В тумане обрисовалась приближающаяся фигура.

— Дошли до конца! — раздался голос. — Только там обрыв!

— Не думай, что пойдешь первым, — предупредил Ээтгон. — Только вместе со мной. Я не знаю, что ты там приготовил для нас.

Пропустив вперед троих солдат, он кивнул Шоорану, а затем сам шагнул на костяной мостик.

Настил, скользкий от падающей воды, пружинил под ногами. Местами кость успела обуглиться, там идти было легче, хотя приходилось следить, чтобы подгоревшая опора не обломилась под ногой. Шаг за шагом группа преодолевала прежде недоступное пространство. Через полчаса они выбрались на застеленную площадку, где уже стояло несколько человек.

— Ух ты!.. — выдохнул кто-то из вновь пришедших.

Неизмеримо огромный простор открывался перед ними. Земля простиралась на множество оройхонов. Конец ее терялся в недоступной взгляду дали. Но прямо перед ногами оройхон, на котором они стояли, вертикально обрывался вниз. Глубину провала было невозможно измерить, глаз отказывался оценивать такую высоту. Шооран почувствовал, как его против воли качнуло к обрыву, и поспешил перевести взгляд на более отдаленные предметы. Там росли деревья и причудливо извивался ручей.

Шооран недоуменно потряс головой. Если эти деревья ростом хотя бы в половину взрослого туйвана, то значит ручей расплескался в ширину на двойную дюжину шагов. А длину его не стоило и представлять. Да какой же оройхон вместит подобное! Или это далайн нижнего мира? И вообще, внизу не замечалось никакого порядка, не было ни одного прямого угла, ни единой ровной линии. Все изогнуто, прихотливо, свободно. Вряд ли там есть квадратные оройхоны.

Дождь прекратился, высокое небо недавно потемневшее, вновь посветлело, затем в облаках образовалась прореха, и через нее глянуло третье за последнее время небо: блестящее, чудесно-голубое и чистое, словно лучший жемчуг маминого ожерелья.

— Что ты скажешь на это? — спросил Ээтгон.

— Я не знаю, что ждет нас внизу, — сказал Шооран, — но это наш мир.

— А где алдан-тэсэг? Куда делся Тэнгэр?

— Какое нам дело до Тэнгэра? Он должен был сам подумать о своей бессмертной жизни. У него было для этого достаточно времени. А нам надо думать о себе.

— …это было твое последнее слово, — молвил Тэнгэр, — и пусть будет по-твоему. Но берегись, если прежде в далайне не останется места для тебя!

И поскольку это действительно были последние слова, то Ёроол-Гуй молча канул в глубине далайна и с тех пор не издал ни звука. Но если бы он мог говорить, то сказал бы:

— Ты хочешь меня уничтожить, о Тэнгэр! Но подумал ли ты, что вместе со мной ты разом уничтожаешь половину вечного времени и половину бесконечности, их обратную, темную сторону? Сможет ли твоя светлая сторона существовать без меня, и на чем будет стоять алдан-тэсэг, если не станет моей бездны?

Однако, последнее слово — есть последнее слово, так что эти мысли не были произнесены, и ни один сказитель ничего не поведал о них, собравшимся послушать его в красный вечерний час.

Чтобы достать дно обрыва пришлось собрать веревки с нескольких оройхонов. Доброволец из бывших цэрэгов, служивших на угловых оройхонах, обвязался веревкой и был спущен вниз. Через несколько минут его подняли обратно.

Чего только не передумал Шооран за эти несколько минут. То ему представлялись райские пажити, о каких проповедовали братья, то казалось, что внизу вообще невозможно жить, и каждый ступивший туда немедленно скончается. Действительность оказалась проще и странней. Разведчик благополучно вернулся, сообщив, что внизу настоящая земля наподобие креста Тэнгэра. Он привез несколько прочных камушков и пучок травы. Трава удивила всех: она была нежной как хлебные всходы и бесплодной, как хохиур. Зато камням люди обрадовались, и скоро по натянутым веревкам вверх и вниз заскользили разведчики. Одно за другим пошли к правителю Ээтгону донесения.

Первая группа разведчиков вышла к реке. Река действительно оказалась непредставимых размеров и величиной напоминала далайн. Хотя в ней была не мутная влага, а чистая на вид вода, люди не решились эту воду попробовать, потому что там плавали рыбы.

Второй отряд следопытов обнаружил на поляне зверей. Они не походили на многоногих шаварных тварей, скорее уж напоминали бовэров, поскольку были покрыты шерстью. Но когда охотники хотели подойти и заколоть на пробу одно животное, те умчались быстрее тукки. Зато потом другой зверь сам напал на людей. Он вышел из зарослей спутанных низкорослых деревьев и, гневно взрыкивая, бросился навстречу охотникам. Почуяв опасность, люди остановились, а зверь, не видя угрозы в незнакомых созданиях, прыгнул. Охотники, привыкшие иметь дело с пархом, легко уклонились от прыжка, и тут же три копья пробили шкуру хищника. Туша зверя была поднята наверх среди прочих трофеев. Ээтгон, окруженный военачальниками, осмотрел распростертое тело, с которого даже смерть не сумела стереть опасной силы, коснулся рукой оскаленных клыков, длинных и острых, каких ни у кого на оройхонах не бывало, а только в далайне, у рыб. Произнес задумчиво:

— Значит, на алдан-тэсэге жизнь тоже не украшена лепестками. — А потом приказал рубить и поднимать наверх стволы деревьев.

— Будем строить большой подъемник, — сказал он, хотя никто не требовал у правителя объяснений.

Черепная коробка маараха, напоминающая огромное корыто, покачивалась на скрученных канатах. Пока эта кость лежала на земле, она представлялась неизбывно прочной и тяжелой. Но теперь, повисшая над вертикальным обрывом… Казалось невозможным довериться этой утлой люльке.

Двое воинов уже стояли на зыбкой площадке, готовые подхватить следующих. Ээтгон, сохраняя на лице застывшее равнодушие и не обращая внимания на протянутые цэрэгами руки, шагнул в люльку подъемника. Но Шооран заметил, что шаг получился много шире, чем нужно. Затем и сам Шооран, стараясь не смотреть вниз, сделал шаг на качнувшийся плотик.

Заскрипели веревки, мимо поплыла изгрызенная временем стена. Шооран старательно смотрел только на нее, не пытаясь разглядывать с головокружительной и ненадежной высоты постепенно приближающуюся землю. У него было ощущение, что все это происходит не с ним. Слишком долго он рассказывал людям сказки, и вот одна из них властно начала сбываться, и бывший илбэч уже ничего не может сделать, как только смотреть и слушать, что будет дальше.

Внизу земля поражала размерами еще больше чем сверху. Расстояния здесь можно было измерять не иначе, чем оройхонами. Вершины деревьев уходили на такую высоту, что все роскошные эпитеты, придуманные для старых туйванов, казались теперь кукольными. Случайные камни равнялись с суурь-тэсэгами, а чтобы выйти к реке, пришлось лезть через холм, который возвышался словно вставший дыбом оройхон упрямого илбэча. И нигде никакой еды, лишь на кустах, скопившихся в болотистой низинке, рдели мелкие ягоды. Один из разведчиков сказал, что ягоды съедобны, хотя и сильно горчат. Ээтгон сорвал ягодку, разжевал и, согласно кивнув, сплюнул.

Река застыла в сонной истоме. Глубокая вода казалась зеленоватой, словно тело Ёроол-Гуя. На мелких местах, где она была прозрачна, плавали рыбы. Они были крошечные, величиной с детский мизинчик, но темная глубина могла скрывать и настоящих гигантов.

— Рыбы не кусаются, — пояснил сопровождающий, — а вот эти, — он указал на существо, парящее в воздухе над рекой, — вот эти звери рыб едят. А все остальные звери из реки пьют. Мы пили из источника неподалеку. Там рыб нет и вода хорошая. Но ее мало.

— Если вода отравлена, нам придется туго, — проговорил Ээтгон.

Шооран наклонился, зачерпнул в пригоршни воды и двумя большими глотками выпил ее. Вода была теплой, чуть затхлой, словно в ручье, обмелевшем накануне мягмара, и сытно пахла речной травой.