— Как вы думаете, сколько это может стоить? — спросил брат Амбруаз, нетерпеливо наклоняясь вперед.
— Стоить! — возмущенно прохрипел служитель. — И вы еще спрашиваете! Это бесценно! У святой Селестины была только одна нога в период ее мученичества; и этот большой палец, позвольте мне сказать вам, уникален!
— Боже милостивый! — воскликнул турист, записывая так быстро, как только позволял карандаш. — Одноногая святая, и к тому же леди! Это необходимо записать!
Затем был открыт шкаф номер; в нем обнаружилось четыре или пять полок с богатыми чашами, вазами, кадилами и священными сосудами. Паломники обменялись восхищенными взглядами; турист начал новую страницу; ворон взмахнул своими ключами более значительно, чем прежде.
— Чаша из горного хрусталя с золотой крышкой, предположительно гравированная Бенвенуто Челлини; статуя святого Варнавы из чистого серебра, пять с половиной дюймов в высоту; очень древний посох, из позолоченного серебра; патера античной византийской работы, покрытая эмалью и очень ценная. Не так давно нам предложили семь тысяч франков за это прекрасное произведение искусства, но мы отказались расстаться с ним.
Единственный глаз брата Амбруаза сверкнул благочестивым пылом.
— О, брат Павел, — сказал он с чувством, — разве это не утешительное зрелище? Разве мы не должны радоваться богатствам нашей любимой Церкви?
После чего брат Павел бросил восторженный взгляд на потолок, ударил себя в грудь обоими кулаками и ответил:
— Да, действительно, брат Амбруаз; но не должны ли мы в то же время быть благодарны, что эти вещи не обладают для нас привлекательностью? Разве слава нашего ордена не в том, что мы любим бедность больше, чем богатство, пост больше, чем пир, а деревянные блюда больше, чем все золотые и серебряные сосуды в мире?
— Истинно так! — ответил брат Амбруаз со стоном смиренного удовлетворения. — Воистину, это так!
Служитель, который слушал, склонив голову набок, глубоко вздохнул от восхищения и с особой церемонией отпер шкаф номер четыре.
— Сейчас вы увидите величайшее сокровище, которым мы обладаем, — сказал он, — венец нашей коллекции, господа, гордость Абвиля, зависть и восторг близлежащих мест!
Капуцины одновременно воскликнули «Ах!» и протиснулись вперед. Ворон распахнул двери, указал на бесформенный кусок ржавого железа, покоящийся на малиновой бархатной подушке, принял соответствующую позу и тоном скромного триумфа объявил:
— Щипцы, которыми святой Дунстан схватил дьявола за нос!
Паломники молча отступили назад. Возможно, это была моя нечестивая фантазия, но они определенно выглядели разочарованными. Не то — уж энергичный турист. Он пришел в восторг, сказав, что это «ч-ч-чудесно!», и попросил подождать пять минут, чтобы сделать набросок интересного объекта.
Служитель согласился, принесли стул, и художник принялся за работу.
— Ах, если бы у меня был кусок индийской резины и больше света! — вздохнул он.
— Я думаю, — с большой готовностью заметил брат Павел, — что джентльмену нужно помочь с освещением! Не мог бы ты, сын мой, поднять эту штору повыше?
Служитель, к которому обращались таким отеческим тоном, положил ключи на стол, пробормотал что-то о «правилах», поднялся по небольшой библиотечной лестнице и поднял штору. В этот момент брата Павла охватил сильный приступ кашля, а брат Амбруаз, проходя мимо стола, небрежно взял ключи в руку.
Штора заупрямилась и, вместо того чтобы подняться, опустилась еще больше. Когда это затруднение, наконец, было устроено, соборный колокол зазвонил к службе, и задолго до того, как турист смог вполне закончить свой набросок, служитель объявил, что мы больше не можем оставаться в реликварии.
— Давай возблагодарим нашего святого покровителя, брат Амбруаз! — воскликнул хромой паломник. — Ибо мы получили истинное духовное наслаждение.
После чего брат Амбруаз благоговейно поцеловал и вернул ключи, а также дал служителю свое благословение.
Это было дешевое пожертвование, и ни мой заикающийся соотечественник, ни я не отделались так легко. Когда мы выходили, люди собирались на мессу. Капуцины пошли в одну сторону, мы с незнакомцем — в другую. Он был полон восхищения тем, что увидел, тем, чего не увидел, и тем, что собирался увидеть.
— П-п-прекрасная страна! — сказал он. — К-к-красивые церкви — интересная нация! Завтра я уезжаю в П-П-Париж.
— Ах, — сказал я, зевая, — вы будете в восторге от Парижа.
— Я знаю, — ответил он. — Я собираюсь написать к-к-книгу об этом. Доброго утра!
— Доброго утра, — сказал я и вернулся в свою гостиницу завтракать.
Сидя за унылой трапезой, я спросил себя, что же делать дальше? Абвиль был «исчерпан». Я видел собор, я видел город, и даже мистер Мюррей признавал, что туристу смотреть больше не на что. Я также возражал против того, чтобы провести еще одну ночь, созерцая во сне катафалки. Я твердо решил уехать; но вопрос был в том — куда? В этой чрезвычайной ситуации я вспомнил, что еще не проконсультировался с мистером Брэдшоу, поэтому отыскал «Путеводитель по континентальным железным дорогам» в моем чемодане, открыл страницу 185 и прочитал следующее:
«АБВИЛЬ. — Укрепленный город, насчитывающий около 18000 жителей, расположенный на реке Сомме, в двенадцати милях от красивого и живописного города Сен-Валери-сюр-Сомм».
— «Прекрасный и живописный город Сен-Валери-сюр-Сомм!» — повторил я вслух. — Да ведь это как раз то, что нужно! Да будет благословенно имя Брэдшоу — я уеду сегодня днем! Официант-кельнер-гарсон! Какой транспорт есть до Сен-Валери-сюр-Сомм?
— До Сен-Валери? — повторил официант, глядя на меня с выражением меланхолического удивления. — Мсье собирается в Сен-Валери?
Я нетерпеливо кивнул.
— У мсье есть друзья в Сен-Валери?
— Друзья! Нет.
— Может быть, по делам?
— Нет — и дел тоже. Я еду ради удовольствия — посмотреть это место. Но скажите на милость, какое это имеет к вам отношение?
Официант виновато пожал плечами.
— Прошу прощения, мсье. Я… я просто спросил. В Сен-Валери не на что смотреть, мсье. Вообще не на что. Так что мсье лучше об этом узнать.
Я бросил нежный взгляд на «Путеводитель по континентальным железным дорогам», страница 185.
— Как же, не на что посмотреть! — сказал я с тихим торжеством. — Красоты природы, живописный старый город, он словно предназначен для художников. Ба! Я бы не удивился, если бы остался там до конца месяца!
Официант недоверчиво посмотрел на меня, и на его лице промелькнула тень улыбки. Было очевидно, что он совершенно ничего не понимает в красоте!
— Как будет угодно мсье, — покорно сказал он. — Мсье интересовался насчет транспортных средств! Так? Что ж, мсье, ежедневно по реке ходит пароход. Это происходит в полдень. Есть также почтовый кабриолет. Он проходит в десять часов каждое утро.
— А сегодня днем туда ничего не отправляется?
— Ничего, если только месье не пожелает воспользоваться услугами частного возчика. В таком случае, в распоряжении мсье есть отличный дорожный экипаж.
Не имея, однако, никакого желания путешествовать важной персоной, я решил подождать до завтра; и поэтому вышел, чтобы узнать о сравнительных достоинствах пассажирского пароходика и кабриолета.
В идее водного путешествия было что-то освежающее.
Я вспомнил свои прогулки на лодках по Медуэю и Темзе; мои приключения на Рейне и Мозеле; мои подвиги и неудачи на Кэме в давно минувшие студенческие годы; и, таким образом, приятно перебирая в уме свои «прогулки по рекам», я направился к той части Соммы, которая называется Рив-де-Бато.
Это было мрачное место прямо внутри укреплений. Слева лежал город; справа — высокие набережные, подъемный мост, равнинная местность и перспектива реки, похожей на канал, окаймленной рядами однообразных тополей. Первым предметом, который бросился мне в глаза, был пассажирский пароходик, пришвартованный рядом с крошечной деревянной пристанью. Это был тяжелый, прямоугольный, зелено-желтый пароходик с грязным маленьким павильоном, внутри которого были установлены скамейки, с рядом маленьких окон по всему периметру.