куда выходили комнаты больше, чем монашеские кельи, но беднее обставленные, чем кельи у северной стены крепости, и более тесные, чем кельи у восточной стены.

Очутившись в середине длинного коридора, я завертел головой направо и налево. Я увидел, как край ее платья мелькнул справа от меня, — она свернула на лестницу.

— Анни! — крикнул я, но она уже исчезла из виду. Я устремился за ней, побежал по лестнице через две ступеньки.

И вот я не следующем этаже. Анни торопливо уходила — была далеко впереди, теперь слева от меня.

— Анни!

Она замедлила шаг, оглянулась, остановилась и разглядывала меня в тусклом свете узких окошек под самым потолком. Ее наморщенный лобик разгладился, и она улыбнулась.

— Эдди!

Она выглядела точно так же, как в моих видениях, — светло-каштановые волосы, серые глаза с поволокой. И вдруг она бросилась в мои объятия и разрыдалась.

— Ах, прости меня, — проговорила она, — прости меня. Я не хотела!

Не сразу совладав с волнением, я спросил:

— Боже, о чем ты говоришь?

— Об этом! Обо всем этом! — сказала она, сделав широкий жест рукой. — О страданиях По. О твоих страданиях. И моих. Мне искренне жаль…

Я отрицательно мотнул головой.

— Все равно не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Всю свою жизнь я старалась соединить нас троих — в одном нормальном, материальном мире. А не просто в моем королевстве на краю земли. Вот почему мы оказались здесь. Темплтон сумел реализовать мою мечту, но попутно извратил ее. До сих пор не понимаю, каким образом он этого добился…

— А я знаю, — сказал я. — Знаю и то, что способ, которым он этого добился, теперь уже недоступен для него. С другой стороны, нет сомнений в том, что он сможет использовать тебя напрямую — с помощью наркотиков и месмерического влияния — как он проделал это в Толедо.

— В Толедо?

— Ну, колодец и маятник с лезвием. По словам Лигейи, он использовал тебя, чтобы исказить мое восприятие реальности, а может быть, и саму реальность вокруг меня. Я до сих пор могу только гадать, что из происшедшего в той тюрьме было в действительности, а что было всего лишь галлюцинацией.

— Колодец и маятник с лезвием! — воскликнула Анни. — Господи, да неужели ты пережил все это на самом деле? А я думала — просто ночной кошмар. Я…

— Ничего, все в порядке. Все прошло — и давай забудем об этом.

Держа ее в своих объятиях, я думал: никогда мне не приходило в голову, что необычайное общение нашей троицы происходило исключительно благодаря усилиям Анни. Говоря по совести, я всегда считал себя и По соперниками в борьбе за привязанность Анни. То, что она, имея возможность выбора и держа все в своих руках, желала видеть нас обоих, давало новый оборот моим мыслям. Так или иначе, я до самого последнего времени недолюбливал По. Только сейчас, когда на моего близнеца обрушилось столько неприятностей, я начал испытывать к нему истинно братское чувство и отчаянное желание защитить его от наших общих врагов. Но для меня было огромным сюрпризом, что истоком всего была сама Анни…

— Ты должен знать — он забывает нас! — сказала Анни, отодвинулась от меня, достала из рукава платочек и стала вытирать глаза. — Меня он забыл в меньшей степени — по крайней мере пока. А вот тебя он наполовину забыл. И он сомневается в существовании иного мира, кроме того, в котором его принудили жить. Он никак не может понять, что теперь обречен жить не в своем мире!

— И я уже видел тому свидетельство, — кивнул я. — Мне бесконечно жаль его. Но в настоящий момент я, похоже, мало чем могу помочь бедняге По. Однако коль скоро я наконец-то нашел тебя, я смогу вытащить тебя из этого бедлама в какое-нибудь спокойное место. А потом мы, даст Бог, найдем способ помочь бедняге По.

— Ах, если бы все было так просто! — сказала она. — Если бы все было так просто!.. Однако объясни мне, пожалуйста, кто такая Лигейя, которую ты только что упомянул?

Я почувствовал, что краснею.

— Ну, это одна женщина, которая работает на Сибрайта Эллисона, — сказал я. — Эллисон — это тот, кто организовал погоню за тобой. Насколько я могу судить, ей подвластно искусство животного магнетизма. Не исключено, что она обладает и другими сверхъестественными способностями. Но почему ты спрашиваешь?

— Мою мать звали Лигейя, — ответила Анни, — а это имя очень редкое. Вот почему я так и вздрогнула, когда услышала это имя.

— А как она выглядела? Высокая темноволосая — и более чем миловидная?

— Не знаю, — сказала Анни. — Ведь я выросла сиротой — точно так же, как вы с По. Мои родители уехали путешествовать за границу, оставив меня родственникам. Когда мои родственники погибли в результате несчастного случая, меня взяли к себе их друзья. Эти друзья постоянно переезжали с места на место — так что мои родители так и не забрали меня. Мои приемные родители назвали мне имя матери, но какой она была — не сказали.