Сказители говорят, что сотворив небесный туман и воду, далайн и оройхоны, мудрый Тэнгэр начал населять их большими и малыми зверями. Тэнгэр хранил зверей в наплечной сумке и теперь принялся доставать их по одному и определять каждому место и срок жизни.

Первым Тэнгэр достал мелкого зогга. И сказал:

— Ты будешь жить в норке в стене шавара, а срок твоей жизни составит одну неделю.

— Спасибо, щедрый Тэнгэр, — прошелестел зогг, — что после тесной сумки ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею заткать паутиной норку, и оставить детей, и вонзить жало в тело врага. Что еще можно просить от жизни?

Затем Тэнгэр вытащил безногую тайзу и сказал ей:

— Ты будешь жить в закоулке шавара, а срок твоей жизни — один месяц.

— Спасибо, щедрый Тэнгэр, — пропищала тайза, — что после тесной сумки ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею исползать весь закоулок, оставить детей и проглотить мелкого зогга. Что еще можно просить от жизни?

Тэнгэр добыл из сумки тукку и сказал:

— Ты будешь жить в шаваре, в верхнем его ярусе, а срок твоей жизни — один год.

— Спасибо, щедрый Тэнгэр, — хрюкнула тукка, — что после тесной сумки ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею обегать все ходы и коридоры, родить детей и вдоволь наесться вкусной чавги. Что еще можно просить от жизни?

Тэнгэр раскрыл суму, извлек оттуда гвааранза и сказал ему:

— Ты будешь жить по всему шавару, наверху и внизу, где прячется бледный уулгуй. А срок твоей жизни — дюжина лет.

— Спасибо, щедрый Тэнгэр, — проскрипел гвааранз, — что после тесной сумки ты даришь мне огромный мир и жизнь достойную его. Я успею обойти шавар, успею оставить детей и навести ужас на всех, кто живет в шаваре. Что еще можно просить от жизни?

Последним Тэнгэр достал человека и сказал ему:

— Ты будешь жить на оройхонах, на тех, что поставил я, и тех, что возникнут позже. А срок твоей жизни останется для тебя скрыт, потому что иначе ты не сможешь думать о вечном.

Человек засмеялся и сказал:

— Спасибо тебе, щедрый Тэнгэр. Не так это много — пять оройхонов, любой из которых можно обойти за полчаса, но я постараюсь, чтобы мой мир вырос и стал достоин срока моей жизни, потому что умирать я не собираюсь. Я хочу жить вечно, и значит, весь большой далайн будет моим.

Кончив населять мир, Тэнгэр вернулся на алдан-тэсэг. Он взглянул сверху на маленький далайн, вспомнил, что сказали ему звери и человек, и впервые подумал, что вечность, возможно, вовсе не так велика, как это ему казалось.

Шооран остался один.

Сначала он жил в каком-то оцепенении — с исчезновением старого илбэча вдруг пришло запоздалое осознание смерти мамы. До этого Шооран продолжал разговаривать с ней словно с живой, сообщать о своих делах, рассказывать, чем они со стариком сегодня занимались, и что интересного он отыскал в алдан-шаваре. Теперь он понял, что все зря — мама не слышит. И старик бросил его, уйдя навстречу проклятию Ёроол-Гуя.

Неделю Шооран питался опавшими плодами туйвана, росшего неподалеку от входа в алдан-шавар, но под конец приторно-сладкие душистые плоды опротивели ему, и Шооран понемногу начал заниматься хозяйством. Он вовремя убрал хлеб и с удовлетворением наблюдал, как над щеткой жнивья дружно пошли в рост свежие побеги. После нескольких неудачных проб научился готовить кашу и печь на гладком боку авара лепешки. Гораздо хуже обстояло дело с мясом. Все старые запасы были съедены или испортились, и, значит, нужно идти к ручью — колоть бовэра. С этой казалось бы простой работой Шооран не справился. У старика все выходило легко: он выбирал бовэра, наставлял ему под лопатку острие гарпуна, резко наваливался на древко, и бовэр покорно тыркался жующей мордой в землю. Однако, у Шоорана не достало силы вонзить гарпун достаточно глубоко. Бовэр, издав резкий скрежещущий звук, сбил Шоорана с ног и принялся метаться по ручью, баламутя окрашенную кровью воду и пугая своих братьев. Гарпун криво торчал из широкой спины.

На следующий день бовэр издох, но и теперь Шооран не смог вытащить его на берег и потрошил прямо в ручье, окончательно испортив воду. Охоты к мясу Шооран не потерял, но с тех пор старался выбирать зверя поменьше и обязательно в низовьях ручья, чтобы кровавый поток не растекался по всему оройхону.

Чтобы чем-то занять себя, Шооран принялся всерьез изучать алдан-шавар. Он излазал его до последнего закоулка и мог с закрытыми глазами пройти в любое место. Во всем алдан-шаваре не сыскать было двух одинаковых ходов. Иногда, чтобы попасть из одной камеры в другую, расположенную совсем рядом, приходилось давать крюка через весь оройхон, да еще и спускаться в нижний ярус. Встречались и потайные ходы, начало которых было расположено в самых темных закоулках, замаскированных выступами стен. Шооран коллекционировал такие секреты, которые, впрочем, было не от кого хранить. Но все же приятно представить, как спасаясь от погони, он неожиданно исчезает в стене или, напротив, появляется перед опешившим противником там, где его вовсе не ждут. Жемчужинами коллекции были «дорога тукки» и «беглый камень». Ходом или «дорогой тукки» назывался потайной лаз, который начинался и кончался под потолком, так что заметить его не удавалось даже при свете. В центре хода имелся узкий выход на склон одного из суурь-тэсэгов. Выход Шооран заложил большим ноздреватым валуном и присыпал листьями растущего неподалеку туйвана. «Беглым камнем» Шооран нарек обломок скалы, закрывавший прямой проход между двумя суурь-тэсэгами. Если нажать на него посильнее, то он начинал качаться, открывая секунды на полторы щель достаточно широкую, чтобы в нее можно было проскользнуть.

Незадолго до мягмара, когда обмелели ручьи оройхона, Шооран попытался выяснить, куда девается вся эта масса воды. Но даже теперь узкие разломы, в которые уходила вода, оказались недоступны для него. Зато неожиданно Шооран нашел вкус в купании и с тех пор часто проводил время в ручье рядом с бовэрами.

Год закончился, наступил мягмар — всеобщий день рождения и годовщина маминой гибели. Шоорану исполнилась дюжина — возраст совершеннолетия. Как будто прежде он не жил сам… Теперь он имеет право жениться… можно подумать, что это ему нужно, или оройхон переполнен невестами, неустанно сохнущими по нему. В жизни Шоорана не изменилось ничего. Правда, в первый день мягмара он хотел идти к далайну, но обнаружил, что старый жанч и мамины буйи ему решительно не налезают — за год привольной жизни Шооран вытянулся и окреп. Пришлось брать одежду старика, и его буйи. Но даже собравшись как следует и вооружившись гарпуном Шооран к далайну не вышел. Остановило воспоминание, как гонял его здесь год назад хищный парх. Шооран потоптался у поребрика и поплелся назад пристыженный, так и не сумев переломить неведомый ему прежде страх.

Вернувшись домой, Шооран принялся разбирать вещи старика, в которые и так уже влез, подыскивая себе одежду. У старика было необычайно много всяческих нарядов — грубых и праздничных, для сухого и мокрого оройхонов. Нашлась даже кольчуга, сплетенная из живого волоса и усиленная костяными пластинами. Напротив сердца в кольчугу был ввязан прозрачный кусок выскобленной чешуи пучеглазого маараха, чтобы противнику казалось, будто грудь не защищена. Ничего подобного Шооран прежде не видал, очевидно такие доспехи носили в земле старейшин. Вся одежда была велика Шоорану, а доспех так и вовсе делался на могучего цэрэга.

Сначала Шооран недоумевал, зачем старику столько добра, но потом представил десять бесконечно одиноких лет, которые надо чем-то заполнить, и больше не удивлялся. В конце концов, такое же ненужное изобилие встречалось и в кладовой с инструментами, и среди припасов. Старик сушил и прятал наыс и туйван, хотя в любую минуту мог набрать свежих, вялил мясо. А бурдюков с вином было не меньше трех дюжин, словно готовился пир для целой армии.