— Почему бы и мне не придумать "Майли"? Для тебя и Райли, — язвлю я в ответ.

Мелани усмехается и плюхается ближе ко мне:

— Мне нравятся его маленькие дружеские визиты. Он приходил каждую ночь, и это было потрясающе. У него все хорошо складывается, Бруки. Он невероятно верен Реми. Он никогда не бросит то, что имеет, ради меня, а я никогда не оставлю свою жизнь ради него, – она вздыхает и откидывает голову назад, чтобы посмотреть в потолок. – Так что, думаю, мы друзья.

— Друзья с привилегиями.

Она нахально ухмыляется:

— Ага, — затем хватает меня за руку, — но я хочу того, что есть у тебя. Я влюблялась сотни раз за свою жизнь! Но никогда так, как ты. Так что мне интересно, я действительно полюбила, или лишь влюбилась, понимаешь?

Улыбаясь, я накрываю ладонью небольшую выпуклость на животе, а второй беру ее за руку:

— Здесь. Почувствуй. Это маленький пузырек, о котором я тебе говорила... 

Даже Жозефина подошла.

— Это ребенок шевелится? — спрашивает Жозефина.

Я киваю и кладу ее руку рядом с рукой Мелани.

— Я думаю, он как раз начал изучать, как ударить хуком. Но не говори пока мистеру Тейту, — дразню я ее этим "мистером", — я хочу, чтобы он почувствовал это сам, когда буду уверена, что это точно ребенок. 

¦ ¦ ¦ 

ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ истекает завтра.

Восемнадцатый день истекает завтра.

Я не умерла. Не попала в беду. Нора не пыталась контактировать со мной и этим поставить меня в ужасное положение. Реми не стал темным. Мое разочарование испарилось и Я. ЕДУ. ДОМОЙ. К РЕМИ. ЗАВТРА!

Вместе с моим прекрасным ребенком, в целости и сохранности в моей утробе, которому именно сегодня исполняется 12 недель.

Я чувствую тысячу и одно покалывание внутри, пока собираю вещи. И вещей этих довольно много. Так что, да, в конечном счете, мне дали платиновую кредитную карту и я немного грустила, скучая по моему мужчине. И с дьяволом по имени Мелани, сидящем у меня на плече, пока мы шерстили Интернет, я уступила и купила много детских вещей и несколько нарядов для беременных для себя. Казалось, что чем больше я покупала, тем больше я убеждала силы вокруг — этот ребенок обязательно родится.

Итак, у меня есть маленькие, крошечные красные кеды "Converse", несколько крошечных костюмчиков на всякий случай, и ползунки, на которых было написано "МОЙ ПАПОЧКА ОТЛИЧНО ПРОБИВАЕТ В ГОЛОВУ". Я также упаковала свою книжку - "Чего ждать, когда ждешь ребенка". Которая, как я сказала Мелани, не совсем книга, а чертова библия беременности. Так что все это пакуется в детский чемодан.

Все свои вещи для занятий я складываю в другую сумку, потому что я, наконец-то, буду способна продолжить легкие пробежки и клянусь, прямо сейчас, бег для меня почти приравнен к полетам. Не могу дождаться! Наряду с моей спортивной одеждой, я сложила несколько пар джинсов для беременных с нелепыми поясами на талии  (что более нелепо, так это то, что меня беспокоит, как я буду носить их вместо своих обычных джинсов), а также несколько свободных маек для беременных.

Мой телефон звонит, пока продолжаю паковаться, и я беру трубку, в которой слышу голос Пита: "Он взволнован от того, что едет за тобой".

— Ох, Пит, я уже вся готова, — говорю я, осматривая комнату, счастливая, что не придется снова видеть ее какое-то время, затем складываю свои кроссовки в карман на молнии с боку сумки.

— Я имею в виду реально взволнован, — говорит Пит, намеренно покашливая.

Я слышу крик на заднем фоне, и до боли знакомый голос вопит: "Потому что я, твою мать, король!!"

Я прекращаю паковаться и выпрямляюсь, мои глаза расширяются:

— Это он?

— Ага! Он становится нетерпеливым.

— Приезжайте уже скорее! Я умираю, как хочу его видеть!

— Бой заканчивается поздно вечером. Но еще до рассвета мы будем лететь к тебе.

— Эти ублюдки хотят кусок Разрывного, да они захлебнутся к чертовой матери! — слышу я на заднем плане.

Смеясь от радости, я инстинктивно накрываю рукой свой небольшой живот:

— Он темный?

— Пока нет, но уже близко. Думаю, это эффект накапливания. Мы вообще удивлены, что он продержался так долго. Просто предупреждаю. До скорой встречи.

— Пит, присмотри за ним! И никаких женщин, Пит!

— Ты шутишь, верно? Они могут хоть сейчас разрывать на себе трусики, но его взгляд не будет направлен никуда, кроме Сиэтла.

— Могу я с ним поговорить? — спрашиваю я, ощущая в груди странное возбужденное стеснение.

Проходит мгновение, после которого его глубокий гортанный голос доносится до меня сквозь динамик, и летит прямо в мое сердце:

— Детка, я так накачан, что готов надрать задницы и прийти за тобой.

— О, я знаю! — смеясь, говорю я.

— Я собираюсь нокаутировать всех, кого они там выставят, все ради тебя.

— А я буду ждать тебя ранним утром.

— Отлично, сиди тихо — я иду за тобой. Надень для меня платье. Нет. Надень что-нибудь красивое и обтягивающее. Распусти волосы. Или подними, черт, это тоже сводит меня с ума!

— Я заколю их так, чтобы ты сам смог распустить, — предлагаю я.

Я слышу только звук его дыхания и больше ничего, как будто он представляет, как делает это.

— Ага, — наконец мурлычет он, и я слышу растущее напряжение в его голосе.

— Ага? — я звучу не лучше, вцепившись в трубку телефона.

Я слышу, как его дыхание успокаивается, и он звучит так, словно становится грубым и нежным, каким он бывает со мной:

— Ага, сделай это.

Я таю от него и возбуждение во мне растет с новой силой. Я паковалась весь день, потом приняла душ, намылилась, перемерила тысячу вещей, даже пару платьев. Я пробовала поднять волосы наверх, потом распускать и даже подкручивала, пока не остановилась на одном симпатичном свободном льняном платье, телесных балетках, а волосы собрала в свободный хвост, как делала обычно.

На следующий день я прихорашиваюсь, как никогда в жизни, и теперь с трудом могу усидеть на сидении кабриолета Мелани. Мел - одна из тех немногих, кто считает, что даже несмотря на то, что дождь в Сиеттле идет две сотни дней в году, остаются еще 165 дней, которые стоит провести в машине с опущенной крышей. И вот они мы, с опущенной крышей, в один из этих милых солнечных 165-ти дней, ждем, когда самолет приземлится.

—Кажется, я его вижу, — говорю я, указывая на голубое небо.

— Бруки, ты такая милая. Будто все стены, что ты возвела вокруг себя рухнули, и вот она ты, пятнадцатилетняя сорвиголова, — Мелани явно забавляется, моргая зелеными глазами, солнцезащитные очки на макушке.

Я даже не могу ответить, потому что два задних колеса реактивного самолета касаются земли, и он такой белый и красивый, с полосками голубого и серебристого цвета, которые тянутся через весь центр до самого хвоста, я только и могу смотреть, как он приземляется. От волнения мой пульс так и пляшет, я впиваюсь пальцами в дверцу автомобиля.

— Такое чувство, что я год его не видела.

—Приятно знать, что, благодаря мне, время пролетело незаметно, — саркастично произносит Мел, затем тянет меня и обнимает, звеня своими браслетами. — Обними своего чертового шофера. Я привезла тебя в аэропорт, не так ли?

Пока самолет катиться к стоянке ангара БОАТ[13], где мы находимся, я поворачиваюсь и обнимаю ее так крепко, почти до боли.

— Я люблю тебя, Мел. Будешь паинькой, приедешь повидаться со мной поскорее?

— Обязательно, как только закончу мой нынешний проект! — затем она толкает меня, кивая мне за спину. — Вон он.

Я оборачиваюсь. Самолет припаркован настолько близко, что одно из его крыльев всего в десятке метров от машины Мел. Пока один из пилотов опускает трап, я с силой дергаю рычаг, распахивая дверь, пока Мел кричит: "Твои вещи, глупая девчонка! Эй, не забудь свою голову!"

Сперва я подхожу, чтобы забрать свою сумку, а когда вновь оборачиваюсь, Ремингтон стоит в проеме двери. Тысяча и один звоночек взволновано зазвонили внутри меня. Я знаю, что должна вынуть сумки из багажника Мел, но когда он спускается вниз, перепрыгивая три ступеньки за раз, и ступает на асфальт, я бегу. Похоже, теперь я могу бегать — и я бегу прямо в его распростертые объятия.