Сван мертв. Джекки мертв. Большая часть банды Алима погибла там, в долине реки Тьюл. Братьев и сестер убили удушающие облака желтого газа. Газа, обжигающего словно огонь. Алим ощутил руки Эрики, накрывающие его лицо какой-то тканью. Но не мог сфокусировать свои глаза настолько, чтобы увидеть Эрику. Она хорошая женщина. Белая женщина — но она осталась с Алимом, вытаскивала его, когда все остальные бежали. Алиму захотелось сказать ей об этом. Если б только он мог говорить…

Он почувствовал, что грузовик замедлил ход. Услышал, как дозорный окликнул подъехавших. Значит, доехали до нового лагеря, и кто-то наладил организацию, расставил часовых. Хукер? Алим подумал, что Крючок, скорее всего остался в живых. Он не переправлялся через реку, он корректировал огонь мортир. Крючок должен был спастись — если только его не настигла погоня. Алим поразмышлял, хочется ли ему, чтобы Хукер выжил. Ничто в мире более не имело никакого значения. Молот убил Алима Нассора.

Грузовик остановился вблизи лагерного костра, и Алим почувствовал, как его вытаскивают из грузовика. Его положили возле костра, тепло огня было приятным. Эрика осталась с ним. Кто-то принес для Алима тарелку горячего супа. Алиму было слишком трудно сказать, что это — напрасная трата хорошего супа. Что когда он уснет в очередной раз, то уже никогда не проснется. Собственная слизь душила его. Он сильно закашлял, пытаясь прочистить легкие — чтобы смог говорить. Но это было так больно, что Алим перестал кашлять.

Постепенно его мозг уловил чей-то голос.

— И вы, открыто неповинующиеся Господу Богу сонмов! Слушайте: Ангелы Бога, ваша вера воплощена в Армии. Стратегия! То, что делают Ангелы, определяется соображениями стратегии! Положитесь на Господа Бога Иегову! Делайте его дело! О, народ мой, выполни его Волю! Уничтожь, как хочет этого Бог, Цитадель Сатаны. И тогда ты одержишь победу!

Голос пророка хлестал словно бичом в уши Алима.

— Не плачьте по павшим, ибо они пали, служа Богу! Великой наградой будет воздано им. О вы, Ангелы и Архангелы, услышьте меня! Сейчас не время для печали! Сейчас время наступать во имя Бога!

— Нет, — задыхаясь прошептал Алим, но никто его не услышал.

— Это в наших силах, — сказал неподалеку чей-то голос. Спустя мгновение Алим понял, чей это голос. Джерри Оуэн. — У тех, кто засел на ядерном центре, нет отравляющего газа. А даже если он вдруг у них появится — не имеет значения. Мы установим на барже все наши мортиры и безоткатные орудия, и нанесем удар по турбинам. Этот удар будет означать гибель ядерного центра.

— Бейте во имя Божие, — прокричал Армитаж. Этот призыв нашел отклик.

— Аллилуйя! — выкрикнул кто-то. — Аминь! — послышался еще чей-то голос. Одинокие вначале, по мере того, как Армитаж продолжал, эти возгласы стали более многочисленными, в них зазвучал энтузиазм.

— Дерь-мо, — это, наверняка, сержант Хукер. Алим не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на него. — Алим, ты меня слышишь?

Алим чуть кивнул.

— Он показывает, что слышит, — сказала Эрика. — Оставьте его в покое. Ему нужно отдохнуть. Я настаиваю, он должен немного поспать.

Поспать! Сон наверняка убьет его. Каждый вдох давался в результате усилий, за вдох нужно бороться. Если Алим перестанет стараться дышать, через миг он будет мертвым.

— Что, черт возьми, мне теперь делать? — спросил Хукер. — Ты — единственный оставшийся брат, с которым я могу посоветоваться.

Губы Алима зашевелились, беззвучно произнося слова. Эрика переводила.

— Он спрашивает, сколько братьев осталось?

— Десять, — сказал Хукер.

Десять чернокожих. Может быть, последних чернокожих в мире? Разумеется, нет. Еще осталась Африка. Разве не так? А вот среди врагов, чернокожих — ни одного — видно не было. Может быть, негров во всей Калифорнии больше нет. Алим зашептал снова.

— Он говорит, что десять — это мало, — сказала Эрика.

— Да, — Хукер наклонился поближе, чтобы мог говорить прямо в ухо Алима. Никто другой не должен его слышать. — Мне предстоит остаться с проповедником, — сказал он. — Алим, он сумасшедший? Или он прав? Сам я никак не могу додуматься.

Алим покачал головой. Ему не хотелось говорить на эту тему. Армитаж начал вещать снова — о рае, который ждет павших. Слова перепутывались, расплывались в тумане. Медленно ползли сквозь мозг Алима. Рай. Может быть, это правда. Может быть, этот псих — проповедник прав. Лучше думать, что он прав.

— Ему известна истина, — задыхаясь, шепнул Алим.

От тепла костра сделалось почти хорошо. Тьма сгущалась в голове Алима — несмотря на проблеск солнечного света, который, как показалось Алиму, он увидел. Слова проповедника плыли сквозь тьму, тонули.

— Нанесите удар, Ангелы! Не медлите! Настал день, настал час! Такова воля Божия!

Последнее, что услышал Алим, был выкрик сержанта Хукера: — Аминь!

Когда Маурин добралась до госпиталя, ее перехватила Леонилла Малик и твердой рукой провела в одну из комнат.

— Я пришла помочь, — сказала Маурин. — Но я еще хотела бы поговорить с ранеными. Один из сыновей Таллифсена был в моей группе, и он…

— Он мертв, — без всяких эмоций перебила ее Малик. — Мне нужна ваша помощь. Вам приходилось когда-либо работать с микроскопом?

— Со времен колледжа, где нам преподавали биологию — нет.

— Вы не могли забыть, как следует обращаться с микроскопом, — сказала Леонилла. — Сперва мне нужно взять пробу крови. Сядьте сюда, пожалуйста. — Она вытащила из скороварки иглу и шприц. — Это мой автоклав, — объясняла она. — Пусть и не очень хорошо, но свое назначение выполняет.

Маурин захотелось спросить, а на что употребили остальные скороварки, бывшие в доме. Игла вошла в ее руку — Маурин вздрогнула. Кровь была темной. Леонилла осторожно направила струйку в пробирку (пробирку отыскали в детском наборе для опытов по химии).

Потом Леонилла вложила пробирку в носок. Привязала к носку отрезок веревки и начала вращать его над головой.

— Центрифугирую, — пояснила она. — Я показываю вам, как все это делается, и потом эту работу вы сможете выполнять сами. Нам в лаборатории очень нужны помощники, — говоря это, она продолжала вращать пробирку.

— Итак, — сказала она, — мы отделили клетки крови от плазмы. Теперь плазму мы переливаем в другой сосуд, а кровяные клетки помещаем в соляной раствор — действовала Леонилла очень быстро. — Вот на этой полке у нас образцы кровяных клеток и плазм тех, кому требуется переливание клеток крови. Проверим, как реагирует ваша кровь с их кровью.

— Разве вам не нужно заранее знать, к какой группе относится моя кровь? — спросила Маурин.

— Нужно. Но чуть попозже. Я должна в любом случае проверить реакции. Я не знаю, к каким группам относится кровь раненых. Так что выбранный путь наиболее надежен. Хотя и гораздо более неудобен.

В этой комнате раньше помещался кабинет. Стены были не так давно выкрашены. И теперь выскоблены до блеска. Стол за которым работала Леонилла, был пластмассовым — и очень чистым.

— Итак, — сказала Леонилла, — ваши кровяные клетки я вношу в сыворотку крови раненого, а его кровяные клетки в вашу сыворотку. Вот таким образом, а теперь посмотрим в микроскоп.

Микроскоп тоже был из детского набора. Кто-то поджег местную школу раньше, чем Харди догадался послать туда людей за научно-исследовательским оборудованием.

— Работать с этим микроскопом очень трудно, — сказала Леонилла, — но работать с ним все же можно. Будьте очень осторожны, наводя фокус, — она поглядела в микроскоп. — Ага. Эритроциты слипаются в так называемые монетные столбики. В доноры для этого раненого вы не годитесь. Поглядите, вы сами все поймете.

Маурин поглядела в микроскоп. Сперва она ничего не увидела. Но потом настроила фокус, пальцы еще не забыли, как это делается… Леонилла была права, подумала Маурин. Если когда-то было умение, то этого по-настоящему уже не забудешь. Когда изображение полностью сфокусировалось, Маурин увидела красные кровяные тельца.