Толпа быстро расхватала вещи и одежду, все до последнего клочка, подхватила нагой труп, потащила к поребрику, за которым копошились руки Ёроол-Гуя.

— Вот илбэч! Мы убили его! — вразнобой закричали голоса.

Тело раскачали и бросили через поребрик. Немедленно его обвили несколько рук и поволокли по камням к одному из малых ртов.

— Умер илбэч! — кричали люди фразу, которую последнее время принято стало кричать после всякого убийства. — Илбэча убили!

Шооран сидел, натянув на одну ногу чужой башмак. Боевой угар рассеялся, и он слушал крики в честь своей победы с иным чувством, чем минуту назад. Илбэча не убили, илбэч жив, а вот куда делся человек Шооран, где растратилась его душа? Осталась в тюремной камере или истерлась по бесконечным оройхонам, очерствела и ожесточилась среди черствых и жестоких людей? Или ее задавила великая идея, долг, превративший его из человека в илбэча? Тогда понятно, почему никто не может любить его. Проклятие Ёроол-Гуя здесь ни при чем, просто такой подвиг выше человеческих сил…

Узкая ладошка Ай легла на его плечо. Ай присела позади, прислонилась к его спине лбом. Шооран знал, что она делает так в минуту сильной усталости, но все-таки было очень похоже, что его хотят утешить. Тем более, что уставать сегодня не с чего, весь день они провели на одном месте.

— Сейчас пойдем, — сказал Шооран и натянул второй башмак.

В прошлый раз башмаки убитого жали ему, а эти были впору, словно на него и сшиты.

Ай как всегда с готовностью вскочила, но вдруг покачнулась и, ухватившись за Шоорана, опустилась обратно.

— Никак, — сказала она. — Ноги устали.

Шооран глянул на тонкие как тростинки хохиура ноги Ай, перевел взгляд на осунувшееся лицо. Сколько же дней она ничего не ела? Пять? Или может быть, семь?

— Сиди здесь, — сказал он. — Я сейчас принесу еды.

Шооран осмотрел гарпуны: трофейный и свой, во время драки лежавший среди вещей, подумал и взял оба. Приготовил связку факелов, изготовленных из смолистого туйвана (Только в этом дурацком краю людям могла прийти в голову мысль — жечь дерево!). Проверил экипировку, усмехнулся мрачно: судьба заставляет отрабатывать все, даже чужие штаны — а потом направился к ближайшему из неразоренных мокрых оройхонов. Подошел к зеву шавара, запалил драгоценный факел и, выставив его вперед, шагнул в глубокий нойт. Мелькнула мысль: Ёроол-Гуй рядом — вынырнет, запрет в шаваре — и прощай илбэч. Но делать нечего: Ай, ослабевшая от голода, сидит возле узлов и терпеливо ждет, когда он вернется с добычей.

Ледяная промозглость охватила его со всех сторон, липко сгустилась на лице, даже факел словно притух и казался не так ярок. Первые камеры и проходы, обысканные охотниками вдоль и поперек, Шооран миновал не останавливаясь. Заблудиться он не боялся, за много лет привык ориентироваться в темных коридорах, а вот нойт, поднявшийся уже выше пояса, пугал его. Не страшно схватиться с видимым врагом, а сейчас Шоорана не оставляло ощущение, что зазубренные клешни тянутся к животу, готовясь распороть глухой жанч, смять кольчугу. Идти сквозь едкую кисельную густоту оказалось трудно, Шооран умолял пол подняться выше, но коридор, расширяясь и сужаясь самым причудливым образом, подниматься наверх не желал. Зато с одного из выступов стены, мягко всколыхнув смоляную недвижность нойта, скользнула неприметная тень. Скорее всего, это была тукка, Шооран не успел рассмотреть. Зверек исчез в слизи быстрее чем это можно представить. Шооран наугад ткнул гарпуном, хотя и понимал, что нырнувшего зверя ему не достать. Неожиданно острие не встретило дна, так что потерявший равновесие Шооран едва не окунулся в нойт лицом. Впереди был скрытый жижей провал в нижний ярус. Обычно они встречались в пещерах, а этот расположился ровно посреди прохода.

Осторожно ощупывая путь, Шооран двинулся мимо провала. Получалось, что сбоку вполне можно пройти, если, конечно, выдержит камень. Но Шооран не успел вступить на узкий мостик. Что-то обхватило его ногу и сильно потянуло вглубь, к залитой нойтом яме. Шооран рванулся, ударил острогой — мимо! Невидимый хищник продолжал тянуть.

Одним гарпуном Шооран уперся в противоположную стену, другим продолжал беспорядочно бить, стараясь поразить невидимую опасность. Лишь бы там был не уулгуй! Никто не знает, как бороться с бледным уулгуем, и потом… уулгуя нельзя есть… хотя сейчас об этом не стоит мечтать.

Очевидно, зверь понял, что Шоорана вниз не сдернуть, потому что хватка ослабела — хищник начал всплывать. Воспользовавшись мгновением, Шооран отскочил от провала, вновь натянув привязь. Нойт над ямой нехотя взволновался, оттуда уродливым цветком выперли четыре шипастые клешни. Две из них тут же скрылись, а верхняя пара осталась над поверхностью. Время от времени клешни нетерпеливо щелкали, словно рехнувшийся музыкант бил в костяную доску. Гвааранз уверенно двигался вперед, туго натянутый осязательный отросток вел его точнее, чем крошечные глазки.

Как всегда в минуту гибельной опасности сознание Шоорана раздвоилось: какая-то часть продолжала бороться, уже не ради добычи, а за саму жизнь, и в то же время появился сторонний, словно ничем не рискующий, наблюдатель. Он с любопытством следил за происходящим, успевая оценить и предугадать ситуацию. «Теперь стоит поступить так…» — не торопясь, размышляло воспарившее сознание, и оставшееся внизу тело успевало поступить именно так, а тягучего времени хватало на все, кроме страха и паники. Они придут потом, ежели ему удастся выбраться на волю.

Выждав, когда гвааранз приблизится, Шооран рванулся вперед. Пружинящий ус помог ему, Шооран удачно миновал ждущие клешни и упал прямо на притопленную спину твари. От толчка гвааранз осел на дно, это спасло ноги Шоорана от бешено работающих плавательных перьев. И вновь Шооран успел хладнокровно обдумать ситуацию, подробно объяснить самому себе, что сейчас гвааранз стащит его со спины упругими осязательными усами, и что надо делать, чтобы этого не произошло. Прежде чем обхватившие его вибриссы вновь напряглись, Шооран подтянулся к голове зверя, погрузив обе руки в нойт, нащупал бугорки ушедших под панцирь глаз и на две пяди вогнал в один из них оставшийся в левой руке гарпун. Теперь ему было за что держаться, и, выхватив нож, Шооран принялся наносить удары, стараясь поразить уцелевшие глаза и сочления вибрисс. Гвааранз заметался, клацая клешнями и растопырив острые перья. Движения его стали беспорядочными, ослабевший ус соскользнул с ноги Шоорана. Гвааранз замер.

Убедившись, что зверь мертв, Шооран с трудом оторвался от панциря, нащупал ногой потонувшие в нойте усы и потащил тело, цепляющееся клешнями за неровности дна. Через несколько шагов увидел сбоку свет, свернул туда. Выбраться наружу через узкое отверстие под потолком оказалось невозможно, зато при свете Шооран сумел зажечь один из уцелевших факелов. Спалил сидящих на стенах зоггов, осмотрел добычу. Гвааранз был велик. Вряд ли его удастся вытащить наружу целиком. Обычно охотники обрубали мешающие клешни и, ухватив за усы, буксировали остальное к выходу. На усах гвааранза нет острой кромки, за них удобно тащить. Но Шоорану всего нужнее были именно клешни — только там есть съедобная, хотя и затхлая мякоть.

Шооран отделил клешни, перевязал из веревкой, взвалил на спину, придерживая левой рукой. Попытался было перехватить той же рукой факел, чтобы правой волочить остальное, но понял, что сил не хватит. Да и бросать уцелевший гарпун тоже нельзя, мало ли кто может встретиться на обратном пути. Ну и пусть их… мясо он донесет, а панцирь, ножи перьев и остальные богатства пусть достаются шаварным тварям. Переняв факел в правую руку, Шооран двинулся к выходу.

Ай ждала его на прежнем месте. Шооран бросил чадящий огарок факела, поднял мешок с вещами, сказал хрипло:

— Если можешь — идем.

Ай пошатываясь поплелась за ним. Они пришли на тот оройхон, что Шооран высушил сегодня утром. Странно, неужели это было лишь несколько часов назад? Шоорану казалось, что прошла вечность.