— Куда, черт возьми, ты с ней идешь, Тэйт?

      Рычание Ремингтона отдается в моей груди и каким-то образом утешает меня в этом шатком измененном состоянии.

      — В чертову больницу, говнюк.

      Слышу грохот, когда он со всей силы открывает дверь, а потом скрип, будто он снял ее с петель. Затем мы куда-то движемся . . . его дыхание быстрое и тяжелое . . . .

      Сзади нас зовет Пит:

      — Чувак, Диана только что вызвала скорую. Просто прими чертовое успокоительное и дай ей "Бенадрил"[8] .

      — Сам. Прими успокоительное. Пит.

      Мы быстро куда-то идем, и я слышу в его голосе, что он висит на волоске. Я начинаю паниковать от мысли, что это могло сильно повлиять на него, делая его быстрым.

      — Я в повядке, — говорю ему и слышу свой собственный голос. Это прозвучало глупо. Может, некоторые клетки мозга умирают от яда. Я не могу вымолвить букву "р". Говорю это снова, — Я в повядке, Веми . . . . — Обожемой.

      Ремингтон замирает, и я чувствую, как он смотрит на меня, но в моих глазах все размыто, затем он говорит:

      — Черт бы меня побрааал!

      Приезжает лифт. Когда двери открываются, до меня доносится голос Райли.

      — Так, что происходит? Тренер ждет в спортзале, Рем . . . . — он замолкает.

      — Живые скорпионы, — Пит объясняет Райли. — Ядовитые, но к счастью, не смертельно.

      — Я не могу дыфать, — говорю я вслух. Волнуюсь. Ужасно. Впервые в жизни я не понимаю, какого черта творится в моем теле.

      — Яд проникает в нервную систему, но не попадает в кровь. Постарайся сохранять спокойствие, Брук. Эти древесные скорпионы гадкие паразиты. Ты чувствуешь свои ноги?

      Я качаю головой. У меня тяжелый язык, каждое ужаленное место так сильно болит, что мое лицо застыло в гримасе, и я судорожно дышу.

      Пит протягивает руку.

      — Дай я посмотрю . . .

      Чувствую, как Реми протягивает мою руку и, когда Пит изучает меня, шепчет:

      — Я убью его.

      — Все будет хорошо, Би, — говорит Пит. — Однажды я испытал такое. Это ужасно, но ты точно не умрешь от североамериканского скорпиона.

      Киваю, цепляясь за это успокоение, когда Диана зовет от двери:

      — Здесь записка! Я перевернула коробку и там оказалась записка!

      — Что там написано? — спрашивает Пит. Затем слышу шелест бумаги, когда он читает, — “Ты поцеловала меня. Теперь тебя поцеловал в ответ Скорпион. Каково чувствовать мой яд в себе?”

      Тело Ремингтона переходит в режим боя. Внезапно я это чувствую, полностью меняется то, как он меня держит. Он был защищающий и властный, и вдруг . . . он хочет драться.

      В моей голове образуется картинка: Я, стоящая перед этим олицетворением мерзости, целую его отвратительную татуировку скорпиона, чтобы увидеться с сестрой. Стону, когда новая волна тошноты поднимается к горлу.

      — Пит, я видел его громил внизу в лобби. Думаю, он здесь, в отеле, — говорит Райли.

      — Вероятно, ублюдок ждет внизу Ремингтона.

      — О, он допрыгался! — громогласно говорит Ремингтон. — Он уже мертв! — он разражается гневом.

      Зажмуриваю глаза от его бурной энергии, окружающей меня, и понимаю, что как бы он не пытался удерживать глаза синими . . .

      Они стали черными.

      Реми стал темным.

      Внезапно его губы оказываются прямо возле моего уха, и, удерживая меня за затылок, он шепчет:

      — Мне нужно кое-что сделать прямо сейчас. Я люблю тебя. Я чертовски сильно тебя люблю. И я вернусь и склею тебя обратно, хорошо?

      Я киваю, хоть и чувствую себя дерьмово. Меня немного трясет. Сильно кусаю губу, чтобы вместо этого сосредоточится на боли, но это ничто по сравнению с укусами на моем теле. Я пытаюсь быть храброй, но помню скорпионов на себе . . . на моем теле . . . уродливые туловища, клешни . . . три черные точки на голове . . . . дрожу в его руках и кажется, что меня сейчас вырвет.

      — Почему ее так трясет, черт возьми? — спрашивает Ремингтон, когда мы снова начинаем двигаться.

      — Ее нервная система находится под воздействием яда. Она получила несколько укусов, поэтому это будет болезненно. Пока скорая в пути, дадим ей "Тайленол"[9].

      Насколько я могу судить, мы идем назад в номер, и Реми опускает меня на что-то мягкое. Вижу размытый синий цвет, так что думаю, это диван. Он отодвигает мои волосы назад, и я чувствую его глаза на своем лице.

      — Я собираюсь сейчас его раздавить.

      Потом он ушел, как какой-то ураган, который уничтожит все на своем пути, а мой мозг так ошеломлен тем, насколько быстро он принял это решение, как спокойно и тяжело звучало его последнее утверждение, что на мгновение я убеждаю себя, что он действительно ушел за "Тайленолом" для меня.

      — Черт побери, он ушел на полной скорости, Рай, иди за ним, прежде, чем он увидит Скорпиона или кого-нибудь из его громил. Диана! Сделай холодные компрессы и жди скорую помощь. Нам нужно забрать того человека!

      Последний раз, когда я видела Ремингтона в таком сильном маниакальном состоянии, Пит вкалывал ему в вену успокоительное, и как только слышу мужские шаги по ковру сразу вскрикиваю:

      — Пит, ни черта не вводи ему в шею! — затем я стону, опускаю голову и меня начинает рвать.

¦ ¦ ¦

      Скорая приехала и уехала, а мы все еще ждем, больше получаса, с остатками скорпионов, смотрящими на меня в ужасном пластиковом контейнере из кухни.

      Мне сказали принять "Тайленол" и "Бенадрил", прикладывать холодные компрессы, а если станет хуже, сообщить им и они обеспечат мне антидот.

      Теперь, когда я приняла лекарства, мне немного лучше. В гостиной возле дивана стоит мусорное ведро на случай, если меня снова вырвет.

      Кажется, будто я сбросила половину своего веса. Сейчас Диана прикладывает лед, так что места укусов не опухают, но я все еще потрясена. Из-за “Бенадрила” я сонная, но по крайней мере, отек на языке немного спал.

      — Я говорила тебе, что у этого человека самая красная кнопка самоуничтожения, которую я когда-либо видела, - нежно говорит Диана, прикладывая холодный компресс на мою руку. Она напоминает мне о моей матери, и на долю секунды я так тоскую по дому, что мне хочется плакать. Но дом, по которому мне действительно хочется плакать — это мужчина внизу, готовый избить до смерти придурка, который сделал это со мной.

      — Пожалуйста, пусть Скорпион даже на глаза ему не попадется, — несчастно говорю я. — Если я снова ему все испорчу . . .

      — Ты ему ничего не портишь, Брук, — уверяет меня Диана. — Ты его любишь. Ты единственная женщина, которую он когда-либо любил, единственная, которая полюбила его и приняла таким, какой он есть. Ему не дарили любви, когда он рос. Он был отвергнут и брошен. Как сильно, думаешь, он будет оберегать тебя?

      У меня размывается в глазах и срывается голос.

      — Я тоже хочу оберегать его, и даже не могу правильно действовать, — говорю я, внезапно почувствовав себя жалкой и слабой.

      К тому времени, как вернулись ребята, прошло около часа и все мои нервные окончания были изъедены тревогой.

      Я лежу на боку на диване с закрытыми глазами, опьяненная от “Бенадрила”, и тут слышу приглушенные голоса за дверью.

      — . . . придержи дверь . . .

      Мое сердце умирает. Клянусь, умирает. Потому что нет другой причины придержать дверь, если руки что-то держат.

      Что-то большое, безрассудное и красивое.

      Я задерживаю дыхание, когда Диана направляется, чтобы помочь с дверью, и затем вижу их. Не их, его. Реми.

      Пит с Райли, ворча и пыхтя, затаскивают его внутрь, волоча по полу его ноги. Его голова опущена. Я могу видеть только его черные волосы. Я вдруг почувствовала такую злость и порыв защищать, что единственная причина, почему я не бросаюсь ударить этих двоих - я все еще не чувствую одной ноги.