быть названо поэзией в философии в соответствии с изначальным смыслом этого слова, основывается на продуктивной способности"[13].
Очевидна связь теории познания Шеллинга с его взглядами на общество, на Просвещение и революцию, о которых мы ранее говорили. Аристократизм в теории познания пытается и в этой области провести четкую грань между "избранными" и "чернью", осуществить реставрацию в политической области. Страстность полемики Гегеля с теорией "интеллектуальной интуиции" основывается, с одной стороны, на его решимости сохранить в чистоте научность философии от всякого иррационалистического тумана, от путаного бахвальства, а с другой стороны, она имеет и свои политические корни. Современное общество, как его понимает Гегель, возникло из французской революции и существует не только объективно, но и субъективно, не только само по себе, но и для себя, будучи воплощением мирового духа. Это значит, что возвращение духа к самому себе благодаря современному государству ив современном обществе должно быть не только объективно истинным, но и доступным познанию любого человека.
В своиx лекциях Гегель проводит эту мысль весьма четко: "Необходимо кратко сказать о том, что философия как наука разума благодаря всеобщему способу своего бытия по своей природе существует для всех. Не все постигают философию, но нельзя сказать, что те немногие из людей, которые ее постигают, должны быть-де князьями. Возмутительно, что некоторые люди возвышаются над другими, обосновывая это тем, что они будто бы различны по своей природе, являются существами иного рода"[14].
Очевидна связь гегелевской постановки теоретико-познавательных вопросов с его общими политическими взглядами, и очевидно также, насколько ложно мнение, согласно которому Гегель видит в общем сословии родовую феодальную аристократию. Вместо с этим ясно, что на первый взгляд сугубо философская противоположность между Шеллингом и Гегелем коренится в глубоком различии их социально-исторических, политических взглядов.
Гегелевское отрицание той роли, которую отводил Шеллинг избранным гениям в познании абсолютного, означает, конечно, что возможность этого познания открыта для каждого человека, что каждый может выработать ее в себе. Она действительно приобретается, и для этого необходима, согласно Гегелю, значительной мыслительная работа. Тут коренится важнейшая задача философии, так как работа эта может быть облегчена именно благодаря философской методологии. В своих частных философских заметках Гегель так формулирует эту программу: "Необходимо сломать барьер между терминологией философии и обыденным сознанием"[13].
Сформулированная здесь программа получила свое завершение и "Феноменологии", в предисловии к которой Гегель говорит: "Наука, с своей стороны, требует от самосознания, чтобы оно поднялось в этот эфир — для того, чтобы оно могло жить и жило с наукой и в науке. Индивид, наоборот, имеет право требовать, чтобы наука подставила ему лестницу, по которой он мог бы добраться по крайней мере до этой точки зрения, чтобы наука показала ему эту точку зрения в нем самом. Его право зиждется ил его абсолютной самостоятельности, которой он может располагать во всяком виде (Gestalt) своего знания, ибо во всяком таком виде — признает ли его наука или нет, и при любом содержании-индивид есть абсолютная форма, т. е. непосредственная достоверность себя самого и, — если бы этому выражению было окапано предпочтение, — он есть тем самым безусловное бытие"[16].
Осуществлению этой задачи посвящена вся "Феноменология". Но высказанная уже здесь программа является полным, беспощадным отрицанием того непосредственного отношения к философии, которое характерно для Шеллинга. В прямой связи с процитированными нами программными заявлениями Гегель дает критику, краткую и одновременно уничтожающую, шеллинговского понятия "интеллектуальной интуиции": эта интуиция "не будет, кроме того, и тем вдохновением, которое начинает сразу же, как бы выстрелом из пистолету с абсолютного знания и разделывается с другими точками зрения уже одним тем, что объявляет их вне сферы своего внимания"[17].
В этой критике прежнее, нам уже известное различие между диалектикой Шеллинга и Гегеля в трактовке противоречия и eго преодоления достигает осознанного противопоставления. Мы не раз говорили об этом различии.
У Шеллинга речь идет о непосредственном единстве противоречий, причем в этом единстве противоречивость исчезает, в то-время как тождество противоположностей для Гегеля было противоположностью тождественного и нетождественного. Соответственно этому противоречия не гаснут в единстве, моменты и части абсолютного — в абсолютном, а снимаются в трояком гегелевском смысле, а именно преодолеваются, сохраняются и поднимаются на более высокую ступень.
В предисловии к "Феноменологии" Гегель и упрекает Шеллинга в растворении всех моментов в абсолюте. Он критикует Шеллинга за то, что у него все исчезает в пустой бездне абсолюта. "Одно это знание, что в абсолютном все одинаково, противопоставлять различающему и осуществленному познанию или познанию, ищущему и требующему осуществления, — или выдавать свое абсолютное за ночь, в которой, как говорится, все кошки серы, — есть наивность пустоты в познании"[18].
И Гегель связывает с этой полемикой далеко идущую критику непосредственности. Он критикует философию непосредственности, исходя из фундаментальной для своей концепции идеи о том, что человек есть продукт своей деятельности и потому достигает своего действительного бытия лишь как результат, а не как исходный пункт. Превращение бытия в деятельность преодолевает резкое противопоставление позитивного и негативного, характерное для Шеллинга: "… только это восстанавливающееся равенство или рефлексия в себя самое в инобытии, а не некоторое первоначальное единство как таковое или непосредственное единство как таковое, — есть то, что истинно. Оно есть становление себя самого, круг, который предполагает в качестве своей цели и имеет началом свой конец и который действителен только через свое осуществление и свои конец"[19].
С высоты этой дискуссии небезынтересна дискуссия между Фихте и Шеллингом, проходившая несколько лет назад. Тогда Фихте упрекал Шеллинга, что он вносит в абсолют различия, а именно количественные различия. Он писал Шеллингу: "Различие между нашими взглядами я могу кратко выразить следующим образом: абсолют существует только в форме количественных различий, утверждаю, по Вашим словам, я в своем изложении. Этo, правда, утверждаете Вы, и именно поэтому я считаю Вашу систему ложной… Точно так же я нахожу ложной и систему Спинозы и вообще любой догматизм… Абсолют не был бы абсолютом, если он существует в какой-либо форме"[20]. В этом замечании ясно обнаруживается связь между Кантом и Фихте. Хотя исходный пункт философии Фихте — Я - должен быть преодолением кантовской вещи-в-себе, однако и там и здесь обнаруживается отсутствие каких-либо свойств. Фихте полагает, что благодаря "интеллектуальной интуиции" Я достигает самопознания, однако, поскольку из абсолюта принципиально исключены все свойства, все определения, все изменения, познавательный характер этого самопознания является самообманом. Формально, конечно, говорится о познаваемости в отличие от принципиальной непознаваемости кантовской вещи-в-себе, но содержанием этого познания является та же неопределенная пустота, которая присуща и кантовскому отречению от познания абсолюта.
