— О, сэр! — запыхавшись, проговорила девушка и приложила руку к животу. — Да благословит вас Бог, сэр! Вы запомнили мое имя!

— Разумеется. Вы единственная рыжеволосая бер… рыжеволосая Мери, которая служит здесь.

Его слова вызвали у горничной новую череду ужимок. Эйвери бросил встревоженный взгляд на ее огромный живот. Ему как-то раз пришлось присутствовать при родах в иглу[7]. При желании он мог остаться снаружи на пронизывающем ветру при сорокаградусном морозе — выбор, которому он охотно отдал предпочтение, пока у него от холода не онемели ноги. Последующие часы оказались весьма поучительными, и у него не было никакого желания проходить через нечто подобное еще раз.

Эйвери, нахмурившись, посмотрел сверху вниз на горничную.

— Что вы хотели?

— Мисс Бид попросила меня найти вас и узнать, как вы намерены поступить с приглашениями.

— Какими еще приглашениями?

— Приглашениями от местной знати, — ответила горничная, — на приемы, дружеские вечеринки, праздники,

Балы, танцы, домашние концерты, пикники и всякое такое в том же духе.

— Я понятия не имею, как мне быть с этими проклятыми приглашениями. Лучше отдайте их мисс Бид.

Он уже собрался пройти мимо нее, однако горничная преградила ему путь.

— Я уже это сделала, — пояснила она, — и мисс Бид попросила меня передать их вам, чтобы вы сами решили, какие стоит принять, а какие — нет. По ее словам, их и так уже накопилось слишком много, и на них нужно ответить.

— Ах вот как?

Какую еще игру Лили затеяла на этот раз? И где она сама, черт возьми?

Накануне она следовала за ним повсюду словно тень. Он бы заподозрил ее в бесчестных намерениях, если бы это доставляло ей хоть малейшее удовольствие, однако весь ее вид выражал такую тоскливую покорность судьбе, что ему не могло прийти на ум иной догадки, кроме той, что она боится, как бы он не улизнул тайком с фамильным серебром. Она явно не доверяла мужчинам, подтверждением чему могли служить хотя бы ее политические связи, не говоря уже о письмах.

— Мери, успокойтесь, дитя мое, — проворчал он, когда горничная снова начала глупо хихикать. — Если я неверно произнес ваше имя, лучше скажите мне об этом прямо. Нет? Отлично, тогда послушайте меня. Я не знаю никого в пределах сорока миль от Милл-Хауса. А это значит, что как бы я ни был тронут желанием мисс Бид разделить со мной приятные минуты, пожалуйста, передайте ей, что мне решительно все равно, на каких приемах она будет присутствовать, а на каких — нет. Так или иначе я не намерен ее сопровождать… дьявольщина! Это что еще за звук? — воскликнул он в ужасе.

— Ай!

У девушки подкосились ноги. Она пошатнулась и, наверное, упала бы, если бы Эйвери не подхватил ее на руки. Стопка простыней с глухим шумом повалилась на пол.

— Теперь мне придется снова тащить их в прачечную! — простонала она.

— Боже правый, дитя мое, вы что, с ума сошли? Вам сейчас следует находиться под присмотром повивальной бабки, а не слоняться по коридорам. Неужели у мисс Бид не осталось ни капли совести? Как она смеет заставлять вас работать в вашем положении?

Горничная изумленно моргнула.

— Мисс Бид, — ответила она серьезно, — настоящий ангел милосердия. Если бы не она, у меня вообще не было бы дома, так же как и у других девушек.

«Зато ваши услуги дешево ей обходятся», — промелькнула циничная мысль у Эйвери.

Чем больше он наблюдал экономию Лили, тем меньше она ему нравилась. Они обедали по-королевски, хотя Лили держала в доме всего трех беременных горничных, тогда как их требовалось вдвое больше. Наряды Франциски были сшиты по самой последней моде, однако сама Лили одевалась словно какой-нибудь обнищавший… сквайр. Уж во всяком случае, она могла бы носить платья. Когда-то прекрасные розовые сады заросли сорняками из-за отсутствия должного ухода, и вместе с тем двадцать списанных за негодностью скаковых лошадей кормились в конюшне отменным овсом. Расточительность и скупость шли рука об руку в Милл-Хаусе с тех пор, как он стал собственностью Лили. Скупость — когда дело касалось усадьбы, расточительность — когда речь шла о ее любимицах. Эйвери вынужден был признать, что с ее стороны было весьма ловким шагом нанять девушек, оказавшихся в отчаянном положении. Каждая из них рада была трудиться за двоих, признательная судьбе за то, что у нее вообще есть место.

Он никогда не сомневался в уме Лили, однако теперь неожиданно для себя усомнился в ее моральных устоях. Это было тем более неприятно, что его сомнения нимало не охладили его пыла. Разве уважающий себя мужчина позволит себе связаться с такой женщиной, как она? Однако он почему-то не способен был дурно думать о Лили Бид.

Эйвери с мрачным видом прижал Мери к груди, одновременно пытаясь найти место, куда бы он мог ее усадить. Однако поблизости не нашлось ни одного стула или скамьи.

— Ух ты! — Глаза девушки сделались такими же круглыми, как и ее рот. — Тереза говорила мне, что вы сильны, как молодой бычок.

Молодой бычок? Стало быть, прислуга сравнивала его с молодым бычком! Его губы сжались в тонкую линию.

— Как думаете, вы в состоянии…

Прежде чем он успел договорить, руки девушки мертвой хваткой сомкнулись вокруг его шеи, а с ее губ сорвался еще один приглушенный стон. Боже праведный! Не может быть, чтобы она…

— Неужели это уже началось? — осведомился он. И куда только, черт возьми, запропастилась Лили? Ему нужно было отвести Мери в ее комнату.

— Это ? — недоуменно переспросила Мери. — Ах вот вы о чем. Нет, сэр. Благодарю вас за заботу, сэр. Просто маленький шельмец ударил меня ножкой, только и всего. Это произойдет через несколько недель.

Эйвери уставился на огромный живот горничной. Смешно. Он не представлял, как можно разгуливать в таком состоянии «еще несколько недель». Существовали, в конце концов, незыблемые законы природы, и тяготение относилось к их числу.

— Только дайте мне еще минутку, чтобы перевести дух, сэр. Что там я должна была вам передать?

— Что-то насчет приглашений, — подсказал ей Эйвери.

— Ах да, верно, сэр! — Мери просияла, глядя на него снизу вверх. — Я хотела сказать, что все эти приглашения — все до единого — адресованы вам, сэр.

— Быть того не может, — отозвался он раздраженно. — Я ведь только что сказал, что никого здесь не знаю.

— Но, мистер Торн, вы же мистер Торн, и этого вполне достаточно. Мало того, вы тот самый мистер Торн, чьи заметки люди читают в журналах вот уже не один год. Здешняя публика прямо-таки сгорает от любопытства. — Голова Мери подскакивала то вверх, то вниз, как на веревочке. — Мисс Бид никогда не получает приглашений. Мисс и миссис Торн — да, иногда, но не мисс Бид. Во всяком случае, не от наших соседей.

По какой-то непонятной причине ее слова только подлили масла в огонь его раздражения.

— Меня это не удивляет, — огрызнулся он. — Дайте этой женщине время, и она восстановит против себя всю нацию, разгуливая повсюду в своих нелепых штанах и размахивая руками, словно матрос. Вы видели ее вчера утром? — осведомился он. Глаза Мери округлились от удивления. — Она шла по дороге перед домом, и волосы ее были распущены. Распущены! Показываться на глаза людям в таком виде!

— Да, сэр, — отозвалась Мери покорно.

— Ради всего святого, дитя мое, не надо так жаться от страха. Вы хоть раз видели, чтобы мисс Бид кого-нибудь страшилась? Ну конечно, нет. Да и с какой стати? Я самый деликатный человек на свете.

— Да, сэр. — Мери утвердительно кивнула.

— Я джентльмен, — продолжал он с еще большей выразительностью, — из той самой породы людей, с которой вам, без сомнения, не приходилось общаться, живя под пятой у мисс Бид, несчастное вы создание.

Девушка опустила взгляд на свой раздувшийся живот.

— О, могу вас уверить, — пробормотала она, — я уже знала в своей жизни достаточно джентльменов.

— А что до местной знати, которая отказывается приглашать ее на свои приемы, — повысил голос Эйвери, — то с ними мы еще разберемся, черт бы их побрал!