Джон снова разразился неудержимым хохотом, который длился целых пять минут, так что в конце концов ему пришлось утирать слезы краешком рукава.

— Видели бы вы лицо того шейха!

— И что, его это смутило? — холодно спросила Лили.

— Нет! — выпалил Джон. — Вот это-то и есть самое забавное. Он прекрасно все понял! Он с глубокомысленным видом кивнул, вздохнул и заявил, что не прочь взять вас в

Жены!

— Я рада, что мои слова доставили столько радости многим людям.

— О да, могу вас заверить! — Он ободряюще улыбнулся ей сквозь слезы. — Неудивительно, что Эйвери так дорожил вашими письмами.

Лили замерла.

Как раз в этот момент в комнате снова появилась Кэти, слегка согнувшись под тяжестью чайного сервиза из гравированного серебра. Джон тут же вскочил и, приняв у нее поднос, поставил его на стол.

— Мне трудно выразить словами, с каким нетерпением мы ожидали каждого следующего вашего обмена письмами, — продолжал он тем же беззаботным тоном. — Не знаю, кто из нас был более горячим их поклонником — Эйвери или все остальные в нашей группе.

— Ты можешь идти, Кэти, — обратилась к горничной Лили.

— Хорошо, вот только открою окна. Сегодня такая чудесная погода…

— Иди, Кэти.

Горничная обиженно поплелась к выходу. Как только она скрылась за дверью, Лили поднялась со своего места.

— Мистер Нейл, боюсь, вы…

— Прошу прощения, — отозвался Джон огорченно. — Пожалуй, манеры у меня не лучше, чем у Эйвери. Врываюсь в чужой дом и сразу же начинаю выкладывать всю вашу историю. Просто у меня сложилось такое впечатление, будто мы с вами давно знакомы, вроде как члены одной семьи. К тому же я стольким обязан Эйвери, что вряд ли когда-нибудь смогу вернуть ему долг, и, что еще важнее, мне по-настоящему нравится этот здоровый сук… здоровый малый. Я мог бы сказать вам, что Эйвери для меня все равно что брат, — добавил он, и в первый раз за все время их разговора на лице его проступила грусть, — но это было бы не правдой. Эйвери Торн — мой предводитель и был им с самого начала, несмотря на то что именно я затеял эту экспедицию. Будь я одним из ваших шотландских горцев, он мог бы стать моим лэрдом. Будь я индейцем, он мог бы стать моим вождем. На всем свете нет другого человека, с которым я без единого протеста согласился бы пойти навстречу любой опасности и которому я бы с большей охотой доверил свою жизнь — что я и делал, притом не один раз, — заверил он ее самым серьезным тоном. — И Эйвери еще никогда меня не подводил, хотя сам он думает иначе. — Он начал беспокойно теребить свою шляпу. — Знаете, а ведь вы спасли ему жизнь! Лили покачала головой:

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— О гибели Карла. — Улыбка исчезла с лица гостя, уступив место глубокой скорби. — Эйвери медленно убивал себя угрызениями совести. Не то чтобы он говорил с нами об этом, нет! Тогда бы мы знали, что ему ответить. Просто он не хотел лишний раз обременять нас, как мы постоянно обременяли его своими проблемами.

Он тяжело вздохнул, как будто воспоминания о случившейся трагедии до сих пор давили на него своей тяжестью.

— Нам не следовало перекладывать так много на его плечи, возлагать на него столько ответственности, однако он так легко со всем справлялся, понимаете?

Лили молча кивнула.

— Эйвери всегда делал то, что от него требовалось, всегда умудрялся найти выход, шла ли речь о переправе через реку, или о дипломатических переговорах с правительствами враждебных стран, или о чем-либо еще. Но после гибели Карла… Даже со стороны можно было заметить, что в нем что-то надломилось. Он стал вдруг замкнутым и молчаливым, нерешительным в мелочах и опрометчивым во всем, что касалось его личной безопасности. А потом пришло ваше письмо. — Джон, не удержавшись, дружески потрепал ее по руке. — Да благословит вас Бог! Я не знаю, что вы там ему написали, потому что Эйвери никогда не читал его нам вслух — да мы его об этом и не просили, — зато я не раз замечал, как он перечитывал его тайком, когда думал, что рядом никого нет, особенно после того, как нам случалось попасть в очередную крупную переделку, и тогда он буквально оживал на глазах. Ваше письмо сняло бремя с его души, понимаете?

Она молчала, и тут Джон, похоже, вспомнил о правилах приличия, равно как и о том, что они были, по сути, совершенно посторонними друг другу людьми. Его смуглое лицо покраснело, и он принялся смущенно вертеть в руках шляпу.

— Впрочем, я приехал сюда вовсе не затем, чтобы портить вам настроение своими рассказами. Сегодня у меня знаменательный день — наконец-то я встретил женщину, которой удалось женить на себе Эйвери Торна.

— Что?! — Новое известие сломило ее окончательно.

— Где же он сам? — осведомился Джон. — Прокладывает новое русло для реки? У этого малого куда больше энергии, чем необходимо для здоровья. — Тут он заметил ее полные муки глаза и понял свою ошибку. — Разве вы не женаты?

— Нет! — вырвалось у нее. Это слово разбило тишину между ними на тысячу маленьких осколков. — Нет, мы не женаты.

— Извините, — с трудом выдавил гость, совершенно подавленный. — Просто… видите ли, я думал, именно этого следовало ожидать после всех ваших писем. Со стороны казалось очевидным, что вы оба… добивались расположения друг друга. И когда мне сообщили адрес Эйвери и оказалось, что он совпадает с вашим, я решил… Что ж, такой поступок был бы вполне в духе Эйвери, да и в вашем тоже, судя по тому, что я о вас знаю, — просто взять и пожениться, отбросив все условности! Мне очень жаль, если мои слова заставили вас страдать. Честное слово, мне очень жаль, — закончил он грустно.

— Все в порядке. Просто я не ожидала подобного вопроса, — ответила Лили, мысли которой вращались вокруг невольной ошибки, допущенной Джоном, — вероятно, потому, что на самом деле он не так уж и ошибался. Эти письма действительно были для них формой ухаживания. — Мистер Торн сейчас в трактире «Собака и заяц» в Литтл-Хенти.

— Понятно. — Смущенный взгляд американца был сосредоточен на кончиках его ботинок. — Что ж, в таком случае, полагаю, мне лучше отправиться туда и разыскать его. Благодарю вас за чай и за несказанное удовольствие увидеть вас воочию. Вы еще прекраснее, чем я предполагал, — добавил он, улыбнувшись, — и намного спокойнее.

Улыбка исчезла с его лица.

— Хотя в этом есть и моя вина, не так ли? Я просто не могу выразить словами, как я сожалею о том, что позволил себе сболтнуть лишнее. Я…

— Нет-нет, что вы! Пожалуйста, не думайте об этом!

— Тогда позвольте мне пожелать вам всего хорошего, мисс Бид.

Джон поднялся с кресла, хлопнув своей огромной шляпой по бедру, и направился к двери. Уже на пороге он обернулся и отвесил ей низкий поклон. Когда он выпрямился, на губах его снова появилась веселая усмешка, а в глазах вспыхнул лукавый огонек.

— Раз уж вы отказали Эйвери, мисс Бид, может быть, моя кандидатура покажется вам более приемлемой?

О душевном состоянии Лили можно было судить уже по тому, что она не стала отвечать на это нелепое предложение. Она как будто вовсе не расслышала его слов.

— Всего вам хорошего, мистер Нейл.

Лили поднялась наверх, в спальню Эйвери. Целый поток воспоминаний и ощущений обрушился на нее, пока она стояла на пороге, чувствуя, как пол уходит у нее из-под ног. Вот здесь он поднял ее на руки. Тут он осыпал ее поцелуями — бесчисленным множеством мягких, нежных, страстных поцелуев. А вот сюда он ее отнес…

Она пригладила волосы и осторожно вошла в комнату. Все здесь хранило его запах. Слабый привкус дорогого табака, аромат сандалового мыла, свежесть чистых льняных простыней и едва уловимый запах хвои, исходивший от его старых дорожных костюмов, висевших в шкафу.

Краешком глаза Лили заметила книгу, брошенную на пол, и наклонилась, чтобы ее подобрать, но тут ее внимание привлек лист бумаги, валявшийся на ковре рядом с креслом. Края его стерлись от времени и от того, что его слишком часто держали в руках. Она подняла его и, развернув, осторожно разгладила складки, чтобы бумага не порвалась.