Все лица были обращены к ней — иные казались замкнутыми, другие любопытными, а некоторые слуги смотрели на нее с тем обескураживающим презрением, которое ясно говорило: «Ты ничем не лучше меня, цыганское отродье. Ты даже недостойна стоять со мной рядом».
Сердце Лили испуганно забилось. Она лихорадочно пыталась найти нужные слова.
— В ближайшие недели, — начала она, и голос ее предательски дрогнул, — жизнь в Милл-Хаусе переменится. Те, чьи услуги я сочту ненужными, будут уволены — разумеется, с рекомендательными письмами.
— А что вы имеете в виду под словом «ненужными»? — раздался чей-то голос.
— Я говорю о тех, чей труд не является необходимым для поддержания порядка в имении.
— Не беспокойся, Пег. Для таких, как ты, крошка, тут всегда найдется занятие, — раздался чей-то мужской голос, за которым последовал взрыв хохота.
Взгляд Лили остановился на дерзком юнце.
— Уходите.
— Что? Вы не можете…
— Могу. Больше вы у меня не служите.
В течение одной долгой, томительной минуты они смотрели друг на друга ненавидящим взором. Слава Богу, длинные юбки помогли ей скрыть дрожь в коленях. Наконец, чуть слышно выругавшись, парень, тяжело ступая, удалился через все еще открытую парадную дверь. Остальные смотрели ему вслед широко раскрытыми от изумления глазами.
— Отныне в этом доме — моем доме — любой женский труд будет цениться по достоинству, и к самой последней из служанок вы должны относиться с тем же уважением, что и к шеф-повару.
— Ну-ну, не стоит слишком заноситься, — пробормотала седовласая коренастая кухарка, носившая малопочтенное имя миссис Кеттл[2].
— Я хочу, чтобы Милл-Хаус стал преуспевающим поместьем — и я, не имея знатных предков и высокого положения в обществе, смогу стать настоящей хозяйкой Милл-Хауса, не сомневайтесь. Однако признаюсь откровенно: мне очень нужна ваша помощь. Я не в состоянии справиться с этой задачей в одиночку. Если вам она покажется непосильной, если вы не пообещаете мне свою полную и безусловную поддержку, для вас здесь места нет.
— Я с вами, мисс! — дрожащим голосом отозвалась беременная горничная.
— Вот и хорошо, — ответила Лили. — Остальных я прошу как следует все обдумать и самим решить вопрос о своем будущем, а к концу недели станет ясно, чем мы располагаем. Все свободны.
Слуги разбрелись в разные стороны — кто скрылся в коридоре, кто исчез за дверью, кто поднялся вверх по лестнице. Лили осталась наедине с мистером Флауэрсом.
— Я не могу одобрить этого, мисс, — сурово сдвинул брови дворецкий. — Считаю своим долгом заметить, что решительно не одобряю ваших методов у себя в доме.
Лили, глубоко вздохнув, смело встретила гневный взгляд старика.
— Это не ваш дом, мистер Флауэрс, а мой. Однако поскольку я и мои… э-э… методы пришлись вам не по вкусу, не сомневаюсь, что вы будете рады узнать из первых рук, что мне больше не понадобятся услуги дворецкого.
— Что-о?!
— Вы свободны, мистер Флауэрс.
На какой-то миг ей показалось, что старик собирается возразить, однако он только фыркнул, отвернулся и зашагал прочь.
Лили настолько обомлела от собственной дерзости, что зажмурила глаза.
— Признаюсь, я бы охотно поддержала вас на выборах, — вдруг раздался совсем близко от нее хриплый женский голос. — То есть если бы у меня было такое право.
Лили обдало жаром. Открыв глаза, она увидела Франциску, незамужнюю дочь Горацио. Будучи уже не первой молодости, Франциска должна была считаться старой девой, однако по ее виду этого никто бы не сказал. Ее пепельно-белокурые локоны свисали над светлыми томными глазами и слегка задевали уголки губ, розовый оттенок которых казался слишком ровным, чтобы сойти за естественный. Она и одевалась не как старая дева. Ее платье из тафты переливчатого синего цвета соблазнительно зашуршало, едва она сделала шаг в сторону Лили.
— Я Франциска Торн, — сказала она. — Должна извиниться перед вами за то, что со мной нет Эви и мы не можем встретить вас как подобает. Накануне ее вызвали письмом в Итон[3]. Бернард опять нездоров — о нет, ничего серьезного, просто у мальчика слабые легкие и время от времени у него случаются приступы. Ему просто нужно немного покоя, и он быстро поправится. А Эви, если вы не успели этого заметить, действует на всех чрезвычайно успокаивающе.
Лили кивнула.
— Она просила меня поприветствовать вас от ее имени, — продолжала Франциска. — Добро пожаловать, мисс Бид. — Ее губки приоткрылись в иронической улыбке.
— Прошу прощения, мисс Торн, если мои действия показались вам слишком поспешными…
— Зовите меня просто Франциска, — отозвалась та. — Откровенно говоря, я уже собиралась перебраться в Париж, но после спектакля, который вы тут устроили… — Снова та же загадочная улыбка. — Полагаю, есть смысл задержаться на некоторое время. Вы ведь не станете возражать, правда?
— О нет, нисколько, — ответила Лили, бросив встревоженный взгляд на изысканную прическу и дорогое платье Франциски.
— Вам незачем беспокоиться из-за меня и моих слуг, мисс Бид, — ответила
Франциска, поймав ее взгляд. — Отцу всегда нравилось думать, будто в том, что касается денежных средств, я всецело завишу от него. Должна сказать, он ошибался. — Она пожала плечами. — Эвелин — совсем другое дело. После смерти мужа она вместе с Бернардом переехала сюда. С тех пор Эви никогда не покидала этот дом.
Разумеется, вы в любую минуту можете приказать ей собрать вещи.
Лили, потрясенная до глубины души, отшатнулась от собеседницы:
— О нет, что вы! Как можно!
— Почему бы и нет? — осведомилась Франциска. — Мужчины поступают так сплошь и рядом.
— Еще одна из бесчисленного множества причин, почему женщинам проще обходиться без них.
— Умоляю вас, не забудьте о том, что она первой завела об этом разговор, а не я! — Франциска поднесла руку к груди, театрально закатив глаза. — Надеюсь, небо меня за это не осудит. Пойдемте, мисс Бид, я приказала подать чай в мою комнату наверху. Сюда, пожалуйста.
Лили последовала за Франциской, на ходу окидывая взглядом роскошную обстановку дома: ковровую дорожку восточной работы, инкрустированный малахитом столик, бесценную севрскую вазу с махровыми желтовато-коричневыми хризантемами. Невзирая на явные провокации Франциски, все складывалось лучше, чем она предполагала. Она уже успела встретиться почти со всеми лицами, упомянутыми в завещании Горацио Торна, и никто из них, судя по всему, не сулил ей особых хлопот, кроме…
— Кроме Эйвери Торна, — пробормотала она. В последнее время Лили много думала о предполагаемом наследнике Милл-Хауса, и вряд ли эти мысли можно было назвать приятными, поскольку само его имя вызывало у нее острый приступ вины. А чувство вины, как ей уже пришлось в том убедиться, часто влекло за собой подозрения. — Он что-то замышляет. Я это знаю.
— Я не расслышала вас, мисс Бид, — проронила Франциска.
— Я уверена, что Эйвери Торн попытается хитростью помешать мне стать хозяйкой Милл-Хауса.
Будь проклята ее привычка высказывать мысли вслух! Франциску, однако, ее слова как будто не задели.
— А что навело вас на подобное предположение?
— Его стремление не просто попутешествовать по свету, но забраться в самую труднодоступную часть планеты, — ответила Лили. — Я считаю, Эйвери Торн намеренно старается держаться подальше от Милл-Хауса, чтобы в конце концов отнять его у меня.
— Но каким образом? — изумилась Франциска.
— Представив дело так, будто я небрежно отношусь к своим обязанностям и не обеспечиваю ему достойного содержания. А для этого ему достаточно лишить меня возможности передать ему в руки деньги, которые я обязана ему выплачивать согласно условиям завещания вашего отца. — Лили мрачно усмехнулась. — Однако у него ничего не выйдет. У моих родителей было немало друзей по всему свету, и если только он окажется в пределах суток пути от кого-либо из них, ручаюсь вам, он получит свое содержание.