— Алле гоп! — Лили подпрыгнула, обхватила руками колени и с сильным плеском, который почему-то принес ей столь же сильное удовлетворение, вошла в воду в самой середине пруда у мельницы. Затем она вынырнула и, смеясь, энергично встряхнула головой, разбрасывая вокруг себя мелкие брызги, окружившие сверкающим ореолом ее мокрые кудри, прежде чем упасть в покрытую рябью воду. Бернард, стоя на берегу, смотрел на нее как зачарованный.

— Ну а теперь твоя очередь, приятель! — крикнула мальчику Лили, жестом приглашая его следовать за ней.

— Может, мне лучше подождать, пока я не научусь хорошо плавать? — нерешительно отозвался Бернард. Лили зажала пальцами ноздри.

— Ты уже отлично плаваешь.

Желтоватое, болезненное лицо мальчика покрылось румянцем удовольствия, и Лили мысленно возблагодарила судьбу за озарение, заставившее ее ускользнуть на время от чересчур бдительного ока Эвелин, чтобы дать Бернарду несколько уроков плавания. Судя по всему, то обстоятельство, что она была единственным ребенком в семье двух вольнодумцев, имело свои преимущества, подумала девушка, перевернувшись на спину, в то время как Бернард осторожно спускался вниз по откосу. Спустя мгновение она услышала, как он вошел в воду. Бульканье, тихий возглас… Она с замиранием сердца ждала, пока наконец не услышала его дыхание — ровное, без малейших следов одышки, которая так часто его мучила.

— Вы действительно думаете, что я неплохо плаваю? — робко осведомился мальчик, изо всех сил шлепая руками по воде.

— Превосходно, — заверила его Лили, снова перевернувшись в воде и отталкиваясь ногами от дна, так что ее подбородок то появлялся над поверхностью, то снова скрывался под водой. — Я сомневаюсь в том, что кто-нибудь из твоих одноклассников умеет плавать хотя бы наполовину так же хорошо. Если только умеет вообще, — добавила она не без ехидной усмешки. — Считается, что это не самое подходящее занятие для аристократов.

— Ну, положим, мне оно нравится, — заявил Бернард. — А ведь я аристократ. Разве не так?

— Вне всякого сомнения. Ее ответ успокоил мальчика.

— А для тебя очень важно быть аристократом, Бернард? — спросила она его.

На худом, осунувшемся личике мальчика отразилось крайнее изумление.

— Конечно. Ведь я же Торн. Я должен быть настоящим англичанином… достойным своих предков. Без аристократов наш мир перестанет быть цивилизованным.

— Кто тебе это сказал? — насмешливо спросила Лили.

Однако Бернард не склонен был шутить, когда дело касалось таких серьезных вещей.

— Эйвери Торн.

— Гм…

Ей бы следовало сразу догадаться. Эйвери Торн. Признанный кумир подростков и любителей бульварного чтива.

— Что-нибудь не так?

Бернард, который всегда отличался редкой восприимчивостью к чувствам других людей, снова казался обеспокоенным.

До чего же больно ей было видеть это выражение на лице десятилетнего мальчика! Лили готова была сделать все, что в ее власти, чтобы оно больше не появлялось. Сегодня они оба решили немного отдохнуть — она от всех обязанностей и хлопот, связанных с управлением усадьбой, а он от своих стараний стать аристократом.

— О нет, нисколько.

Солнце согрело лицо Лили, и она снова перевернулась на спину, чтобы поплавать в прохладной воде. Ее волосы разметались по глади пруда подобно черному шелку. Она улыбнулась, и наслаждение, которое доставляли ей эти простые движения, передалось Бернарду. Мальчик улыбнулся ей в ответ.

— Хочешь, я научу тебя нырять?

Лили стояла рядом с Франциской на верхней ступеньке парадного крыльца и постукивала пальцами по конверту, прижатому к подбородку. Внизу возница и старший садовник Хоб пытались извлечь тяжелый деревянный ящик со дна телеги.

— Это что, еще одно послание от одной из твоих бывших горничных? — поинтересовалась Франциска, озадаченно глядя на телегу. — И как только тебе удалось выдать всех этих девушек за вдов с маленькими детьми, а потом найти им новых хозяев? Неужели никому не показалось странным, что за последние два года у тебя в доме появилось по крайней мере двадцать недавно овдовевших служанок?

Лили ничего не ответила. Они не раз касались в разговорах этой темы. Штат Милл-Хауса состоял преимущественно из молодых незамужних женщин, оказавшихся в «интересном» положении. После появления младенцев на свет Лили снабжала своих подопечных письмами с самыми безупречными рекомендациями, приличным выходным пособием, а в случае нужды — даже поддельными копиями брачных свидетельств, после чего переправляла их в отдаленные поместья, владельцы которых остро нуждались в прислуге. Такое положение дел как нельзя лучше устраивало всех, и Лили не понимала, почему это так забавляло Франциску.

— Как по-твоему, что там может быть? — шепотом осведомилась Эвелин, показав рукой на деревянную упаковочную клеть.

Лили с законной гордостью хозяйки окинула взглядом Милл-Хаус. Ступеньки розового гранита были отполированы до блеска, медная табличка на дверях сияла в ярких лучах солнца, обитая бронзой деревянная дверь сверкала и искрилась.

— Наверное, это бомба, которую решили подложить нам твои суфражистки, Лили, — сказала Франциска. — Клянусь, что Полли Мейкпис это так просто с рук не сойдет. Лили бросила на нее взгляд, полный мягкого укора. Возможно, Полли Мейкпис была и не самой приятной личностью на свете, однако ее вклад в некоторые важные вопросы, касающиеся защиты прав женщин, никто не мог бы оспорить.

— Это письмо пришло вместе с ящиком? — спросила Эвелин.

Лили утвердительно кивнула.

— Тогда почему бы тебе не прочесть его нам? — предложила Франциска.

— Оно адресовано не мне, а Бернарду, — ответила Лили, не скрывая разочарования.

— Бернард еще на прошлой неделе вернулся в школу, — заметила Франциска. — Я уверена, что он не станет возражать, если мы ознакомимся с указаниями, касающимися содержимого ящика, — ведь что бы там ни было, мы должны как следует о нем позаботиться.

— Да, — подхватила Эвелин. — Полагаю, Бернард с тобой бы согласился.

— Вы так думаете? — спросила Лили. Обе женщины энергично закивали.

— Что ж, если вы считаете, что меня никто не упрекнет в излишнем любопытстве…

— О нет, что ты! — нетерпеливо воскликнула Эвелин.

— Тебя, Лили? — подхватила Франциска, глаза которой округлились в притворном ужасе. — Никогда!

Лили решила сделать вид, что сдалась. Открыв конверт, она вынула оттуда листок бумаги.

— Это от него, — объявила она с нескрываемым ликованием в голосе.

В дальнейших объяснениях не было нужды. Эвелин поджала губы, изображая из себя благожелательного цензора, а на лице Франциски появилась усмешка.

Лили откашлялась.

— Вот что он пишет: «Дорогой кузен, а также все прочие, к кому в руки попадет это послание. — Она невольно фыркнула. — Надеюсь, тебе придется по душе Билли как самый совершенный образчик злобного мужененавистника, созданный насмешницей природой, какой только сохранился до сих пор в наиболее отдаленных уголках земного шара. В действительности Билли, которого ты видишь перед собой, — самка. Пожалуйста, будь так любезен передать твоему дорогому стражу, что любое сходство между стариной Билли и, скажем так, кое-кем еще является чисто случайным. Даже имя Билли, столь близкое по звучанию к ее собственному, не более чем любопытное совпадение».

— Почему ты смеешься, Лили? — обиженно спросила Эвелин. — Этот негодник еще осмеливается язвить на твой счет!

— Я знаю, — расхохотавшись, ответила Лили. — Он самый несносный человек из всех, кого я знала, и даже не скрывает этого!

— Продолжай, — попросила Франциска.

— «Итак, я решил, что из рыцарских соображений нам, мужчинам, лучше изменить пол Билли, поскольку это создание совершенно не поддается дрессировке. Вышеупомянутый Билли держал в страхе целую деревню до тех пор, пока он (или она, или оно) не пал жертвой меткого выстрела из моего „руджера“ сорок четвертого калибра. Позволю себе скромно добавить, что этот выстрел привел к тому, что люди из местного племени объявили меня богом». Ха! — не удержалась Лили.