— Лили, прошу тебя! — взмолилась Франциска.

— Ох, ну ладно. — Она снова вернулась к письму:

— «Быть богом довольно приятно, дорогой кузен. Я непременно советую тебе когда-нибудь испробовать это на себе, хотя должен заметить, что при нынешних обстоятельствах твое возведение в сан божества весьма маловероятно. Но не отчаивайся, Бернард. Могу тебя заверить, что в Америке, Африке и даже в Британии еще осталось немало таких мест, где мужчина волен сам решать свою судьбу». Этот самодовольный, высокомерный…

— Дай-ка мне закончить, — раздраженно прервала Франциска и, выхватив письмо, быстро пробежала текст глазами, чтобы найти место, на котором остановилась Лили. — «Вместе с тем божественность тоже имеет свои теневые стороны, одна из которых состоит в том, что я дал слово задержаться на некоторое время у своих новых друзей. Они хотят, чтобы я отправился вместе с ними в ежегодное паломничество на поиски их тотема. Это означает, что мое возвращение в Англию, к сожалению, откладывается еще на год. Возможно, мы увидимся на следующее Рождество. А до тех пор ты всегда в моих мыслях и планах. Передай мой сердечный привет твоей матери, твоей тетушке Франциске и, разумеется, Той, Кого Следует Слушаться». И внизу подпись: «Твой кузен Эйвери Торн».

Франциска сложила письмо и убрала его в конверт.

— Как вы думаете, кто этот Билли? — Взгляд Эвелин был обращен на деревянную клеть, которую двое мужчин безуспешно пытались открыть,

— Кто знает! Лично я была бы очень признательна мистеру Торну, если бы он перестал заваливать Бернарда сувенирами на память о своих «Необыкновенных путешествиях»[4], — отозвалась Лили, зная, что голос выдал ее досаду. — Дом и так уже переполнен всевозможным хламом: головными уборами маори, статуэтками божеств плодородия, чучелами животных…

— Осторожнее, Лили, — перебила ее Франциска. — Со стороны может показаться, что ты завидуешь.

— Так и есть, — невозмутимо призналась Лили. — Кто бы не стал завидовать человеку, который слоняется по всему миру, пишет рассказы, посылает их в газеты и обеспечивает себе приличный доход, потакая своим детским капризам?

Франциска смущенно пожала плечами. Она только что вернулась из Парижа, где провела целых три месяца, потакая собственным капризам.

— А я ему совсем не завидую, — вставила Эвелин. — Я вполне довольна своей нынешней жизнью и думаю, что то же самое относится и к тебе, Лил.

— Это верно, — согласились она. — Однако мне казалось, что целью завещания Горацио Торна было заставить своего племянника остепениться и вынудить его в течение пяти лет вести скромное, неприметное существование. Что ж, нам осталось ждать еще три года, однако я не вижу никаких признаков того, что мистер Торн всерьез намерен исправиться. Напротив, он с каждым месяцем становится все более безответственным. Да что там говорить, за один только минувший год он не раз рисковал своей жизнью — если только те отчеты, которые он мне присылал, могут служить доказательством, в чем я сильно сомневаюсь. Кто поверит, будто этот… этот костлявый переросток, которому под силу только ворон пугать, способен на такие подвиги? Печатался ли хоть раз в газетах его портрет? Ну конечно же, нет. Иначе хвастливые заявления мистера Торна лишились бы всякого правдоподобия. Не так ли, Эви? Молодая вдова покорно кивнула.

— Вот видишь, Франциска, Эвелин со мной согласна.

— Эвелин всегда с тобой согласна, — устало отозвалась Франциска. Ее внимание было привлечено к вознице, который как раз в эту минуту засучил рукава, обнажив мускулистые руки. — Мне его рассказы кажутся весьма занимательными.

— Ничего не могу поделать, мисс Лили, — произнес Хоб, утирая лоб ладонью. — Уж слишком крепко его запечатали. Придется обратиться к Драммонду, чтобы он дал нам еще людей на подмогу.

— Проклятие! — пробормотала Лили.

Она не желала просить управляющего фермой о чем бы то ни было. Драммонд был убежденным женоненавистником. К несчастью, он, кроме того, был лучшим управляющим фермой во всем графстве.

— Большего стыда невозможно себе представить, — заметила Франциска.

Услышав разочарованный вздох, возница посмотрел на нее, вскочил на ящик и принялся что было силы бить по нему ломом, словно неандерталец, пронзающий копьем мамонта, так что щепки полетели в разные стороны. Франциска рассмеялась, возница поднапрягся, и передняя часть ящика отскочила, рухнув с громким треском на землю.

Да, подумала Лили с восхищением, что ни говори, а Франциска умеет найти подход к мужчинам!

Размахивая рукой перед лицом, чтобы разогнать пыль, она спустилась по ступенькам и, прищурившись, заглянула внутрь ящика.

— Что там? — спросила Эвелин. Лили окинула оценивающим взором чудовищное создание, смотревшее на нее из темноты остекленевшими глазами.

— Похоже на крокодила. — Она глубоко вздохнула. — По меньшей мере двенадцати футов длиной. Поместите его рядом с чучелом кафрского буйвола, Хоб.

Глава 4

Александрия, Египет — Апрель 1890 года

— «Дорогой Торн». Действительно ли мне почудилась прохладная нотка в этом обращении или я стал не в меру придирчив? — спросил Эйвери, вынув изо рта сигару и окинув взглядом своих слушателей: Карла, Джона, вернувшегося в экспедицию после восьми месяцев лечения, и нового спутника, которого они подобрали в Турции, Омара Сулеймана.

Карл и Джон нетерпеливо замахали руками, требуя, чтобы он продолжал чтение. На их лицах играли отблески света от фонарей, висевших над парадным входом отеля. Далеко внизу в призрачном лунном свете виднелось целое скопление судов разных видов и размеров, заполнивших гавань Александрии.

— «Дорогой Торн. Вот ваши деньги». Да, такое приветствие никак не назовешь теплым. Ну ладно, слушайте дальше. Колкости этой особы вызывают у вас неизменный интерес, и это выше моего понимания.

Откровенная ложь, признался себе Эйвери, стряхнув пепел с сигары. Он-то прекрасно знал почему. Лили Бид не только умудрялась найти его везде, в какой бы уголок света ни забрасывала его судьба, но и превратила их переписку в своего рода литературный поединок, в котором она зачастую оказывалась победительницей.

Сам Эйвери не мог отрицать, что их обмен посланиями становился интересным и даже по-своему важным для него — разумеется, до известных пределов. Конечно, если мужчине приходится проводить долгие месяцы без женского общества, то любой знак внимания со стороны прекрасного пола доставлял ему удовольствие.

— Перестань смотреть с таким видом на письмо, Торн, — если, конечно, мисс Бид не выдала на этот раз какую-нибудь особенно блестящую остроту.

— Нет, — ответил Эйвери, — и тебе не стоит слишком себя обнадеживать, Джон. — Он поднес письмо поближе к свету и продолжил:

— «Бернард снова настоял на том, чтобы я прочла ваше письмо — и вскрыла последний присланный вами ящик с грузом, — прежде чем передать его (я имею в виду письмо, Торн, а не ящик) ему в руки. Умоляю вас, Торн, перестаньте забивать Милл-Хаус всяким хламом, оставшимся на память о ваших якобы смертельно опасных приключениях! Ваш последний подарок теперь хранится рядом с чучелом кафрского буйвола и — что за прелестное прозвище вы дали той жалкой облезлой кошке! — ах да, Призраком Смерти из Непала. Постарайтесь впредь сдерживать ваш писательский энтузиазм, Торн. Бедняга Бернард отнесся к вашему рассказу о том, как этот зверь чуть не разорвал вас на части, совершенно серьезно». Забавно, — произнес Эйвери, — мое плечо — тоже.

— Так, значит, она не верит в то, что тигр действительно тебя помял? — наконец произнес молчавший до сих пор Омар. — Как может простая женщина подвергать сомнению слова великого Эйвери Торна?

Эйвери удостоил Омара добродушной улыбкой. Молодой турок присоединился к их группе с вполне определенным намерением — путешествовать вместе с «одним из величайших исследователей в мире».

— В самом деле, как? — спросил Эйвери и продолжил чтение, прежде чем Карл успел вставить хотя бы слово:

вернуться

4

«Необыкновенные путешествия» — общее название цикла из 63 отдельных романов выдающегося французского писателя Жюля Верна (1828-1905), действие которых происходит в разных странах и на разных континентах.