К каким конкретным философским заблуждениям привело это-толкование противоречивости честного и одаренного мыслителя Зольгера, не является предметом нашего изложения. Достаточно сказать, что с этой точки зрения он выработал философски глубокое, диалектическое обоснование упомянутого несуразного и ложного понятия иронии и, несмотря на свою значительно большую философскую глубину, пошел по пути романтизма, по которому шли Шлегель и Шеллинг. И это не случайно, как не случайно и то, что трагическая противоречивость человеческого прогресса в ее гегелевской "примирительной" форме оказывается богатым и конкретным изображением действительных противоречий социально-исторической жизни, в то время как верность принципу трагически непримиримой противоречивости принимает у Зольгера совершенно абстрактную мистифицированную форму.

В этой последней противоположности выражается внутренне-противоречивый характер гегелевского "примирения". С одной стороны, это примирение является идеалистической мистификацией непримиримых противоречий, с другой же стороны и одновременно, именно в этом выражен реалистический смысл концепции Гегеля, его связь с социальной действительностью своего времени, его глубокое знание действительной жизни человеческого общества, его стремление распознать противоречия прогресса там, где происходит их действительная борьба, — в экономической жизни людей. Конкретность диалектики Гегеля могла возникнуть только из этой его любви к действительности, из этой глубокой привязанности к ней. И то, что кульминационной точкой его системы "примирение", показывает лишь то, что достижения прогресса, пока классовое общество не закрывает собой горизонта, возникали даже в специфической сфере сознания, в сфере философии, только путем противоречий, лишь на обходном пути "ложного сознания" (Энгельс).

В нашем предшествующем изложении было показано, что Гегель и Шеллинг, хотя и боролись совместно с субъективным идеализмом, были единодушны отнюдь не во всех философских вопросах. Различие между ними никак не обнаруживалось в период их совместной работы до 1803 г., года переезда Шеллинга в Вюрцбург; это различие можно выявить лишь из противоположной тематики их статей. В период их личного содружества Гегель экспериментирует с понятийным аппаратом Шеллинга. И только в лекциях 1805/06 гг. Гегель полностью освобождается от терминологии Шеллинга.

Одновременно с окончательной выработкой специфической гегелевской линии философствования и в языково-терминологической области начинается острая полемика прежде всего с учениками и адептами Шеллинга, а затем и с самим Шеллингом. Для изучения этого переходного этапа в развитии Гегеля мы находим материал, с одной стороны, в иенской записной книжке Гегеля, о датировке которой мы уже говорили; с другой стороны, большое значение имеет фрагмент из лекций Гегеля последних иенских лет, который Розенкранц опубликовал под названием "Дидактическая модификация системы"[1].

Если мы хотим правильно понять и оценить разрыв между Шеллингом и Гегелем, не следует соблазняться видимостью того способа изложения, при котором мы следуем шаг за шагом за развитием Гегеля, в то время как философия Шеллинга нас интересует лишь как нечто прямо противоположное ей или же как объект гегелевской критики. При таком подходе может возникнуть иллюзия, будто взгляды Шеллинга вообще в этот период не распивались, будто окончательная критика Гегеля, его решительное отрицание философии Шеллинга в 1807 г. направлены против самого Шеллинга, с которым он в 1801 г. был солидарен в борьбе против субъективного идеализма.

Мы не можем здесь изложить процесс внутреннего развития Шеллинга, но следует в нескольких словах охарактеризовать важнейшие этапы развития его мысли в рассматриваемый период. Исходным пунктом философского сотрудничества обоих философов была работа Шеллинга "Система трансцендентального идеализма" (1800). Следующее его произведение — "Изложение моей системы философии" (1801) — отмечено большой близостью Шеллинга гегелевской мысли и попыткой освоить принципы гегелевской диалектики. Однако вскоре во взглядах Шеллинга обнаруживаются прямо противоположные тенденции отчасти в постоянном превознесении чисто конструктивного метода в натурфилософии, отчасти во все более усиливающемся превознесении эстетической точки зрения вследствие обоснования интеллектуального созерцания фактами эстетики. Уже в первой системе существовали эти тенденции, позднее приведшие к сближению с тем культом гения, который характерен для романтиков, отчасти во все большем восприятии прямых мистических течений, опять-таки и тесной взаимосвязи с философией романтиков, с их превознесением натурфилософии и теософии Якоба Беме.

Сближение с романтиками впервые обнаруживается в иенском диалоге "Бруно" (1802), — правда, в платонистско-мистической форме.

После переезда в Вюрцбург Шеллинг публикует новую работу — "Философия и религия" (1804), в которой совершенно отчетливо обнаруживается его религиозный мистицизм. Эта работа имеет большое значение для изучения развития Шеллинга, поскольку в ней достаточно ясно проявляется ядро его позднейшей реакционной философии.

Шеллинг отошел от общей линии, от построения объективно-идеалистической диалектики как философии прогресса еще до того, как Гегель начал критиковать его философию, и выход в свет этого произведения Шеллинга означал, что пути обоих мыслителей объективно и окончательно разошлись.

Другие обобщающие труды Шеллинга последних лет иенского периода — "Лекции о методе академического изучения" (1802) и "Философия искусства" (1802–1803) — свидетельствуют о его переходе к религиозному мистицизму, причем следует отметить, что "Философия искусства", благодаря освоению большого исторического материала, принадлежит к вершинам творчества Шеллинга.

Однако, если мы хотим проследить все более обостряющуюся полемику Гегеля с Шеллингом, мы не должны забывать, что она обусловлена не только развитием Гегеля, но и развитием Шеллинга, идущего в прямо противоположном направлении.

Обсуждая философские контроверзы между Гегелем и Шеллингом, нельзя упускать из виду, что по целому ряду пунктов, в которых обнаруживается противоположность их взглядов, не сохранилось ни документов, ни высказываний самого Гегеля. Речь идет не о случайных пробелах в наших материалах, но о принципиальном методологическом различии между тем, как Гегель полемизирует с субъективным идеализмом Канта, Якоби и Фихте, и тем, как он позднее критикует философию Шеллинга. Как мы уже видели, борьба с субъективным идеализмом была универсальной, она была движима общими проблемами построения философии и охватывала вполне конкретные, частные вопросы философии морали, социальной философии и философии права. В критике же Шеллинга Гегель, напротив, даже в своих частных заметках касается лишь центральных проблем философской методологии.

Если рассмотреть публикации Гегеля и Шеллинга только иенского периода — позднее мы приведем наиболее характерные высказывания, — то становится ясным, что они во многих вопросах расходятся друг с другом уже тогда. Однако именно об этих, объективно складывающихся разногласиях нет никаких документов. Нам совершенно неизвестно, приводили ли устные споры между Шеллингом и Гегелем к выработке общего языка, как они его вырабатывали, поскольку Гегель даже в своих личных заметках не оставил и намека на это.

В различной методологии полемики, в ограничении критики Шеллинга центральными методологическими философскими вопросами проявляется большая философская самостоятельность и зрелость Гегеля по сравнению с его же полемикой с философией Фихте. Тогда он лишь начинал систематическую разработку своей методологии, ее систематическое применение ко всем областям знания (обществу, истории, природе). Разработка метода в ходе применения его к различным областям знания происходит в борьбе с субъективным идеализмом. Теперь же процесс осознания методологических проблем философии завершился. Гегеля больше не интересует изложение преимуществ своего метода путем доказательств неприемлемости позиций противников и правильности своей точки зрения при решении конкретных, частных вопросов. Необходимо напомнить, что философия морали и государства была составной частью философских систем не только выдающихся представителей субъективного идеализма, но и Гегеля, тогда как в системе Шеллинга эти проблемы играли сугубо второстепенную роль. Теперь же речь идет о важнейшей методологической проблеме объективного идеализма — объективной диалектике. Но выражению Гегеля, если решить эти вопросы, то для философии будут решены все остальные вопросы.