Все же мы должны привести некоторые высказывания Шеллинга по социальным и историческим проблемам, хотя они и не играли никакой роли в гегелевской критике философии Шеллинга: этого требует постановка проблем в данной книге. Мы уже подробно показали, что между взглядами Гегеля на историю, экономику и общество и его философской постановкой проблем существовали тесные связи: постановка философских проблем вытекала из его взглядов на историю, экономику и общество и благодаря им получала специфически гегелевскую форму. У Шеллинга, как и у любого другого мыслителя, объективно должны существовать аналогичные связи, конечно, в конкретной, весьма модифицированной форме. Детальное изложение этих конкретных связей, само собой разумеется, является задачей не данного исследования, а специалистов, анализирующих философию Шеллинга. Мы же ограничимся лишь тем, что приведем некоторые, наиболее характерные высказывания Шеллинга, чтобы показать: противоположность между Гегелем и Шеллингом не ограничивалась тем центральным вопросом философской методологии, к которому Гегель сводит весь спор между ними, а касалась всех вопросом философии истории и социальной философии. Это необходимо подчеркнуть, потому что характерное для современной буржуазной литературы о Гегеле стремление смазать принципиальное различие между диалектической методологией Шеллинга и Гегеля облегчается тем, что полностью игнорируется их принципиальное различие в социально-философских взглядах (что заметно прежде всего в работах Г. Хеллера, но характерно для всей современной литературы о Гегеле).
Рассмотрим социальную философию Шеллинга иенского периода. В "Лекциях о методе академического изучения" он останавливается и на проблемах общества и истории, создает чисто формалистическую конструкцию, превращая гармонию необходимости и свободы в "потенции" реального и идеального. По существу из этого выясняется лишь то, что единство свободы и необходимости осуществляется реально в совершенном государстве, а идеально — в церкви. Соответственно это противоречие, присущее античной и современной эпохам, он рассматривает сугубо формально. Неспособность Шеллинга с помощью этой схемы понять специфический характер современного буржуазного общества отчетливо обнаруживается в следующем высказывании: "Так называемая гражданская свобода привела лишь к неясному смешению рабства со свободой, а не к абсолютному и тем самым свободному существованию одного или другого"[2].
Здесь обнаруживается полное непонимание Шеллингом тех проблем буржуазного общества, о важности которых для построения гегелевской диалектики мы подробно говорили выше. За этим непониманием скрыта явно реакционная тенденция, четко выражающаяся во взглядах Шеллинга на Просвещение, французскую революцию и задачи философии. Шеллинг крайне низко оценивает Просвещение, для него Просвещение свидетельствует о "пустоте идей" и об утверждении обыденного рассудка, который он определяет как "рассудок, сформированный ложной и поверхностной культурой и ставший пустым, бессодержательным резонерством". Согласно Шеллингу, "превращение обыденного рассудка в третейского судью в делах разума необходимым образом приводит к охлократии в царстве наук и вместе с этим рано или поздно ко всеобщему господству черни". Поверхностное понимание философии в эпоху Просвещения связано, по Шеллингу, с ее ориентацией на утилитарность. Всем этим тенденциям философия должна решительно противостоять: "Если это внезапно появившееся течение, в котором постоянно смешаны высокое и низкое и в котором чернь начинает предписывать, а каждый плебеи возводится в ранг судьи, кто-то и будет в состоянии остановить, то это лишь философия, девиз которой будет:,odi profanum vulgus et arceo""[3]. Подобных высказываний Шеллинга можно привести много, однако мы полагаем, что уже из приведенной цитаты вполне ясно: с одной стороны, Гегель в эксплицитной форме никогда не полемизировал со взглядами Шеллинга, с другой стороны, каждый, кто вместе с нами следил за развитием взглядов Гегеля в иенский период, понял, что существует диаметральная противоположность между ними по всем проблемам социальной философии.
В период подготовки "Феноменологии духа" Гегель дает широкую сатирическую критику реакционно-романтических тенденций шеллингианской школы и реакционных черт в философии самого Шеллинга, в особенности его заигрывания с мистическими и религиозными понятиями, презрения к рассудку в философии, формализма, его варварского смешения чувства и рассудка в философии. Приведем некоторые наиболее важные замечания Гегеля, относящиеся к этой критике: "Подобно тому как в поэзии существовал период гениев, так и современный период в философии кажется периодом философских гениев. Смешав углерод, кислород, азот, водород на бумаге и связав одно с другим с помощью полярности и т. д., с помощью деревянной косы тщеславия и т. д., они пускают ракеты в воздух и надеются дать изложение эмпирии. Таковы Геррес, Вагнер. Грубейший эмпиризм вкупе с формализмом различных материй и полюсов составляет обрамление для безрассудных аналогий и опьяненной мысли"[4]. В лекциях этого же периода Гегель борется с мистицизмом, который выразился прежде всего в характерной для романтиков моде на философию Я. Беме. Он сравнивает его философию с восточным мистицизмом, который он считает более глубоким: "Хотя и предполагается существование смутного посредника между чувством и наукой — спекулятивное чувство, или идея, которое не может освободиться от фантазии и чувства и все же не является большe только фантазией и чувством"[5]. Насколько Гегель саркастически презирает мнимую глубину, показывает следующий афоризм из его записной книжки: "То, что имеет глубокую значительность, именно поэтому непригодно ни для чего"[6].
Все же Гегель, особенно в своих лекциях, проводит четкое различие между адептами Шеллинга и самим Шеллингом. Мы знаем, что Гегель всегда признавал историческую заслугу Шеллинга в том, что он сделал первый шаг к объективному идеализму. В этот период он еще убежден, что Шеллинг может найти правильный путь, что его можно убедить и направить на правильный способ философствования. Даже в письме к Шеллингу, которое было им послано вместе с "Феноменологией духа", он подвергает критике его адептов, но не самого Шеллинга, хотя как читатель помнит, уже тогда Шеллинг осуществлял свои "магические" эксперименты с волшебной палочкой, к которым Гегель и в этом весьма вежливом и сдержанном письме, само собой понятно, относится более чем скептически.
Тем более ярко и саркастично он подвергает критике в своих лекциях школу Шеллинга и предостерегает слушателей от того, чтобы попасться на удочку мнимого величия и помпезности терминологии адептов Шеллинга. "Тайное становится явным при свете дня, за этими пугающими выражениями скрываются весьма банальные мысли. В глубины этой философии… я не могу Вас привести, потому что в ней нет глубины, и этим я хочу сказать, чтобы Вы не убаюкивали себя тем, что за этими вычурными, тяжеловесными выражениями якобы скрывается некий смысл. На деле же формализм этой философии легко постигается. Например, вместо того чтобы говорить, что нечто имеет длину, Вы говорите, что нечто существует в длине и эта длина суть якобы магнетизм; вместо того чтобы говорить о ширине предмета, Вы говорите, что вещь существует в ширине и она суть электричество; вместо того чтобы говорить, что предмет обладает определенной толщиной и телесностью, Вы говорите, что он существует в трех измерениях; вместо слова "заостренный" Вы говорите, что это полюс сжатия (Kontraktion), вместо того чтобы сказать, рыба такой-то длины", Вы говорите, что она подчиняется схеме магнетизма, и т. д. и т. п."[7].
