Гладкая стена была пуста. Такое представлялось ему иногда в ночных кошмарах: он заходит в сокровищницу, а там ничего нет.

Тройгал подошел ближе, потрогал стену, посмотрел внизу, по сторонам.

— Где они?.. Где?.. — бормотал он, бегая кругами по сокровищнице.

— Ну?! — крикнул от дверей Цармуг. — Скоро ты там, корм шаварный?

Тройгал подошел к столу, сжал тонкий нефритовый нож.

Собирался ли он пробиваться на волю или зарезать себя? Копье, пущенное Цармугом, пробило руку. Нож выпал. Солдаты посыпались по лестнице, разом навалились на одонта.

— Живьем взять мерзавца! — закричал Цармуг.

Три оройхона мертвых земель показались Шоорану неожиданно легкой и простой дорогой. Возможно, оттого, что он шел не один, а может быть, из-за того, что недавно прошедшее войско расчистило путь. Гораздо больше чем за себя Шооран опасался за попутчиков. Но привычный к жаре и смраду Койцог ломил прямо, словно рвущийся к добыче гвааранз, да и худенькая Тамгай стойко переносила трудности, хотя было видно, каких мучений стоило ей сдержать кашель.

В беспокойном клубящемся тумане проступили очертания земли, той самой, где Шооран потерял юношескую красоту, получив взамен рубцы и бурые пятна ожогов. Здесь он умудрился добыть палец Ёроол-Гуя. Ничто вокруг не напоминало о тех событиях, нойт и время стерли следы. Зато сразу было видно, что эта земля теперь обитаема. Отбросы далайна не громоздились вдоль берега, а были уложены поперек дороги, образуя высокий защитный вал. Далее, занимая весь поребрик, зевали в лицо идущим четыре ухэра. Они стояли один за другим, на специальных станках, позволявших, ежели появится Ёроол-Гуй, опрокинуть ухэр на безопасную сторону. Сразу ясно, что тот, кто устанавливал орудия, понимал толк в обороне.

— Ого! — воскликнул Койцог. — Я недаром унес с собой весь сухой харвах, что у меня был. Здесь это зелье тоже требуется.

— Откуда столько ухэров? — удивился Шооран. — У Хооргона их было всего два…

— Штой! — раздался окрик из-за завала. — Кто такие?

И тут же знакомый голос караульного изменился, грозные ноты сменились радостным кличем:

— Шооран?! Ты?.. Какой Ёроол-Гуй тебя жанеш?!

Через засеку перебросили лестницу, на вершине вала, над частоколом изломанных костей появилась изуродованная, но сияющая радостью, знакомая образина Маканого.

Койцог быстро перелез через завал, помог перебраться Тамгай. Последним спрыгнул Шооран.

— Вот наша земля, — сказал он. — Тут и будем жить.

Велик труд Тэнгэра и непостижим для ума! Чем можно вырыть далайн без дна, каким бурдюком наносить в него воду? Человек успеет умереть, прежде чем поймет это. А Тэнгэр создал такое и отряхнув с ладоней землю, сказал:

— Таков должен быть далайн, иначе он не вместит вечного Ёроол-Гуя.

Сверху Тэнгэр настелил небесный туман и сказал так:

— Здесь будет положен предел взгляду и разумению, чтобы никакая смертная тварь не проникла в сокровенные тайны алдан-тэсэга и не сравнялась со мной.

Все сущее — и бездна, и небо, и крепкая стена послушествовали слову старца. Лишь когда пять оройхонов были заселены зверями ползающими, бегающими и прыгающими, и пришла очередь человека, Тэнгэр встретил непослушание.

— Ты должен думать о вечном, — молвил Тэнгэр, — ибо таков мой уговор с Ёроол-Гуем.

Но человек сказал на это:

— Нельзя думать о вечном, когда дети плачут от голода, и не знаешь, чем накормить их.

— Ты можешь есть все, что растет на оройхонах, — объяснил Тэнгэр, — а из зверей тебе годны для пропитания прыгающий парх, быстрая тукка и вонючий жирх, от которого выворачивает нутро. Но не вздумай брать в пищу ничего из того, что плавает в далайне. Это корм Ёроол-Гуя, и ты умрешь от него.

— Спасибо, добрый Тэнгэр, — сказал человек и ушел собирать чавгу и ловить зверей шавара.

Тэнгэр ждал человека целую неделю и, не дождавшись, пошел по его следам. Он отыскал пропавшего и грозно спросил, как тот посмел бежать от своего создателя.

— Я не бежал, — ответил человек, — я заблудился, потому что этот мир мне незнаком.

— Что же, — молвил Тэнгэр, — видно прежде мне придется обучить тебя простым вещам, чтобы они не мешали мудрому. Знай: то, что над твоей головой — зовется небом, а то, что под ногами — твердью. У всякого оройхона четыре стороны, и, значит, в мире есть четыре пути. Там, где стена мира всего ближе — находится восток, а там, где она дальше всего — запад.

— Мудрый Тэнгэр, — возразил человек, — даже там, где стена далайна ближе всего, она слишком далеко. Я не вижу ее.

— Как ты глуп! — воскликнул господь. — Вон там — запад, а там — восток. Это ты запомнить можешь?

— Да, мудрый Тэнгэр. Я запомню это.

— А если ты станешь так, чтобы по правую руку у тебя был восток, а по левую — запад, то перед твоим лицом окажется север, а сзади — юг. Зная это, ты никогда не заблудишься на оройхонах. Это все, что тебе надлежит знать о мире.

— Но ведь в мире есть не только твердь, — удивился человек. — Еще есть далайн, и он больше земли.

— Далайн я создал для Ёроол-Гуя, — ответил Тэнгэр, — но многорукий Ёроол-Гуй должен быть ненавистен тебе, поскольку он зло, а я — добро.

— Почему?

— Да потому, — загремел Тэнгэр, — что я создал тебя, а Ёроол-Гуй тебя съест!

— Не сердись, я понял, — сказал человек. — Ты добр, ибо создал меня на съедение Ёроол-Гую. Но мне неясно иное. Если по правую руку у меня будет добро, а по левую — зло, то что окажется перед моими глазами, и что за спиной?

— Ты еще глупее, чем кажешься! — вскричал Тэнгэр. — Ты никогда не сможешь думать о вечном!

И раздосадованный Тэнгэр ушел прочь и лишь много веков спустя заметил, что неторопливые мудрые мысли отравлены глупой загадкой: что находится перед лицом стоящего между добром и злом. И как ни гнал старик Тэнгэр этот вопрос, он не мог ни избавиться от него, ни дать ответ.

А человек, оставшись один, просветлел лицом и воскликнул:

— Я понял! Впереди будет жизнь, а за спиной — мертвая вечность. Но у меня нет глаз на затылке, поэтому я буду смотреть вперед.

Полгода назад, избавившись от «сладкой каторги» и освободив товарищей, Маканый повернул в родные места. Он понимал, как мало у него надежды остаться непойманным. Наверняка приметы бежавших разосланы по всем оройхонам, и за поимку каторжников обещана награда. И, если остальные двенадцать могут остаться неузнанными, то уж его приметная морда запомнится всем.

Действительно, бои в земле старейшин еще не остыли, а облавы шли одна за другой. Через неделю восемь изловленных беглецов составляли компанию смирному Уйгаку. Умница Уйгак кушал вкусное мясо, не уставая хвалить себя за предусмотрительность.

Затем, старшие братья, поняв, что остальных так просто выловить не удастся, решили рискнуть, и девять пленников были распяты на берегу далайна. Они провисели там два дня, так что жалобные причитания Уйгака отчаянно наскучили караульным. На третий день черный уулгуй высунул из далайна руки и по одному перетаскал к себе связанных людей. Уйгака он уволок в пучину вместе с крестом.

История пленения илбэча закончилась.

Маканого не было среди пленников. Все это время он прятался на сухом, днем отлеживаясь в зреющей хлебной траве, а ночью переползая с одного оройхона на другой. Появиться на мокром не решался, догадываясь, что ждет его там. Лишь узнав из обрывка подслушанного разговора о судьбе своих неудачливых товарищей, он вышел к побережью и отправился на запад. Облав он с этой минуты не опасался — до тех пор пока страна дьяволопоклонников-старейшин не усмирена окончательно, в западных провинциях некому проводить облавы. Спешить Маканому было незачем, он отлично понимал, что рано или поздно его изловят, и, значит, надо всего-лишь удачно прожить украденные дни. Поэтому он обогнул единственный в стране мыс, где могли бы скрываться изгои, и где наверняка ждали беглецов, и, преодолевая от силы по оройхону в день, начал смещаться в сторону родной каторги. Теперь он преступно питался чавгой, и на сухое вылезал лишь ночами.