Лиллиана заколебалась. Конечно, она это услыхала от Уильяма. Но прошлым вечером он не показывался в залах Совета, и теперь, когда они покидали Лондон, было бессмысленно называть его имя.

— Я… я не помню точно, кто об этом упоминал. Может быть, просто услышала чей-то разговор… — Она беспечно махнула рукой. — Я тут перезнакомилась с таким множеством людей, что, по-моему, это вообще чудо, если я припомню их имена, не говоря уже о том, кто именно сказал какой-то обрывок сплетни…

— Да, конечно, это так легко — забыть, кто что говорит… и чьим словам можно верить при дворе, — согласился Корбетт.

В его голосе прозвучала странная нотка, и на какой-то момент Лиллиана испугалась: может быть, он ей не поверил? Однако, насколько она могла судить, он вполне удовольствовался ее объяснением. Она испытала огромное облегчение, когда он проследил, чтобы она должным образом устроилась в седле, и сам сел на своего коня. Она была слишком счастлива оттого, что их пребывание в Лондоне подошло к концу, и надеялась, что ее присутствие здесь больше не понадобится, во всяком случае, в ближайшем будущем.

День выдался довольно погожий, хотя и холодный, с резкими порывами ветра. Перепаханные поля отдыхали: урожай был давно снят, а до нового посева оставались долгие месяцы. Пастухи, охраняющие своих овец, переходили с места на место на просторных лугах, а их неостриженные подопечные отыскивали скудеющий корм. В глубине лесов трудились дровосеки, спеша воспользоваться благоприятной погодой, прежде чем налетит следующая зимняя буря; то тут, то там виднелись их повозки, запряженные волами. Дети, собирающие хворост и щепки для растопки, возбужденно выбежали к дороге, когда заметили, что приближается рыцарский отряд. Сначала они робко прятались за кустами и стволами деревьев, пока не увидели, что Лиллиана улыбнулась им и дружелюбно помахала рукой. Тогда они поспешили поближе подпрыгивая, обгоняя друг друга и толкаясь локтями, чтобы лучше рассмотреть благородную леди и грозных рыцарей.

Корбетт ехал молча, погруженный в свои мысли. Лиллиана все еще чувствовала себя виноватой, что солгала ему — пусть и по пустяку; и она была почти рада, что ей не приходится смотреть ему в лицо.

Они остановились на лугу близ Сент-Олбенс, чтобы немного подкрепиться; затем снова двинулись в путь, рассчитывая успеть в Уоберн до наступления сумерек. День близился к концу; на западе начали собираться тучи. Ветер становился все более резким, и казалось, что небо темнеет быстрее, чем обычно.

Отряд вступил под своды леса. Лиллиана вспомнила, что сразу же за поворотом дороги должен находиться древний каменный мост через ручей, а там недалеко и до Уобернского аббатства. Ее мысли невольно обратились к таким приятным предметам, как горячая еда и мягкая постель, когда послышались крики и началась какая-то суматоха.

Все произошло так быстро, что она едва успела понять, что случилось. Она услышала громогласный приказ Корбетта: «К оружию! К оружию!» Потом кто-то выдернул у нее из рук поводья, и она оказалась окруженной кольцом из рыцарей. Чья-то мускулистая рука пригнула ее голову к холке испуганной лошади, и сквозь мешанину седел, колен и щитов она вообще ничего не могла разглядеть.

— Пригнитесь, миледи! Держитесь пониже! — приказал кто-то.

Но Лиллиана была слишком ошеломлена, чтобы повиноваться. Она была в относительной безопасности в окружении охранников и понимала это. Но Корбетт был не здесь. Слышен был его чистый громкий голос, выкрикивающий короткие команды. Потом и эти звуки стали неразличимы; их заглушил звенящий лязг ударов металла по металлу, клинка по клинку, меча по щиту. Тщетно пыталась она увидеть Корбетта, убедиться, что он невредим. Но ничего не могла разглядеть, кроме скопища сражающихся всадников. Поднявшаяся пыль делала их неузнаваемыми — каждый мог в равной мере оказаться другом или врагом.

Потом она увидела его — высокого и грозного; он бился в самой гуще схватки. В одной руке у него был длинный стальной клинок, которым он орудовал с дьявольской точностью, в другой — щит, столь же послушный ему. Какой-то всадник в латах атаковал Корбетта сбоку, но прежде чем он успел нанести удар, огромный жеребец Корбетта толкнул могучим плечом в грудь вражеского коня. Одним смертоносным ударом Корбетт отсек по плечо руку противника, потерявшего равновесие, и тот с воплем упал под копыта коней.

И сразу последовала новая подлая атака на Корбетта со спины. Но, подобно дьяволу, который видит все и впереди, и позади себя, Корбетт внезапно отклонился влево и ударил мечом назад. Раздался крик предсмертной муки, но скоро и он потерялся среди проклятий, стонов и других звуков боя.

Лиллиана была настолько потрясена, что даже не испугалась по-настоящему. Все случилось так стремительно, что казалось нереальным, и она наблюдала ужасную сцену скорей с интересом, чем с каким-либо иным чувством. Она не могла отвести взгляд от мужа, который круто расправлялся со своими несостоявшимися убийцами. Как машина, построенная для войны и только для войны, он повергал наземь недругов, показывая пример своим соратникам.

Только когда трое из вражеского стана галопом умчались прочь, сопровождаемые четырьмя лошадьми без седоков, Лиллиана смогла перевести дух. Удары сердца отдавались в ушах, а ногти впивались в ладони до крови, так крепко были стиснуты ее руки.

Но это не имело значения, потому что Корбетт был жив.

— Корбетт! — вскричала она, но вместо крика у нее вырвался лишь сухой прерывающийся шепот.

Однако он обернулся к ней, словно каким-то образом все-таки услышал. Выражение его лица в этот момент было устрашающим в своей неостывшей ярости. Огонь сражения еще не угас в его глазах, и Лиллиана содрогнулась при виде темных чувств, которые он еще не успел запрятать в глубь души. Если она когда-то и гадала, почему его прозвали Королевским Кречетом, теперь она знала ответ. Он был грозным и смертельно опасным рыцарем — человеком, которого никому не дано легко одолеть.

И все же его верность — это нечто такое, что следует ценить. Она хотела подъехать к нему, но по его безмолвному указанию охранники развернули ее лошадь. Затем они окружили ее живой стеной, и весь отряд направился к Уобернскому аббатству.

Корбетт стащил свой тяжелый дорожный мешок с лямками и бросил его на пол.

Сэр Рокк наблюдал, как беспокойно меряет шагами комнату его лорд, но благоразумно помалкивал. Он наполнил элем две больших кружки и подал Корбетту одну из них.

Корбетт обтер лоб тыльной стороной ладони, взял кружку и осушил ее залпом. Только после этого он обратил к другу угрюмый взгляд.

— Кое-кто наконец начал шевелиться.

— Значит, ты получил доказательства, которых требует король?

— Скоро получу. Я пригласил всех актеров, занятых в этом фарсе, в Оррик — на Рождественские празднества. Мы их изобличим раз и навсегда…

— Было бы много легче, если бы с ними просто приключился какой-нибудь «несчастный случай», — проворчал Рокк. — Тогда не осталось бы никаких изменников, и одной заботой стало бы меньше.

— Может быть, королю Генриху, отцу Эдуарда, такой способ и пришелся бы по душе, — возразил Корбетт. — Но Эдуард предпочел бы, чтобы они ответили по закону королевства. Его месть, если она последует, будет, безусловно, суровой, но и она также свершится в рамках закона.

— Тогда, похоже, нам придется вытерпеть это «праздничное» сборище и выкурить крыс из норы.

— Они уже задергались. — Корбетт все так же расхаживал по просторному помещению с низкими сводами, которое было отведено для его рыцарей. — На нас напали в нескольких часах езды от Лондона.

— Что?! Гром и молния! Кто напал?

Корбетт пожал плечами.

— Шайка странствующих рыцарей. Их нанимал какой-то посредник, если судить по предсмертным словам одного из них. Мы не знаем, кто в действительности задумал это нападение.

— Но подозрения у тебя есть, — подстрекнул его Рокк.

Корбетт помолчал и снова потер шрам над бровью.